Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 29

Оставалось одно средство борьбы с белым тленом: огонь.

Обычно в таких случаях городские власти с помощью солдат блокировали один или несколько кварталов, а потом посылали вперёд людей, вооружённых трубами, по которым подавалось жидкое топливо. В то время как топливо без остановки качали двое других солдат, ещё один подносил к кончику трубы горящую спичку… И в следующее мгновение всё вокруг заливала струя жидкого пламени.

Температура была такой, что люди просто испарялись, и от многих не оставалось даже костей.

Те, кто спрятался в домах, оказывались в ловушке, поскольку от малейшего соприкосновения с пламенем дома начинали гореть, кирпич лопался и рассыпался в труху, а вода вспыхивала и взрывалась.

Обычно не требовалось много усилий, чтобы уничтожить небольшой городской квартал.

И сейчас Спитамен оказался на одной из таких улочек.

Давно всеми покинутая, заброшенная, полностью нежилая. Похоже, здесь не водились даже крысы, поскольку здесь им нечем было поживиться. То же самое казалось бедняков вроде Спитамена. Раз или два он забредал в подобные места, и ничем хорошим это не заканчивалось. Однажды он устроился на ночлег в небольшом доме, который посреди ночи рухнул ему на голову. Только спустя несколько часов Спитамен смог освободиться из-под завалов. В другой раз он провалился в яму прямо посреди узкой улочки. К тому же, кто мог знать, достаточно ли хорошо поработали выжигальщики, и не прятались ли споры белого тлена где-нибудь между камнями домов или мостовой? Поэтому куда безопаснее было ночевать в уже облюбованных подвалах горожан.

Подумав об этом, Спитамен содрогнулся: он все ещё помнил прикосновения рук человека в колодце и жуткие цокающие звуки, которые издавали ноги модификанта.

В отличие от всего этого, в этой части города никаких звуков не было.

Каким образом он зашёл так далеко?

Спитамен не знал.

Сфера у него кармане едва заметно пульсировала, словно живая. Однако в этот момент её таинственное поведение мало интересовало Спитамена. Все его мысли занимала лишь белая смола.

Здания вокруг представляли собой грустное зрелище… Многие рухнули, другие должны были вот-вот последовать за ними. В кучах кирпича и камня угадывались предметы быта, до которых чудом не добрался огонь. Спитамен усмехнулся: ничего полезного для него не нашлось. Тем не менее они служили напоминанием, что некогда здесь жили люди.

Следы огня встречались практически везде — на камне и кирпиче, внутри и снаружи зданий.

Спитамен прислонился лбом к стене и некоторое время стоял, пытаясь найти в себе силы идти дальше.

Но куда идти?

Попытаться пересечь квартал?

Куда он отправится? Всё, что ему было нужно — это найти немного кека.

Всего несколько крошек…

Чувствуя, как подступает новый приступ, Спитамен решил укрыться внутри одного из домов.

Как и везде в городе, расположение улиц здесь имело чёткую логику. Все дома здесь стояли в ряд. Большинство были невысокими — один, два этажа. Комнатушки внутри были узкими, тесными, разделённым стенами. В таких жилищах селились лишь бедняки. Наверняка в прошлом на улице жила сотня человек. На тесных улочках было шумно и людно, в проходах между домами были натянуты бельевые верёвки, на которых вечно сушилась одежда, а в дверях каждого дома, как и в окнах первых этажей, было по торговцу или ремесленнику, предложившему те или иные услуги. Про подобное говорили, что можно обойти один такой дом кругом и купить фрукты, масло, пряники, глиняную посуду, починить обувь, вставить деревянные коронки вместо давно выпавших зубов, жениться, обзавестись детьми и выйти совершенно новым человеком.

Сейчас все это пустовало.

В те дни, когда белый тлен в последний раз обрушивался на Завораш, Спитамен был ещё ребёнком. Уже тогда он слышал о болезни. Кто знал, что по прошествии почти четверти века ему предстоит попасть в один из тех кварталов, сожжение которых приветствовал весь город?

А кроме того… Кто приказал использовать огонь?

Номарх. Его отец.

