Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна. Страница 55
- Нужно собираться, - муж взял меня за руку. – Не переживайте, Лизонька, после сегодняшнего совета уже никто не посмеет лезть в нашу семью.
- Мне страшно за вас, - я всеми фибрами души ненавидела Потоцкую, которая,как грязь, прилипшая к подошве, волочилась за нами. – Пообещайте, что все будет хорошо.
- Не нужно бояться того, чего еще не произошло. Идите одевайтесь, - он легонько сжал мои пальцы и пошел к дому.
- Что ж… очередная битва на подходе, - со злостью произнесла Таня. – Галь, я ее точно придушу. Или в пруду утоплю.
Да уж…
Через час мы тряслись в коляске, не замечая прекрасных видов, пробегающих мимо. От дурных предчувствий у меня сжималось сердце, но что я могла поделать?
Барон Деркасов, отец Петра ждал нас. Они о чем-то поговорили с Головиным наедине, а потом его милость провел нас в зал заседаний. Там мы увидели Апехтина и еще с десяток дворян, состоявших в совете. Все прошло довольно быстро. Совет поинтересовался у Софьи, кого бы она хотела видеть в роли ее попечителя, после чего выдали нам бумагу. В ней значилось, что попечителем Засецкой Софьи Алексеевны до того как ей исполнится двадцать один год считать Головину Елизавету Алексеевну. Если до этого времени Софья выйдет замуж, попечительство аннулируется.
Мы долго обнимались, даже всплакнули на радостях. Хоть одна из целого вороха проблем была решена.
Но на этом все хорошие события закончились. Впереди нас ждали тяжелые времена.
Вернувшись домой, мы увидели испуганную дворню, столпившуюся возле дома, и людей в темной одежде, которые тут же взяли Головина под стражу. Не дав сказать мужу даже слова, его засунули в закрытый экипаж и увезли, оставив нас с Таней растерянно смотреть ему вслед.
- Беда… беда какая… - запричитала нянюшка, прижимая руки к груди. – Да что ж за напасть-то такая! О-о-й Боженьки!
Я же словно окаменела. Из моих глаз не выкатилось ни единой слезинки, они просто застыли от того холода, что проник в сердце.
Книга вторая "Возрождение" Глава 1
По распоряжению Канцелярии тайных розыскных дел Головина на два года сослали в тюрьму Спасо-Ефимьевского монастыря «за неуважение к верховной власти, личным качествам государыни и оскорбление Ее Величества дерзкими словами». Его имущество тоже арестовали на это же время. Поместьем можно будет снова управлять только по истечению срока ареста. Свидетелями выступили несколько дворовых Головина, а также сама Потоцкая, которая заявила, что лично слышала как Павел Михайлович говорил, что дворян освободили от всех повинностей формально, и они шли на службу, потому что у них не было иной возможности достойно существовать. Что большая часть аристократии беднела, а в Петербурге процветали коррупция и фаворитизм. Императрица же раздаривала придворным тысячи крепостных. А сама государыня своенравна, упряма, самолюбива и высокомерна.
Наказание смягчили лишь боевые заслуги Головина. Если бы не они, то срок заточения был бы куда больше.
Я решила, что обязательно дождусь своего мужа, и мы обязательно создадим крепкую семью назло всем. Главное, чтобы его болезнь не обострилась снова, ведь тюрьма есть тюрьма. Я должна стать сильной не только ради себя, но и ради него, а еще ради будущего ребенка. Стойко переносить любые тяготы судьбы и уверенно идти к своим целям. Мне нужно было найти в себе внутренний стержень, мощную опору, которая не будет зависеть от внешних обстоятельств. Я всегда считала, что именно в состоянии ожидания женщина наполняется всеми нужными эмоциями, замедляется, чтобы накопить силу, которая будет так необходима, когда долгожданное событие наступит.
После ареста Головина прошло два месяца. Я уже пришла в себя и окунулась в хозяйственные дела, с каждым днем все сильнее ощущая перемены в своем организме. Токсикоз не сильно мучил меня, но вот настроение скакало безбожно. Чтобы расплакаться мне хватало самой малости: например, увидеть, как Зимка заботится о своих щенках. Собака перестала бояться и прижилась в усадьбе, став не только нашей любимицей, но и любимицей дворни.
Цыгане тоже обживались на новом месте, но я не любила ходить в еще строящуюся деревню из-за старой цыганки. Она так смотрела на нас, будто мы действительно были виноваты во всех бедах ее семьи.
