Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 30

Корбаш Талал, так его звали.

Имя всплыло из пучин памяти, как… Как утопленник.

Исходящий от парфюма приятный запах мгновенно сменился другим, более острым. Пахло тиной и разложением.

В то же время Спитамен не отрывал взгляда от шнура. Ошибки быть не могло. Именно таким шнуром неизвестные связали Талала, прежде чем бросить в канал.

Это был не совсем обычный шнур. Хотя он и висел недалеко от окна, это не был один из тех канатиков, которые предназначались для управления тяжёлыми портьерами.

Нет, на конце этого красного шнура имелось широкое золотое кольцо. Противоположный конец шнура исчезал в стене, наверняка продолжаясь в соседней комнате. Наверняка — потому что Спитамен вспомнил, для чего предназначался этот шнур.

А предназначался он для вызова прислуги. На другом его конце (и, действительно, в другой комнате), находился небольшой колокольчик. Дёргаешь один раз — слуге надлежит явиться самому, дважды — принести чай, трижды — готовить повозку и так далее.

Спитамен взялся конец шнура и потянул. В глубине дома раздался мелодичный перезвон.

Некоторое время он ждал и прислушивался. Никто не явился на зов. Затем он дёрнул ещё, сильнее. На этот раз два звонка. Спитамен продолжал раз за разом тянуть за шнур, слушая нарастающий перезвон. Сначала мелодичный, потом — гулкий, отдающий грохотом железа и сталкивающихся друг с другом огромных камней.

Никто к нему так и не вышел.

***

Странный сон закончился так же внезапно, как и начался.

Спитамен проснулся и сел, лихорадочно озираясь. Лишь спустя мгновение он понял, где находится.

Старый квартал. Белый тлен.

Вместе с этим вернулись воспоминания о пережитом сегодня: утопленник в канале, таинственная сфера, модификант, бегство… Спитамен поморщился от боли, расправляя одеяло.

Наступила ночь, а вместе с ней пришёл и холод. Оказалось, он провёл в этом заброшенном месте несколько часов.

Его по-прежнему знобило. Всё его тело покрылось лихорадочным потом, в горле стоял комок. Неожиданно некая сила сложила его пополам, и его вырвало. Жёлтая с черным слизь хлынула на покрытый каменной крошкой и остатками древнего пожарища пол. Хорошо, одеяло удалось спасти.

Укутавшись в него, Спитамен выбрался наружу.

До полуночи оставалось совсем недолго, луна была высоко. Её бледный свет делал окружающее ещё более мрачным. В лунном свете всё выглядело враждебным, безжизненным… Даже его тень, необычно втянутая и тёмная, казалась чужеродной.

Жажда кека пульсировала тягучей болью. Двигаться было тяжело, дышалось с трудом. Мысли путались. И все же Спитамен вспомнил ту часть сна, в которой ему явился красный шнур.

Это действительно был шнур от колокольчика для вызова прислуги. А это значило, что место, где похитили и связали Талала, наверняка было богатым домом.

Но что это давало именно ему?

Знание того, что одни богачи пытали и убили другого. В Завораше это точно не стало бы сенсацией.

Возможно, убийцы, кем бы они не были, хотели добраться до сферы, и при этом не знали, что она у Талала в потайном кошеле. Поэтому они пытали его, истязали. А затем, каким-то образом несчастному удалось бежать.

Скорее всего, подумал Спитамен, он воспользовался возможностью и выпрыгнул в окно. Внизу был канал, поэтому Талал не разбился сразу. Впрочем, повезло ему ненамного больше — его руки по-прежнему оставались связанными.

Грести он не смог, и поэтому почти сразу пошёл ко дну. А его мучители… Видимо, решили не вытаскивать жертву из воды. И вправду, зачем? Сам утонет…

По-прежнему обёрнутый одеялом, Спитамен выбрался из дома и сделал несколько шагов по улице. В этой части города и днём и ночью царила тишина, будто все здесь дало обет безмолвия… Или выдерживало долгую, слишком долгую минуту молчания по погибшим. Интересно, сколько человек из здесь живущих и в самом деле заразились белым тленом? А сколько погибло просто так? Просто потому, что кто-то пустил по этим улицам огненную смерть?

Не просто «кто-то». Приказ отдавал отец.

Было странным спустя столько лет думать об этом человеке как о собственном отце. К тому же ещё этот сон…

Спитамен уже давно не вспоминал о доме. Возможно, то, что он сегодня едва не умер — несколько раз! — сыграло с ним злую шутку… Нет, не это. Возможно, это была просто жажда белой смолы.