В конце улочки он заприметил единственное хорошо сохранившееся здание. У него всё ещё оставалась крыша.

Спитамен обнаружил внутри несколько старых одеял. Похоже, кто-то всё же останавливался здесь на ночлег.

Быстро проверив одеяла на предмет насекомых и выбив из них пыль, он расстелил одно прямо на холодном земляном полу. Другое скатал и положил под голову. Одеяла пахли сыростью и чужим телом, но были почти целыми. В любом случае уже одно одеяло было подарком самого Всевоплощённого, что говорить о двух? У Спитамена, который потерял всё сегодня утром, не было и этого.

И всё же что-то было не так.

Одеяла указывали на то, что здесь кто-то недавно был. Кто-то, как и он сам, избрал этот дом для ночлега и отдыха. В то же время вокруг не было костей.

Если жителей здесь сожгли заживо, должны были сохраниться кости, хотя бы самые крупные из них. Однако костей не было. Кто-то позаботился о том, чтобы собрать их… И — что? Похоронить? От одной этой мысли Спитамену стало не по себе.

Усталость наконец взяла своё. Спитамен свернулся на одеяле, притянул колени к подбородку и провалился в сон.

***

Впервые за множество лет он видел во сне родной дом.

Тот единственный дом, который у него был. Место, где он родился и вырос.

Дом во сне был в точности таким же, каким он его запомнил: просторным, светлым, но от этого не менее мрачным. Странно дело: в его коридорах никогда не звучало эхо. Камень не отзывался гулким звоном даже если по нему наотмашь рубить мечом. Визг петель плохо смазанной двери или скрип половиц считался здесь вообще немыслимым делом. И если хозяин дома слышал что-то подобное, слуг нещадно пороли, а рабов наказывали и того сильнее. Спитамен ни разу не слышал, чтобы отец или мать повышали голос, а прочие обитатели дома, вроде тех же слуг, вообще никогда не открывали рта.

Сон был из тех, про которые заранее известно, что это всего лишь сновидение. Спитамен не рассчитывал увидеть здесь отца… Хотя кто знает?

В отличие от звуков, запахов было множество.

По коридорам плыл аромат свежей выпечки из кухни, в то время как в каждой комнате сохранялся свой, уникальный запах.

В кабинете отца, например, всегда пахло одинаково — старыми книгами, чернилами, ружейным маслом. Раз или два в неделю нормах открывал створки стеклянного шкафа, извлекал на свет пару пистолетов, набор для чистки оружия и принимался за дело.

В комнате самого Спитамена пахло деревом. Здесь Спитамен немного задержался. В его сне комната приобрела странно обжитой вид. Кажется, только недавно здесь ещё был ребёнок: игрушки лежат прямо на полу, на кровати — открытая книга. Отец был недоволен почти всегда, когда Спитамен без спроса брал книги в библиотеке. Что ж, будет недоволен и в этот раз…

В коридоре он заметил слой пыли на полу, паутину в углах и на перилах лестницы. Подобного отец не стал бы терпеть….

Ещё в одной комнате Спитамен задержался дольше. Запах здесь тоже отличался от других. Пахло сыростью, пылью. Было заметно, что комнатой давно не пользовались. Но вместе с этим запахом ощущался и другой — куда более приятный. Запах дорогого парфюма.

Спитамен не смог бы называть конкретный аромат. Скорее всего в невероятном букете сплелись десятки запахов, поднимавшихся от рядов миниатюрных флакончиков на ночном столике перед ним.

Комната матери.

Она всегда была такой — и в тот день, который стал для него последним в родительском доме, и — наверняка, — сейчас. Спитамен вдыхал аромат духов.

Что ж, порой сны бывают поразительно точными в деталях.

Разглядывая флакончики, Спитамен неосторожно потревожил один, отчего все остальные отозвались мелодичным звоном. Это был первый звук, услышанный им в этом необычном сне. Бросившись подбирать разлетевшийся во все стороны бутылочки, он неожиданно увидел висящий прямо перед собой…

Красный шнур.

Это был точно такой же шнур, как тот, каким были связаны руки утопленника.