Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 28

В этот момент бродяга вышел за ворота, и никем не остановленный, побежал.

ПУСТОЕ И НЕЗРИМОЕ

Ноктавидант чувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Мир кувыркнулся, и не один раз, прежде чем у него получилось преодолеть тоннель.

Оборванца, которого он преследовал несколько минут назад, нигде не было видно. Вместо него у самого выхода лежал человек в солдатском обмундировании, а поверх него… Ноктавидант не поверил своим глазам.

Принципал был мёртв. Клирик смотрел на тело перед собой и единственной мыслью, возникшей у него в голове, была следующая: как поступят с трупом? Принципал весил слишком много, чтобы даже несколько людей могли поднять его. Или, может быть, с телом обойдутся так же, как с телами морских гигантов, выброшенных на берег? Распилят на части — и обратно в воду…

Ноктавидант поднял голову. Окна принципальских покоев были прямо у него над головой.

А ведь ещё совсем недавно Ноктавидант сам пытался ступить на подоконник. Что было бы, если бы у него получилось? Или куратор всё так и задумывал? Выдать происходящее за невинную игру, простую шалость. Клирик внезапно вспомнил, как видя его смятение, принципал смеялся. Что ж, именно он, а не Ноктавидант лежал сейчас лицом в пыли. Интересно, куратор спланировал всё заранее или принимал решения на ходу?

Только сейчас Ноктавидант понял, что неким образом и сам был виновен в смерти оракула. Ведь если бы беспечность принципала не сбила его с толку, не убаюкала подозрительность — кто знает, может на камнях мостовой оказался бы злосчастный куратор?

Что в итоге?

Завладев кровью оракула, куратор получил все его знания, включая те, которых безуспешно добивались многие годы клирики (и один за другим проиграли эту битву).

А что же предсказания?

Уже известные Ноктавиданту, и те, которыми оракул не пожелал поделиться?

Клирик не сомневался, таких было большинство, и каждое из них — чистое, истинное знание, хранящееся глубоко в разуме оракула. Опять же — в отличие от тех скудных крох, которыми он делился с Ноктавидантом и его предшественниками, ведь никто не мог сказать, правду говорил прорицатель или нет. Клирик допускал, что многие (а может, и все) предсказания, «уходившие» вверх в виде сообщений в зашифрованных капсулах могли оказаться обычной выдумкой. В любом случае их стоило проверять… И вот теперь у противника появилось простое и надёжное средство. Подумав об этом, Ноктавидант не удержался от иронии: действительно, кто бы мог предположить, что для того, чтобы добраться до знаний оракула, придётся залезть тому в голову… Буквально.

Завладев кровью оракула, куратор получил все его знания. Теперь он и сам в какой-то мере сделался предсказателем. Знать будущее наперёд, пусть это будущее и увидено кем-то — разве это не способность предвидеть?

От этих мыслей кружилась голова. Вдобавок к увиденному в комнате над залом оракула и безуспешной погоне по коридорам дворца Ноктавидант испытал давно забытое чувство: собственного бессилия. Изменить что-то можно было лишь найдя и уничтожив куратора, однако что-то подсказывало клирику, что тот давно скрылся. Бежал, как тот бродяга минуту назад. Может быть, даже вышел сквозь те же самые ворота…

И все же, решил клирик, нелишним будет проверить покои принципала. Оставался ещё шанс, что в них обнаружиться нечто, что прольёт свет на решение церковного иерарха пригласить во дворец чужеземного шпиона… Неужели враг проник так высоко? Или и здесь не обошлось без принуждения, фантомов и наваждений?

Внезапно над головой Ноктавиданта прогремел взрыв.

Клирика швырнуло на камни двора. Сверху посыпался мусор: каменная крошка, бумага, щепки, некогда бывшие частью деревянного окна. Ударная волна была настолько сильной, что перевернула стоявшую неподалёку подводу с камнем…

Все вокруг заволокло дымом. Раздались крики. Кричали от страха и боли.

Лёжа на земле, Ноктавидант с трудом различал окружающее. Рядом двигались какие-то тени, а затем чьи-то сильные руки подхватили его и понесли. Он ощущал, как по лицу струится кровь, рот наполнился солёным и вязким — падая, он прикусил язык.

