Подъем (СИ) - Стасина Евгения. Страница 32

— Встал? — сухо интересуется Марго, стоя на пороге спальни в своих короткий бежевых шортиках. Ее волосы беспорядочно спускаются по плечам, а пальцы потирают заспанные глаза.

— Как видишь, — без всякого интереса переключая каналы, отвечаю я, провожая взглядом ее хрупкую фигуру, беременность в которой выдает разве что округлый живот. — Поешь? Я заказал еду из твоего любимого ресторана…

— Не хочу, — как всегда, мгновенно заводясь, пресекает мою попытку, усадить ее рядом и встает у окна. — Только не нужно сочувствующих взглядов! Терпеть не могу, когда ты так на меня смотришь!

— Я лишь предложил тебе пообедать. Ты собираешься и дальше воспринимать каждое мое слово в штыки?

— Не делай вид, что тебя это волнует! — от сквозящей в ее голосе злости, воздух вокруг заметно сгущается, делая невыносимым каждый последующий вдох.

— Я не могу не ехать, — я устало прохожусь ладонями по лицу, прекрасно зная наперед все, что она собирается мне сказать.

— Конечно! Зато ты можешь спокойно оставить беременную жену, недавно потерявшую отца, на новогодние праздники!

— Мы это уже обсуждали. Я вернусь тридцать первого утром, и твоя мама согласна побыть с тобой эти три дня.

— Прекрасно! Как хорошо ты устроился! Передашь меня матери, пока сам будешь наслаждаться компанией бывшей жены!

— Не неси ерунды!

— Я что, по-твоему, дура? Думаешь, я не заметила, как ты изменился в лице, увидев газету? Конечно, наверное, тяжело осознавать, что она отряхнулась и пошла дальше? Да еще и нашла вариант побогаче? — ехидно бросает Марго. — Думаешь, я не знаю, что ты постоянно ей названиваешь?

— Я лишь пытаюсь добиться встречи с ребенком! И перестань орать! Тебе нельзя нервничать! — вставая с дивана, решаюсь уйти в кухню, чтобы она хоть немного поуспокоилась.

— Я сама буду решать, когда мне орать, а когда нет! Думал, что я буду молчать, видя, как ты наглаживаешь свои рубашки перед встречей с Машей? Черта с два! — обгоняя меня и перекрывая собой проход в столовую, выставляет передо мной кулак, со сложенными в фигу пальцами. — Не думай, что я так просто отдам тебя ей!

— Рита, — закатывая глаза к потолку, не знаю, как достучаться до своей женщины. — Я лишь хочу повидаться с сыном!

— Пусть он приедет сюда! С чего вдруг такая принципиальность? Она просто решила воспользоваться моментом и отомстить мне за твой уход!

— Прекрати!

— Нет! Только попробуй поехать и можешь проваливать ко всем чертям! — толкая меня в грудь, заливается слезами, даже не задумываясь над тем, что врач настоятельно рекомендовал ей покой. — Ненавижу! Как я вас всех ненавижу!

— Успокойся! — я прижимаю ее к себе, сдерживая руки, которые она старательно пытается освободить, чтобы замахнуться на меня своей трясущейся ладонью. — Тшш…

— Нет, нет! Скажи, что не поедешь! Скажи, что останешься! Это низко, так поступать со мной в такой момент! — теперь вцепившись в мою футболку, рыдает уже навзрыд. — Я прошу, давай съездим вместе, когда я рожу! Только не оставляй! Хочешь, я сама с ней созвонюсь, буду ее умолять, чтобы она пустила ребенка к тебе! Андрей, ну, пожалуйста!

— Ритка, прошу, прекрати, — начинаю покрывать ее лицо беспорядочными поцелуями. — Какая же ты дура, Ритка!

— Дура, потому что боюсь тебя потерять, — отвечая мне, еще крепче прижимает к себе. — Я прошу, не уезжай, не сейчас, когда папа ушел…

И я киваю, подхватив ее на руки, устраиваюсь с ней на кожаном кухонном диванчике, поглаживая по волосам, пока она старается подавить последние отголоски истерики… Мы вместе четвертый год, казалось бы, пора научиться давать ей отпор, закрывая глаза на ее срывы, но я по сей день не в силах сопротивляться, видя катящиеся крупным градом слезы по ее щекам…

— Поедем покупать коляску? Я, наконец, определилась, — обвив мою шею руками, спрашивает Марго, шмыгая носом и заглядывая в глаза.

