Пленник ее сердца - Дэр Тесса. Страница 30

Грифф нежно повернул ее лицом к себе. В глазах ее отражалось пламя факелов, освещавших садовую дорожку, и в них не было страха или печали. Уже в который раз он поразился тому разнообразию эмоций, что она в нем пробуждала. Чувства сменяли одно другое словно в калейдоскопе: гнев, ярость, желание убить, желание совсем иного рода… и невыносимая нежность, от которой сжималось сердце. Ни одна женщина не пробуждала в нем таких чувств – во всяком случае одновременно.

Он погладил ее по щеке.

– Вы больше не вернетесь к нему. Никогда.

– Нет, не вернусь, – кивнула Полина. – Вы знаете о моих планах. А чтобы заработать средства для их реализации, мне необходимо вернуться в бальный зал.

Глядя на ее изящный профиль, Гриффин не сомневался в решимости и воле хрупкой девушки. Она даже не догадывалась, какая она прелестная.

Возможно…

О, проклятье! Возможно, стоит ей об этом сказать – привлечь к себе, посмотреть прямо в глаза и сказать правду:

«Вы замечательная. Вы умная. Вы выворачиваете меня наизнанку, и мне это не нравится. Я не хочу думать о вас, не хочу, чтобы вы были мне дороги. Я достаточно настрадался от женщин, которые пробирались в мое сердце, а спустя неделю покидали его. Но если я не сказал бы этих слов сейчас, то считал бы себя самым последним подонком. Ну вот, теперь вы знаете все».

– Ваша булавка, – прервала Полина его размышления.

– Что? – рассеянно переспросил Гриффин, мысли которого, словно обезумевшие кони, неслись бог знает куда, а сейчас вдруг остановились на самом краю пропасти.

– Ваша булавка. – Полина с надеждой уставилась на бриллиантовую заколку, нарядно поблескивающую в шейном платке Гриффина. – Вот оно, решение! С ее помощью мы перепилим нитку.

Он в ней не ошибся. Она оказалась даже сообразительнее, чем он думал.

Не теряя времени, она схватила заколку за торчащий кончик и потянула на себя, но та не сдвинулась с места.

– Как ее вытащить?

– Там есть зажим. – Гриффин просунул руку под шейный платок. – Вот, нашел. Я подержу снизу, а вы попробуете отстегнуть.

Полина крепко ухватилась за бриллиантовый кончик и принялась его выворачивать.

– Осторожнее, – предупредил ее Гриффин. – Не торопитесь.

Судя по тому, как ему «везет» всю эту неделю, не исключено, что она по ошибке воткнет булавку ему в сонную артерию и тем самым избавит от земных страданий.

– Почти получилось, – сообщила Полина.

Ему нравилось наблюдать за ее мимикой: как она сосредоточенно хмурилась, как покусывала нижнюю губу. Все это было не к добру.

Наконец булавка была извлечена.

– Вот! – торжественно сообщила Полина, демонстрируя вещицу с таким видом, словно то был древний меч, который лишь ей одной удалось извлечь из замшелого камня. – Мы это сделали!

Улыбка ее могла бы осветить ночное небо безлунной ночью.

Можно сказать, ему повезло: булавка не пронзила ему сонную артерию, хотя насчет везения не все так просто – сердце, похоже, уберечь не удалось.

– Видите, все в порядке: мы свободны друг от друга.

– Я бы не торопился это утверждать.

В то же мгновение Гриффин привлек ее к себе и завладел губами, словно хотел убедиться, что вкус ее остался прежним и на него никак не повлиял этот новый наряд. И хоть благодаря корсету ее прелести оказались выставлены на всеобщее обозрение, на ощупь она осталась все такой же. Он целовал ее жадно, нещадно, смакуя ее природный ягодный привкус, приправленный пьянящим ароматом бренди. Он торопился насладиться ею, забыв о сдержанности, забыв о приличиях, потому что в любой момент ожидал отпора.

Но она не оттолкнула его: напротив, ответила на поцелуй, приветствуя его натиск, встречая тихим стоном наслаждения, в котором было столько нежности и столько щедрости, что у Гриффина сердце защемило от благодарности.

Когда он наклонил голову, целуя шею, по спине ее прокатилась сладостная дрожь. Осмелев, он накрыл ладонью ее грудь, ощущая острую потребность осязать ее, проникнуться ее теплом, но вместо упругой плоти пальцы стиснули ватный валик.