Но не это было самым страшным. Когда дым немного рассеялся, он увидел, что осталось от дворца.

Весь третий этаж был уничтожен. Взрыв, затронул почти всё крыло. Из пустых оконных проёмов вырывались языки пламени, из некоторых наружу продолжал сыпаться мусор, горящие обрывки бумаги и свитков, лоскуты штор. В воздухе разносился запах готовящегося на огне жаркого. Лишь спустя несколько ударов сердца Ноктавидант понял, что так пахнет сгоревшая плоть…

В ТИШИНЕ МЁРТВЫХ УЛОЧЕК

Дворец принципала остался далеко позади, но его расположение все ещё угадывалось по столбу черного дыма, поднимающемуся в небо. Что там произошло на самом деле, Спитамен не знал, да и не желал знать. Он лишь надеялся, что появление его персоны во дворце не свяжут со всем происходящим, иначе стража будет разыскивать его до последнего…

Оказаться вне стен было приятно и неприятно одновременно. Во-первых, он вновь был свободен. С другой стороны… Даже то скромное имущество, которое у него имелось, он потерял. Это касалось и кека, последние крохи которого смыло в канале.

О, Всевоплощённый, как же ему плохо!

Жажда накатывала постепенно, горячими волнами. В горле пересохло. Голова болела. Мышцы сводило судорогой. Пожалуй, сейчас он не отказался бы даже от купания в канале. Но гораздо нужнее ему было хоть крошка, хоть немного… белой смолы.

Но — нет.

Без денег смолы не раздобыть, а единственный торговец, который мог предложить хоть что-то за странный светящийся шар, оказался сумасшедшим модификантом.

Голова у Спитамена шла кругом, однако он все же попытался мыслить трезво. Интересно, что могло подтолкнуть галантерейщика напасть на него?

Теперь это было неважно. Учитывая, что с того момента его пытались убить ещё дважды — пара стражей, стрелявших ему в спину, и сумасшедший клирик во дворце принципала. Последний выглядел как одержимый.

И все же это никак не объясняло, что за предмет попал ему в руки.

К счастью, сфера всё ещё была при нем, и теперь уже Спитамен не собирался отдавать её так просто, решив для начала выяснить, что именно это за вещь.

Однако прежде стоило найти хотя бы немного кека. Жажда белой смолы не только лишала его сил, но полностью отнимала способность связно мыслить. Уже некоторое время он не просто шёл по улицам, а брёл, все чаще останавливаясь, чтобы прильнуть к какой-нибудь стене и пару минут стоять, переводя дух.

Переулки были узкими, а стены горячими шершавыми.

Только спустя какое-то время Спитамен понял, куда забрёл.

Перед ним был один из мёртвых кварталов.

«Мёртвыми» их называли потому, что некогда здесь свирепствовала болезнь. «Белый тлен».

Белый тлен не щадил никого. От него не было лекарства. Не существовало даже средства сдерживать болезнь. Начиналось все всегда одинаково: заражённый приплывал на каком-нибудь корабле, идущем с востока, или приходил с караваном.

В считанные дни зараза распространялась по кварталам бедняков, попадала в воду, на одежду, носилась в воздухе. И если другие известные болезни сопровождались лихорадкой, язвами на коже, поносом и внутренними кровотечениями, у белого тлена был один характерный симптом: лёгкий, похожий на белый пух, ворс, покрывавший тела несчастных.

Начиналось это как белые пятна, похожие на пятна старых ожогов. Затем прямо на коже начинали расти волоски, которые шевелись словно живые. Вывести их можно было спиртом или скипидаром, но спустя какое-то время волоски появлялись опять. Больной терял вес и постепенно слабел. Уже через несколько часов всё его тело было покрыто этим пухом. А кроме того, пухом оказывалось все, к чему он прикасался: люди, предметы, стены домов.

В итоге несчастный погибал, весь с ног до головы покрытый эти бледным, шевелящимся пухом, а его тело, лежащее где-нибудь посреди улицы, превращалось в заросшую белым волосом кочку.