От Потоцких тоже не было ни слуху, ни духу. Но как раз это и было для нас самым главным счастьем. Мне казалось, что если я увижу ее мерзкое, высокомерное лицо, то не сдержусь и сделаю что-нибудь дурное по отношению к ней.
Кое-кто из дворни Головина перебрался к нам сразу после ареста хозяина. В его усадьбе остались только крепкие мужики, чтобы сторожить закрытый дом, и те, кто ухаживал за скотным двором. Теперь нам приходилось заботиться еще и об этом. Благо, что у нас с Таней имелись деньги, которыми цыгане расплатились за лес и за аренду земли. Если у Павла Михайловича и была в доме спрятана наличность, то сказать о ее местонахождении он не успел. Поэтому мы должны были рассчитывать только на себя.
В огороде все росло и «колосилось» и я надеялась на хороший урожай, который будет кормить нас всю зиму.
Таня разобралась с хлевом и птичником. Теперь там было сухо, светло, а еще имелась вентиляция. Мужики прорубили в потолке отверстие и установили форточную конструкцию. Это дополнительно обеспечивало курятник освещением в дневное время.
Коровам пастухи все-таки нашли лучшее пастбище. Пусть немного дальше, но там и трава была сочнее и подход к воде намного лучше. Если дела в нашем хозяйстве пойдут в таком же темпе, то мы вполне сможем продавать излишки молока и яиц.
А еще мы обнаружили довольно бойкий родник как раз за кустами жимолости. Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что небольшой прудик для уток не помешает. Поэтому под строгим надзором Захара мужики вырыли траншею и достаточно приличную яму, огородив ее забором, чтобы птица не попала в огород. Когда в ней появилась первая хорошая лужа, они натаскали глины и перемешали ее с водой. Так как это верный способ удержать ее от просачивания в грунт. Глина оседала на дно, создавая естественный гидрозамок, и вода, по идее, должна стоять на одном уровне. Пусть что-то и уйдет в землю, но благодаря постоянному притоку не будет застоя.
Следующей весной мы обязательно сходим к реке и накопаем растений-оксигенаторов, которые очищают водоемы. Роголистник, уруть водная и турча болотная, которая росла только в речных заводях, канавах и болотах, «переедут» в новый пруд для улучшения его микрофлоры.
Но особое внимание Таня уделяла нашим двум телятам. Их кормили самым хорошим меженным сеном, собранным в прошлом июле, и овсяными крупяными мякинами. А к февралю должно было появиться пополнение, так как коровы погуляли еще в мае.
Супоросные свиньи тоже были, но мы еще не знали, что делать с будущим выводком: то ли продать, то ли оставить себе. У нас в хозяйстве были коровы. Поросятам всегда достанутся молочные отходы - обрат, сыворотка, молоко и кисляк. Это, конечно же, даст толчок к росту. Но для такого количества свиней нужно было расширять место содержания, что пока казалось нереальным. Таня же склонялась к тому, чтобы оставить еще несколько свиноматок на племя, а молодняк продать или выращивать на свинину. В общем, заботами мы были загружены по самую макушку.
А лето ласкалось теплым кошачьим боком, во все века продолжая свой неспешный, размеренный ход. Стрижи по вечерам, соловей на рассвете, уютный стрекот кузнечиков, запах смолы в лесу и пряный аромат скошенной травы...
Самыми же чудесными были дни, когда мы с нянюшкой варили варенье. Тогда каждый закуток усадьбы наполнялся пьянящим ягодным или фруктовым духом, от которого язык прилипал к небу. В детстве я всегда крутилась возле мамы, в момент готовки варенья из клубники или малины в ожидании сладких «пенок». Мне всегда казалось, что именно так пахнет счастье…
Аглая Игнатьевна научила нас варить необычное крыжовенное варенье. Причем этот процесс занимал не один день. Ягоды нужно было собирать строго с десятого по пятнадцатое июля, а потом очищенный неспелый крыжовник сложить в покрытый глазурью горшок. Но сам секрет заключался в том, что каждый слой ягод перекладывался рядами вишневых листьев и немного щавелём и шпинатом. После чего все заливалось водкой, закрывалось крышкой, обмазывалось тестом и отправлялось на несколько часов в печь. На следующий день крыжовник выкладывался в холодную воду и три раза кипятился в ней. Ягоды перекидывали на решето, потом на льняное полотенце для просушки, пока варился сироп из меда. Все это соединялось, кипятилось и разливалось по горшочкам. Накрывалось вощеной бумагой и пузырем.