– Проклятый корсет!

– Я думала, вам нравится.

– Мне нравитесь вы, – пробормотал Гриффин, целуя ее шею.

Ответом ему был сладостный вздох, позволивший продолжить путешествие. Опустив руку в вырез декольте, Гриффин нащупал тугой сосок и принялся теребить его пальцами, а когда вновь овладел ртом, она откликнулась, и это робкое ответное движение ее языка вызвало в нем новый бурный всплеск желания.

Чувственный голод овладел им настолько, что он едва сдерживал желание сорвать с нее одежду, прижаться к ней – кожа к коже, – сорвать с губ неистовый стон наслаждения.

Он хотел большего: многих часов, дней, проведенных в объятиях с ней, – чтобы никогда больше не расставаться, ни на миг. Чтобы навек забыть, что такое одиночество.

Но Гриффин слишком хорошо понимал, что это лишь мечты. Женские объятия далеко не всегда избавляют от одиночества, и он знал об этом по собственному опыту. Пусть она и не была невинной девушкой, но это не давало ему права тянуть за собой в бездну ее душу, такую добрую и такую храбрую.

Гриффин оторвался от ее губ и, целомудренно поцеловав в лоб, опустил руки.

– Мне не следовало… Это не должно повториться, потому что… неправильно.

Он в последний раз крепко чмокнул ее в губы.

Не открывая глаз – длинные ресницы отбрасывали тень на высокие скулы, – Полина прошептала:

– Что там неправильно? Покажите-ка еще раз.

Беда в том, что он готов был продолжать демонстрацию часами, уже по всему телу, но ограничился лишь легким касанием губами кончика ее носа.

Недовольно надув губки, Полина открыла глаза, и его затянуло в ярко-зеленый омут.

– Вы безжалостно меня дразните.

– А вы беззастенчиво со мной кокетничаете.

– Допустим. – Она с улыбкой пожала плечами. – Но вы сами напрашиваетесь.

Да, черт возьми! Очевидно, столько лет соблазняя самых искушенных красавиц света, он наконец понял, чего хочет на самом деле: чтобы его соблазняла деревенская кокетка.

Но ведь он сам себе поклялся, что никогда именно с этой женщиной у него ничего не будет.

Глава 11

– Прошлый вечер прошел идеально.

Герцогиня ловким движением намазала мед на хрустящий, сдобренный сливочным маслом тост. Взгляд Полины упал на подвеску из золотистого топаза у нее на шее, и сам собой возник вопрос, не подбирала ли ее наставница в тон своему завтраку.

Впрочем, не это сейчас должно ее заботить.

– Идеально? – переспросила Полина. – Это вы про вчерашний бал? Он прошел ужасно. Я была ужасной.

– Девочка моя, с результатами не поспоришь. – Она помахала стопкой конвертов с золотым тиснением. – Еще только утро, а уже столько приглашений.

– Это какая-то бессмыслица.

– Никакая это не бессмыслица. Все абсолютно логично. Возьмем для примера драгоценные камни. Одни ценятся за безупречную чистоту, в то время как другие коллекционеры обожают камни именно за несовершенства, хотя бы потому, что это делает их особенными.

– Но я никакая не особенная, – возразила Полина. – Совсем наоборот, самая обычная, простолюдинка.

Герцогиня неопределенно хмыкнула, смакуя тост.

– Он танцевал с вами.

– Всего секунд десять, от силы пятнадцать.

– Этого более чем достаточно. Вы не понимаете. Мой сын никогда не танцует. За последние несколько лет он ни разу не танцевал с незамужней леди, дабы не дать повода для определенного рода предположений. Каких именно – вы, надеюсь, догадываетесь.

Полина вздохнула.

– Но… он был вынужден танцевать со мной – иначе было никак не избавиться от того назойливого джентльмена.

– Вы уединились в саду, а когда вы вернулись, его шейный платок был измят.

– Нам пришлось вытащить булавку, которой платок был скреплен. Дело в том, что пуговица его рубашки застряла в шве моего платья, и он не мог от меня отцепиться.

– О, это уже знаю не только я, но и весь Лондон! – Герцогиня вытащила газету из-под груды конвертов. – Буквально то же самое напечатано в колонке светских сплетен: «Герцог Халфорд наконец угодил в капкан».