Преследуя Аделайн (ЛП) - Карлтон Х.Д.. Страница 94

Я был вчера в «Спасителе», а значит, видео могло быть снято в тот же вечер. В тот вечер использовались те же самые кубки, что и на видео… и теперь я уверен, что они были наполнены кровью невинного ребенка.

Пока я пил виски по завышенным ценам, переписываясь с человеком, которого я возненавидел, ребенок умирал, его кровь стекала в чаши, из которых пили ненормальные люди.

Под поверхностью образуется гудящая энергия, и мне требуется усилие, чтобы удержать свои кости от выпрыгивания из кожи.

Мне нужно уйти от Адди.

Потому что, если она будет вести себя со мной агрессивно или с обычной ненавистью, я не думаю, что мой ответ будет таким, какого она заслуживает.

Чувствуя мой растущий гнев, она ставит кофейную чашку на маленький столик, на котором стоит мертвое растение.

Я показываю на него.

— Детка, если ты не можешь сохранить жизнь растению, как ты собираешься сохранить жизнь нашим детям?

НОна шлепает меня по груди.

— Успокойся, Зед. Никаких разговоров о детях, ты мне даже не нравишься в таком виде.

Я ухмыляюсь, но выражение ее лица становится задумчивым, уголки ее губ хмурятся, а между бровями образуется складка.

— Ты когда-нибудь задумывался о Джиджи и ее преследователе и находил это странным? Может быть, даже выдуманным?

Когда я наклоняю голову, показывая свое замешательство, она облизывает губы и начинает возиться с поясом на своем фиолетовом халате.

— Ты уже знаешь, что у моей прабабушки был преследователь. В которого она влюбилась. А теперь и у меня. Живем в одном доме и…

— Влюбилась? — Я закончил за нее, сохраняя лицо пустым, чтобы она была уверена, что я не дразнюсь.

Она смотрит на меня и слегка поднимает плечи, но не отрицает этого. Коп-аут, но я его пропускаю.

— Это просто кажется сумасшедшим и… не знаю, невозможным, наверное.

Я прислоняюсь к перилам и наклоняю голову вверх, пока не поймаю ее взгляд. Как только они зацепились за мои, они стали якорем. Ветерок снова ерошит ее волосы, пряди цвета корицы танцуют на ветру.

— Ты думаешь, что ты реинкарнация Джиджи, Адди? А я — реинкарнация Роналдо? Мы никогда этого не узнаем, правда? Это маловероятно, но не невозможно. Но я не могу сказать, что мне не нравится эта идея.

На ее лице появляется легкая усмешка.

— Тебе просто нравится идея преследовать меня в течение нескольких жизней.

На этот раз я улыбаюсь, и от расширения ее глаз мой член становится твердым.

Черт, прекрати. Это больно.

Но когда ее язык выныривает, смачивая губы, мне уже плевать на боль.

Моя рука вырывается, хватает ее за затылок и притягивает ближе. Она задыхается, ее розовые губы расходятся, и в этот момент все, чего я хочу, это просунуть свой член мимо них и смотреть, как они обхватывают меня. Я бы прошел по стеклу, если бы это означало возможность снова трахнуть рот Адди.

Она сопротивляется, но я держу ее крепко, ее руки лежат на перилах, чтобы поддержать ее вес. Ее фиолетовый халат распахнут, но не настолько, чтобы обнажить следы укусов, которые я оставил прошлой ночью на ее сиськах.

— Ты права. Мне нравится преследовать тебя всю жизнь. — Я понижаю голос, так глубоко, как будто хочу засунуть в нее свой член. — Мне также нравится возможность того, что я влюблялся в тебя в каждой жизни. Трахал твою сладкую киску и заставлял тебя влюбляться в меня так же сильно, как и я в тебя. Что я говорил тебе, маленькая мышка? Что ты не сможешь от меня убежать. Если это реально, то я гнался за тобой сквозь время и пространство, а ты так и не смогла убежать.

Она уставилась на меня, казалось, потеряв дар речи на несколько мгновений, прежде чем опомнилась. — Ты даже не знаешь, правда ли это, — шепчет она. — Или сколько жизней ты преследовал меня.

Я хватаю ее за волосы и поворачиваю, пока ее задница не оказывается вровень с металлическим поручнем. Ее рука вцепилась в мою, ногти царапают мою плоть, пока она борется со мной, но это не мешает мне перегнуть ее назад через перила, кончики пальцев ее ног едва касаются пола.

