Возраст не помеха - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 44

– Вы еще и глухой? – я сделал вид, что удивился. Мне было смешно, почему-то хотелось издеваться над этим козлом.

– Я тебе сейчас язык вырву! – вскинулся Курт, пытаясь встать.

– Успокойся, Курт, это не просто мальчишка, – встрял в разговор еще один солдат, – он из «Бранденбурга», я видел их в деле.

– И что? Может, мне еще и извиниться перед этой русской сволочью? Где бы он ни служил, таким верить нельзя, он – русский, и этим все сказано.

– А вы – немец, и что с того? Я за неделю пользы больше принес, чем вы за месяц, – спокойно парировал я. – Что бы вы тут делали, без разведки.

– Так ты разведчик? – вновь подал голос Вилли.

– Скорее диверсант, – опять подал голос третий, неизвестный пока мне немец. Этот тоже был темноволосым, лицо худое, изможденное, помотало его, сразу видно. Голос поставлен, хоть и слабый сейчас, наверняка какой-нибудь фельдфебель, офицеры лежат в отдельных палатах. – Так ведь, парень?

– Примерно так, – кивнул я.

– Да мне насрать, кто он. Чего заступаетесь за русских, вы еще целоваться с ними начните, в гестапо обрадуются.

– Если ты не перестанешь молоть чушь, то первому достанется именно тебе. Забыл, ты сам на подозрении, а лезешь не в свое дело.

Разозлившийся Курт замолчал, а спустя минуту встал и, взяв сигареты, ушел из палаты, громко хлопнув дверью. Рука у него была на перевязи, других увечий не видно.

– Его трясут за оставление позиции, а ранение пустяковое, руку немного зацепило, он и убежал. Злится на всех, а виноват сам, – вдруг нарушил тишину Вилли. – Наши парни стоят стойко, но некоторые все же трусят.

– Ну, раз ранен, наверное, мог отступить? – поинтересовался я.

– Никто из его сослуживцев не видел, как его ранило, здесь он только благодаря доктору Плеве.

Ух ты, фамилия у врача прям как у императорского премьера царской России.

Немцы еще немного посплетничали, а когда явился Курт, замолчали. Я тем более не хотел с ними говорить, помяли их наши, так и надо, не хрен было к нам приходить. Вообще, я уже встречал «нормальных» немцев, тех, которые не хотели воевать, относящихся к русским нормально и даже добродушно, но никто из них, по крайней мере тех, с кем сталкивался я, не отказались воевать, говорить это одно, а вот сделать что-то…

На следующий день санитар отвел меня в одну из комнат, где меня ждал представитель фельджандармерии. Жаль, не прежний, с тем уж было наладил отношения, теперь все по новой придется. Я только час как очнулся от операции, местный хирург обозвал фельдшера, который шил мне рану, коновалом и заново провел операцию. Он осторожно вскрыл рану, вычистил ее и зашил очень аккуратно, поясняя, что вскоре этот шрам станет почти невидимым. Этот вообще был, похоже, какой-то косметолог. Говорил, что, если бы после моего страшного ранения в пол-лица я попал сразу к нему, он свел бы его к минимуму. Но и так я был благодарен этому кудеснику скальпеля за такое обращение. Позже, когда появилась возможность, оценил его работу у зеркала, классно сработал.

Представитель жандармерии был невысок ростом, худым и довольно возрастным воякой. Нашивка за ранение выставлена напоказ, издалека увидишь, показывает, что не всегда тут сидел, пришлось и повоевать. Головного убора не было, лысина блестела в тусклом свете керосиновой лампы, а короткая щетка усов, примостившаяся под длинным носом, подстрижена на манер а-ля фюрер. Да, у них такое часто встречается, насмотрелся.

– Рядовой, вы можете что-то добавить от себя лично касаемо предоставленной информации? – с ходу озадачил меня жандарм.

– Я слишком мало находился у большевиков, чтобы разузнать что-то серьезное, – начал объяснять я, – так уж вышло, внезапный обстрел, суета. Решение о минировании блиндажа пришло спонтанно, увидел ящик гранат в углу землянки, ну и…

– Как к тебе попали документы? Как можно точнее! – Тон деловой, ко мне расположен положительно, даже приятно общаться.