Сон помог ему восстановить силы, однако жгучий зуд поселившиеся у него внутри, никуда не делся. Спитамену казалось, что стоит ему закрыть глаза, и он раствориться в этой жажде без остатка.

Кек он впервые попробовал много лет назад. Тогда ещё он мог позволить себе лучшую смолу.

Поначалу наркотик доставал ему слуга, но после того, как об их делах стало известно отцу, слугу отдали красной страже — тем самым стражникам в алых мундирах, по воле которых Спитамен недавно оказался в канале. Наверняка дознанием занимался кто-то вроде того типа в чёрном.

Спитамен сделал ещё несколько шагов по безлюдной улице. Камень под ногами был теплым, словно все ещё хранил следы пожарища. Стены домов там, где по ним текло жидкое пламя, стали гладкими как стекло. Некоторые целую вечность «стекали» вниз подобно застывшему желе. Ничего кроме этих стен не сохранилось. То, что не пожрал белый тлен, уничтожил огонь.

Дома, пустые дома.

Впереди, сзади. По бокам. Везде. Слепое пятно на окраине города. Интересно, сколько всего таких пятен на больном и израненном теле Завораша?

Двигаясь по безлюдной улице, Спитамен подмечал новые детали. Кто-то явно бывал здесь после катастрофы, и не раз. Дома были пусты — но непривычно пусты. Ни мусора от пожарища, ни остатков мебели и прочего. Всё здесь напоминало игрушечные домики на игрушечной улице. В свете луны были хорошо различимы лестницы, приклеившиеся к бокам двухэтажных зданий.

Спитамен поднялся по одной из них на второй этаж, а оттуда — на крышу.

Крыша была абсолютно плоской. В её центре располагалось отверстие, через которое дым из очага выходил наружу. Если заглянуть вниз, можно было видеть под собой все два этажа.

С крыши открывался ещё более унылый и мрачный вид. Вдали виднелись огни города, ярко светился порт и наиболее оживлённые улицы в центре. Здесь на десятки и даже сотни саженей все оставалось мёртвым, безжизненным, и Спитамен подумал о поверхности Луны. Что-что, а он знал, что представляет собой спутник. Ведь будучи сыном номарха, он получил превосходное образование… Хоть и не узнал всего, чему его могли научить. Именно этим он и удивлял завсегдатаев заведения, где продавали белую смолу вкупе с местом на грязном полу, где можно было её употребить.

Большинство из них не могли написать даже собственное имя, не говоря уже о чем-то более сложном. Хотя обо всех Спитамен, конечно, судить не мог. Некоторые не приходили в сознание неделями, другие вели себя словно тени, живя какой-то своей, растительной жизнью. Обычно из заядлых любителей кека мало кто искал дружбы, однако его манеры, выдававшие происхождение, мгновенно привлекли внимание. Кто-то дал ему прозвище: Аристо — сокращение от «аристократ». Впрочем, нигде, кроме как в стенах того безымянного заведения, его так не называли.

Однако со временем и этот интерес пропал. Спитамен стал просто ещё одним завсегдатаем, поселившимся на тощем матрасе в тёмном и грязном углу.

Спитамен-Аристо подумал, сейчас его вряд ли пустили бы даже на порог того заведения. А ведь были времена, когда в нем ему был открыт кредит — разумеется до тех пор, пока он был способен его погашать. До тех пор, пока не покинул дом… Кого — номарха? Отца? Кто знает.

Говорят, всех уравнивает смерть. Что ж, кек уравнивает не хуже.

***

Поместье, где жил номарх, располагалось вдали от города, и это было не тем же самым, что его резиденция, где номоправитель раз в неделю принимал посетителей. Как раз оно располагалось в самом Завораше, на главной площади.

Несколько лет назад, увидев повозку с отцом, направляющуюся к резиденции, Спитамен поспешил следом, однако его остановили солдаты. В другой раз Спитамен проскользнул мимо бдительных стражей и устроился собирать милостыню прямо под окнами резиденции номарха. Неизвестно, видел его отец или нет, но совсем скоро появились вооружённые люди, составлявшие личную охрану номарха и, не говоря ни слова, принялись избивать его. В какой-то момент Спитамен потерял сознание, а очнувшись, понял, что неизвестные бросили его далеко за пределами площади, на узкой безлюдной улочке.