— Какого черта, Зед?! — кричит она, ее прокуренный голос ломается от страха. Но моя маленькая мышка замирает, ее грудь вздымается. И тут я чуть не сломался.

Она доверяет мне.

— Тише, детка, — бормочу я. Я держу одну руку в ее волосах, а другая рука скользит по ее животу. Я нависаю над ней и осматриваю каждый изгиб и каждую деталь, составляющую лицо женщины, в которую я безумно влюблен.

Даже с округлившимися в панике глазами она — самое восхитительное создание, на которое я когда-либо смотрел.

Мои пальцы проводят по ее веснушчатой скуле, вниз по челюсти и к шее. Ее дыхание сбивается, а пульс учащается. Я не могу не улыбнуться, довольный тем, какую реакцию я вызываю у нее каждый раз, когда прикасаюсь к ней.

Я провожу пальцами по ее распахнутому халату, и следы укусов на ее сиськах становятся видны во всей красе. Низкий гул собирается в моей груди и перерастает в рычание, когда я распахиваю ее халат еще больше, пока он полностью не спадает набок, обнажая ее кремовую кожу и эти розовые соски.

Они напрягаются на прохладном ветру, и мой рот наполняется желанием прикусить их.

— Моя маленькая ничего не подозревающая мышка, проживающая каждую жизн7ь, не зная, что ее ждет. Не зная, что я жажду тебя, наблюдая вдалеке, пока не дам о себе знать. — Я провожу губами по ее ключице, по горлу, к уху. — На протяжении веков. Мы оба носим разные лица, живем в разных телах. Но одни и те же души, сталкивающиеся снова и снова, пока эта планета не разрушится, и нашим душам больше некуда будет идти. — Я забавно хмыкаю, наслаждаясь учащением ее дыхания. — Ты можешь себе это представить? — мягко спрашиваю я.

Я пощипываю сосок между пальцами, и еще один низкий стон вибрирует в моей груди. Она вздрагивает от моих прикосновений.

— Ты можешь представить, каково это — обладать моей любовью так долго?

Она сглатывает, ее глаза прикованы к воде за утесом, когда дрожащий вздох вырывается из ее губ.

— Ты знаешь, как это звучит — утопление? Вот на что это похоже, — говорит она, ее голос хриплый и неровный.

— Скажи мне, детка. На что похоже утопление?

— Как первый глоток воздуха после пребывания под водой. Это звук одновременно боли и облегчения. Отчаяния и желания. Когда ты так долго был без кислорода, этот первый вдох — единственное, что имеет смысл, и твое тело принимает его без разрешения.

— Разве это не самая изысканная боль, которую ты когда-либо чувствовала? — Я прижимаю ее голову ближе, сдерживая очередной вздох, который проскакивает через мои губы. — Ты моя, Аделайн, — рычу я. — Мне все равно, реинкарнируемся мы или нет. Здесь и сейчас, это чертова реальность. И в этой жизни ты моя.

Я отпускаю ее, и она не теряет времени, вскарабкивается на ноги и прижимается к дому, ее руки хватаются за сайдинг, как будто я пошатнул ее мир, и она хватается за что-то, чтобы приземлиться.

Я чувствую, как от меня исходит напряжение. Жужжание стало громче, и я не уверен, нужно ли мне трахнуть Адди или пойти и выстрелить кому-нибудь в лицо.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает она, чувствуя, как внутри меня бушует суматоха.

Я смотрю на нее, и мне кажется, что она сжимается под моим взглядом. Только когда я замечаю дрожь в ее руках, я понимаю, что смотрю на нее.

— Черт, — говорю я, проводя рукой по лицу. Вскочившие шрамы служат лишь напоминанием. — Прости, мышка. Сегодня утром я получил дерьмовые новости. Я продолжаю получать дерьмовые новости.

Она хмурится, между ее бровями образуется складка.

Она прочищает горло, затягивает халат и осторожно подходит ко мне, снова возится с поясом.

Смелая девушка.

Ее неловкость почти заставляет меня улыбнуться, но я чувствую себя слишком пустым, чтобы делать что-то еще, кроме как смотреть.

— Ты хочешь поговорить об этом? — наконец спрашивает она, поднимая на меня взгляд, прежде чем взять свой кофе.

— Ты хочешь услышать об этом? — отвечаю я, вскидывая бровь. На ее щеках появляется красный румянец, но она поднимает глаза и не отводит их.