– Когда раздались первые разрывы снаружи, красные командиры, а их было четверо, побежали к выходу. На столе в землянке оставались карты, какие-то бумаги, я решил не ждать, пока меня завалит вместе со всеми документами, и сгреб их в кучу. Рядом на кровати лежал планшет, не знаю чей именно, в него я запихал бумаги и увидел ящик с гранатами.

– Значит, офицеров противника в момент взрыва в штабе не было?

– Кто-то все же был, раз взрыв состоялся, – усмехнулся я.

– Поясни.

– Ящик я гранатами и заминировал. Его нужно было открыть для взрыва или хотя бы сдвинуть немного. Раз рвануло, значит, кто-то там все же был.

– Ясно. Теперь основной вопрос. Как ты попал к русским? – Видя мое непонимание, жандарм пояснил: – Как ты попал в офицерский блиндаж?

– А я всегда в них попадаю, – пожал я плечами, – а как иначе? В вермахте рядовые не принимают решений без уведомления офицера. Русские всегда передают пленных своим командирам, сами солдаты практически никогда ничего не спрашивают, зачем им это? Вот так и случается, приводят к штабу, неважно, роты, батальона или полка, дневальный вызывает дежурного, а тот, после пары вопросов, ведет внутрь. А уж сделать так, чтобы выйти как можно ближе к штабу, моя работа.

– Что спрашивают русские, какие сведения ты выдаешь им? – Поймать на слове решил, ну, это смешно, плавали уже.

– Как обычно, вчерашние позиции соседей, которые точно сменили дислокацию. Плюс заниженные данные о составе частей на передовой. Как учили.

– У нас зафиксированы случаи ударов по тем частям, в которых ты появлялся накануне. Сможешь как-то это объяснить?

– Господин унтер-офицер, – да, жандарм был в этом звании, – а здесь как, война идет или глубокий тыл? Вы вообще не принимаете в расчет работу вражеской разведки? Вообще-то там тоже есть штабы, командиры и различные деятели. Они думают, принимают решения и действуют, тут война, а не гулянка. – Вот уж на этом, хитрые фрицы, вы меня поймать не сможете, сами дураки. – Здесь все немецкие офицеры, с кем я как-либо пересекался, всегда проверяли мои сведения, но поступать так или иначе, решали сами, меня никто не спрашивал.

– Ты слишком дерзок, я сейчас прикажу арестовать тебя на пару суток, чтобы подумал над своим поведением! – Хрена себе, вот это угроза! Ты ж мне, милый, рассказал мою дальнейшую судьбу, хорошо. Он даже угрожает незлобно, нормальный такой фриц.

– Ой, господин унтер-офицер, давайте, я хоть высплюсь немного, а то скоро ноги сотру вместе с ботинками, – улыбнулся я. – Я за неделю по этому чертовому городу пробежал, наверное, километров триста. Марафонцам фору дам.

– Не будет тебе такого счастья, – отрезал жандарм и усмехнулся. – Завтра утром доктор тебя осмотрит, если все в порядке, вновь поступаешь в распоряжение семьдесят первой дивизии. Отбудешь в их расположение сразу по выписке. Предписание ясно? – Я кивнул. – Вернись в палату!

Утро началось аж в семь утра, вот гады, завтрак зажали! Блин, немчура вообще не хочет меня кормить. В этот раз какой-то новый врач меня осмотрел, точнее, сделал вид, что осмотрел, и направил на выписку. Делать нечего, пришлось тащиться к местному каптерщику и получать свое рванье. Осмотрев белье и не увидев новой метки, узнал местонахождение моей будущей части и отправился на поиски.

Семьдесят первая дивизия располагалась довольно широко. Ее разрозненные части сновали везде, от элеватора до центра города, куда мне направляться, указали в госпитале. Недалеко, но и не в соседний дом, пришлось опять поползать.

Командир батальона, в который я прибыл, был мне знаком. Уже виделись, а значит, меня, возможно, плохо примут. Ведь как ни крути, а я и правда подставлял каждую часть, в которой побывал. Другое дело, что пришить мне что-то проблематично, но все же сложить два плюс два можно.

– О, ты опять к нам? – вместо приветствия, произнес светловолосый гауптман. Вот этот выглядел привычно русскому человеку. Высок, белобрыс, крепок, со спокойным лицом. Последняя черта меня удивила, если честно, привык уже, что в основном фрицы смотрят на меня как на вещь, а тут… Кажется, гауптман даже рад, что я к нему пришел.