— Ладно, только поешь для начала, — помогая ей слезть с моих колен, одергиваю задравшуюся на животе майку, на некоторое время задерживая пальцы на ее округлившейся талии.

— Ну, уж нет! Ты же не хочешь заставить меня разогревать это, — демонстрируя мне контейнеры с ее любимым лососем, удивляется девушка. — Заедем куда-нибудь по пути. Нальешь мне чай, пока я приму душ?

— Ты не говорила Маше, что я собираюсь приехать? — устроившись в своем кресле, листаю стопку бумаг.

— Нет, ты же просил… Вы так и не поговорили?

— Нет, за эти три месяца, она отвечала на мои звонки лишь пару раз…

— А Семка?

— Семка, — горько вторю своей матери. — В последнее время, он говорит со мной не больше минуты.

— Что ж ты творишь, сынок? — не скрывая боли, сетует пожилая женщина, еще больше ковыряя рану в моей груди, своим тихим голосом.

— И сам знаю, что кругом виноват…

— Дай бог, чтобы вы с Машей сумели пообщаться… Рита прилетит с тобой?

— Мам, тут все не так просто… — закрывая папку с документами, тру свою переносицу.

— Андрей! Только не говори, что и в этот раз поездка откладывается!

— Рита сама не своя. После смерти Олега Ивановича она просто, как с ума сошла. То кричит, то заливается слезами, то часами не говорит со мной. За эти три недели я уже дважды вызывал ей врача… — меня невольно передергивает от воспоминаний, как побледнело ее лицо от известия о смерти папы, как она горько плакала, завывая посреди больничного коридора, осев на каменный пол. Я не понаслышке знаком с той болью, что приносит с собой утрата родного любимого человека, как твою душу разрывает на части от невозможности все исправить, крепко вцепиться в руку своего близкого, не давая ему возможность оставить этот мир. И пусть позади было два долгих месяца, в течение которых врачи боролись за здоровье моего будущего тестя, и прогнозы их были неутешительны, к безвременному уходу своего родственника, друга или знакомого, никогда не успеешь подготовиться. Даже если все вокруг будут пытаться настроить тебя на столь неблагоприятный исход — потеря отца все равно выбьет почву из-под твоих ног, навсегда поселяя в душе ноющую тоску и скорбь.

— Я все понимаю, но что ж ты носишься с ней, как курица с яйцом?

— Мам… Я просто не могу оставить ее сейчас. Беременность протекает не так хорошо, как бы нам того хотелось…

— Пусть ляжет в клинику и преспокойно восстанавливается под наблюдением специалиста! В конце концов, когда ты успел перенять мои знания в акушерстве? Чем ты сможешь помочь, если вдруг возникнет необходимость? Из любой ситуации можно найти выход!

— И я пытаюсь его найти! Просто сейчас я вынужден уступить.

— Так, значит, я права? Без твоей Риты не обошлось? Ты хоть понимаешь, что она делает все, лишь бы пропасть между тобой и Семеном разрослась до такой степени, что ни один мост не проложишь? — узнаю эту интонацию, когда моя мать превращается в требовательную зав отделения, пытаясь втемяшить в голову подчиненных, что их действия недопустимы.

— Я приеду, как только Рита родит. Боюсь, что не уступи я сейчас, все это добром не кончится!

— Да что ж это за отношения? Где ж это видано, чтобы жена так не уважала желания своего мужчины?! Потакая ее капризам, ты обижаешь собственного ребенка, и она не может этого не понимать!

— Мам, давай закроем эту тему.

— Ты говоришь так всякий раз, когда не хочешь слышать правду. Андрей, разве стоило ради такой жизни рушить семью?

— Я люблю ее.

— Любовь должна окрылять, а Марго лишь подталкивает тебя к краю…

— Прекрати. Лучше посоветуй какие-нибудь успокоительные. Я всерьез за нее переживаю.

— Прости сынок, но медицина тут бессильна. От человеческой подлости лекарство еще не придумали, — и услышав мой тягостный вздох, решает резко сменить тему. — Маша познакомила нас с Сергеем. Встретились с ними у подъезда, — не знаю, чего она добивается, но, лишь услышав треск, замечаю, что умудрился сломать зажатый в руке карандаш.

— К чему ты мне это рассказываешь?

— К тому, что не ровен час, и она познакомит его с Семеном. Упустишь ребенка сейчас, потом не пеняй на судьбу, когда он станет его считать своим папой.