Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна. Страница 52

Таня сидела в кресле и с удовольствие пила чай из красивой белоснежной кружки. Рядом на столике стоял поднос со сладостями и пузатый заварник.

- Ну что? Как он? – увидев меня, подруга отставила кружку и поднялась. – Сильно плохо?

- Да нет, Павел Михайлович даже собирается спуститься, - ответила я и оглянулась, чтобы удостовериться, что Прасковья ушла. – Тань, ты помнишь симптомы у Сергеевны?

- У соседки, что ли? – она с интересом посмотрела на меня и, как всегда, все поняла с полуслова. – Ты думаешь, что у Головина грудной остеохондроз?

- Я не знаю. Я же не врач, но у меня есть кое-какие сомнения… Ведь болеет он не один год, и если бы это было сердце… В общем, у меня есть сомнения в правильности поставленного диагноза.

- Нужно спросить Павла Михайловича, не страдает ли он отеками, а еще понаблюдать за его пульсом, - задумчиво произнесла Таня. – Ты знаешь, а ведь версия с остеохондрозом вполне рабочая. И опять же, нужно узнать, что предшествует приступу. У Сергеевны они случались, если она резко меняла позу или от переохлаждения. Помнишь, когда она позвонила и сказала, что ей плохо? Я еще тогда поехала с ней в больницу… Так вот, после обследования никаких серьезных патологий не было выявлено и врач объяснил, что при остеохондрозе человек обычно уверенно показывает точку максимальной болезненности. А ведь сердце никогда не болит точечно. Если надавить на эту точку, то боль усилится, но сердечная боль – нет. Этому капризному органу все равно, что мы давим снаружи. Когда Сергеевне становилось хуже, она ложилась на валик, чтобы получился прогиб. Он позволяет растянуть позвоночник и снять напряжение мышц. Кстати, это еще один способ диагностики: если боль через пару минут проходит, значит, проблемы с позвоночником. Сердечная же не изменит своей интенсивности.

- Я настояла, чтобы он пожил у нас какое-то время. Вот и разберемся, что да как, - я нешуточно загорелась идеей спасти Головина. Даже если это и не сердце, то запущенный остеохондроз мог привести к инвалидности.

- Это ты хорошо придумала, - похвалила меня Таня. – На расстоянии много чем не поможешь. А что с дуэлью?

- Не знаю. Головин сказал, что проучил Потоцкого, но подробности рассказывать не стал, - ответила я. – А я постеснялась выпытывать. Слушай, а ты помнишь, какую гимнастику делала Сергеевна?

- Ходьба, на велосипеде она ездила, плавала... И так, легкие физические упражнения… Жирного не ела, соль ограничила. Ну и не пила и не курила. Совсем, - подруга замолчала, а потом добавила: - А еще массаж. Вот все, что я помню.

- Добрый день, Софья Алексеевна! – в гостиную вошел Головин, и подруга стремительно направилась к нему.

- Как вы себя чувствуете, Павел Михайлович?

- После вашего визита воспрял духом! – засмеялся он, целуя ей руку. – Ваше присутствие действует на меня лучше любого лекарства! И это - чистая правда!

- Это замечательно! Елизавета сказала мне, что вы согласились погостить у нас некоторое время? – Таня вернулась в кресло, а Головин устроился на диване рядом со мной. – Чудесная новость!

- Да уж… ваша сестра была очень настойчива, - мужчина тепло взглянул на меня. – И мне пришлось подчиниться. Потому что я не привык спорить с женщинами.

- Почему же? – шутливо возмутилась Таня.

- Зачем же? – так же шутливо парировал Головин. – Я привык сообщать свои доводы, потом выслушивать аргументы, после чего принимать решение. Аргументы Елизаветы одержали победу над моими доводами.

- Шутите? – Таня прищурилась. – Это хорошо. Значит, ваше самочувствие действительно улучшилось.

- Скажите, Павел Михайлович, перед последним приступом вы не трудились физически? Может, поднимали какие-то тяжести или делали резкие движения? – спросила я, и он, конечно, очень удивился.

- Ну-у-у… скажем так… Резкие движения я действительно делал, но причем тут мой сердечный приступ?

- Вы почувствовали резкую боль именно в момент этих движений? – подключилась Таня, и мужчина медленно кивнул.

- Да, именно так все и было. Но почему вас это интересует?

- Просто хотим знать, чего вам стоит избегать, - я не стала посвящать его в наши размышления, чтобы зря не обнадеживать человека. – Вы должны беречь себя.

- Мне уже так надоело беречь себя… Просто хочется жить обычной жизнью, - грустно ответил Головин. – Но все же благодарю вас за столь трогательную заботу, барышни.

Я перевела тему разговора с его болезни на цыган, и он с интересом выслушал, как рома обустраиваются на наших землях.

- Оседлые цыгане могут приносить вам неплохую прибыль. Пусть некоторые из них погибли при пожаре, но в таборе остались молодые люди, которые будут создавать семьи. А это опять же дома, на которые нужен лес. А еще расширение земельных наделов, что положительно скажется на арендной плате. Я считаю, что вы поступили разумно, разрешив цыганам поселиться здесь. Даже если что-то случится, и они решат уйти, после них останется целая деревня, в которую придут другие крестьяне, – Павел Михайлович говорил правильные вещи, и мне очень импонировали его мудрость, опыт и спокойное благородство.

После того как мы выпили свой чай, он предупредил слуг, что отправляется в «Темные воды», пообещав наведываться как можно чаще. С собой он взял некоторые вещи и, конечно же, своего камердинера.

Обратно мы поехали на его удобной коляске, а Захар повез вещи и слугу Головина. Погода стояла шикарная. Было тепло, на небе за все время не появилось ни единой тучки, пахло скошенной травой, дорожной пылью и какими-то лесными цветами.

По нашей просьбе конюх завернул на дорогу, ведущую к будущей цыганской деревне, и вскоре мы увидели трудящихся мужчин и женщин. Пахло свежесрубленным лесом, слышался стук топора и жужжание пил. Как только коляска остановилась, к ней подошел Демьян и, поклонившись, сказал:

- Добрый день, барин.

- Добрый, добрый… - Головин спрыгнул на землю, с любопытством глядя, как кипит работа. – Давно здесь?

- Так каждый день сюда хожу, барин. Считаю, сколько леса они взяли. У меня все здесь записано, - ответил Демьян, хлопая по книге. – Иначе никакого порядка не будет.

- Молодец. Все правильно делаешь, - похвалил его Павел Михайлович. – Что цыгане говорят?

- Барышень добрым словом поминают. Радуются, что теперь здесь жить будут. – Демьян улыбнулся нам, а потом смущенно спросил: - Вы меня с собой возьмете? Уж очень далеко пешком-то идти.

- Конечно! – воскликнул Головин, хлопая его по плечу. – Забирайся к моему Тимофею. Чего ноги бить?

А нашу коляску обступили цыганки. Они совали нам новые платки, какие-то украшения, громко галдели на своем. А мы лишь улыбались, благодарили и брали все подряд, чтобы не обидеть их. Что и говорить, такое внимание было приятно.

Глава 54

Приехав домой в приподнятом настроении, мы даже не ожидали того удара, который обрушился на нас. Умер Сашко. Старая цыганка выла, сидя у кровати, а он лежал бледный, со впалыми щеками, заросшими щетиной, и со сложенными на груди руками.

- Что случилось?! – я переводила взгляд с нее на мертвого парня и не верила в случившееся. – Как это произошло?!

- Я не знаю! Не знаю! – с придыханием прошептала она, не поднимая глаз. – Я всего-то вышла, чтобы воды набрать! А вернулась, не дышит о-о-он… Ой…о-ой… мой чаворо! О-о-о-й!

- Он ведь уже кушал… - прошептала я, подходя к покойнику. – Как же так?

- Мы ведь не знаем, что там у него внутри происходило… - горько вздохнула Таня, приближаясь ко мне. – Увы, могло случиться все, что угодно. Хотя ты права, смерть вызывает подозрения. Вряд ли нам бабка позволит его осмотреть.

С этим я сразу же согласилась, хотя что толку было от этого осмотра?

Примерно через час цыгана вынесли во двор и положили на телегу, чтобы отвезти к своим. Его бабка устроилась рядом с внуком, подобрав худые ноги под широкую юбку. Старуха скрутилась в тугой узел, словно боялась, что ее боль выплеснется наружу, но она все равно лилась из глаз темным потоком, от которого становилось жутко.. Перед тем как телега тронулась с места, она посмотрела на меня и почти выплюнула: