Возраст не помеха - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 46
– Ты из батальона? С пакетом? – Я кивнул, доставая указанный пакет.
– Отлично, ты быстро, меня предупредили, – потер руки офицер, – давай сюда!
Интересно, его предупредили, стало быть, связь есть, зачем тогда записка? Боятся, что прослушают? Странно как-то.
Он осматривал конверт еще более тщательно, чем я при получении. Убедившись, что все печати и пломбы на месте, лейтенант даже головой качнул, коротко так, но явно удовлетворенно. Я ждал, офицер не выгонял меня, поэтому просто стоял не двигаясь. Лейтенант достал из конверта лист бумаги, я даже заметил знакомый заголовок, это была именно записка, отпечаток которой лежит у меня в трусах, так-так, а дальше что?
– Отлично! – повторил он. – Смотри сюда. Вот это нужно переправить нашим парням из штурмовой роты на севере от элеватора. Как ты это сделаешь, неважно, главное, этот пакет должен быть у них к вечеру. Солдаты там в укрытиях, ищи лучше. Ясно?
Ты гляди, какой решительный, посмотрим, куда твоя храбрость денется в ближайшее время. А вот правда это или нет, мы узнаем у элеватора. Если там наши, значит, это деза. Ну, а если немцы…
Из оврага я выбрался уже через несколько минут, но тут же пришлось искать укрытие, начался серьезный обстрел и как-то подозрительно близко ко мне. Перекатываясь от кучи мусора к другой такой же, я искал возможность уйти ближе к реке, туда вроде не бьют. Вокруг в разных позах то и дело попадались трупы. Трупы наших, советских бойцов. Что за бойня тут была?
Необходимости быть на виду у возможных наблюдателей я не видел, тем более последние, я думаю, сами сейчас спрятались поглубже, поэтому я практически не скрывался, лишь осторожничал.
Скатившись по склону, неожиданно осознал, что нахожусь буквально в паре сотен метров от назначенного разведчиками места встречи. Понимаю, что прошло много времени, но проверить-то никто не мешает, ведь так? Каково же было мое удивление, что буквально через минуту после моего короткого свиста, возле развалин какого-то маленького здания, подстанция, что ли, тут какая-то была, показалась фигура командира разведчиков. Я даже застыл в восхищении. Откинулся кусок рваного металла, лежавший возле наполовину разрушенной стены, а оттуда на меня смотрел ствол «папаши».
– Долго же ты бродил, братец, еле досидели. Тут такая мясорубка была, а нам и высовываться нельзя, – проговорил лейтенант, оглядывая округу и опуская автомат.
– Так понимаю, до темноты не переправиться? – Лейтенант молча кивнул. – Тогда срочно к ближайшему штабу, полк, батальон, да хоть рота, главное, чтоб связь с дивизией была. Срочно.
– Пошли, тут низина есть, там ребята отдыхают, я Малыша недавно сменил, спать должен, хотя опять стрельбу затеяли, вряд ли спит. Что за переполох, не знаешь? Вроде тихо было после вчерашней бойни.
– Да черт их знает, только от немцев вышел, как долбать начали, – бросил я и шмыгнул носом, чего-то сопли потекли, впервые, наверное, в этом времени.
Не перестаю удивляться нашим бойцам. Вокруг канонада, а здоровяк Малыш спит как сурок. Рядом сидит снайпер, оружие в руках, готов ко всему. На нас вскинулся, едва мы оказались в зоне видимости. Хорошая у ребят подготовка, лейтеха их мне рассказывал, что давно воюют, но по ним и так видно.
– Ты что-то тащишь? – спросил лейтеха, когда мы сели отдохнуть рядом с посапывающим Малышом.
– Есть такое, – кивнул я, – надо спешить.
– Малыш, подъем! – в форме приказа рявкнул лейтенант, и здоровяк мгновенно открыл глаза. Еще через несколько секунд, в его руках был готовый к делу «дегтярь».
– О, братишка, живой?! – Малыш чуть не кинулся ко мне.
Да, видать, и правда сильно любил своего братца, теперь на меня свою любовь перенес. Но я не против, это ж не та любовь, что будет продвигаться Западом в двадцать первом веке. Боец явно переживает за меня, видя, на что я иду и что делаю. Какой бы ты ни был крутой вояка, но идти к врагу, да не просто в тыл, а намеренно выдавая себя за своего… Нужно быть очень уверенным в своих силах, нервах и знаниях. На меня играет именно подготовка. Не знания мои из будущего, они тут мало помогают, а именно подготовка в немецкой школе. Если бы меня год там не учили, вряд ли такое было бы возможно. Все нелегалы, кто живет и работает непосредственно у врага, прошли очень серьезную подготовку, ибо даже очень хороший разведчик ничего не сможет сделать, не имея опыта общения с врагом. Постоянно наблюдая за немцами, за их повадками, речью, манерой есть и даже просто ходить по улице, ты невольно накапливаешь опыт и знания, копируешь их, а впоследствии применяешь даже не задумываясь.
– Малыш, замыкаешь, пойдем прямо сейчас, времени нет, – приказал лейтенант.
– Постойте, товарищ лейтенант, переговорить все же успеем. Дело в том, не знаю, могу ли вам говорить, а, ладно, если что, на меня свалите, я несу – дезу. Да-да, вы правильно поняли, мы им, а они нам. Только вот они не знают о том, что я служу Советскому Союзу, а еще, что ЗНАЮ про «липу». Меня отправили на убой, можно сказать. Они рассчитывали, что меня схватят и при мне будет этот пакет, – я показал, – но не учли главного.
– Ты прочитал документы?
– Ага, приписку для своих я прочитал, которую мне не давали. Вот она, – с этими словами я вытащил из трусов лист бумаги, закрашенный угольком.
– А что это за обгорелый лист? – удивился лейтенант.
– Так прочитайте, не видите, что ли, там текст.
– Я немного говорю, но читать на их поганом языке не умею, – развел руками, словно стесняясь, разведчик.
– А, ладно, просто тут как раз и написано, что документы – деза.
– Так, может, они специально тебе ее подсунули, такое разве невозможно?
– Не в этот раз, я случайно стал обладателем этой записки, просто повезло. Слушайте, товарищи разведчики, а что там с планом командования? Ну, с той дезой о наступлении?
– Да, – махнул рукой лейтенант, – не вышло, что хотели.
– Я ж их предупреждал, – покачал я головой, – много бойцов положили?
– Нет, с этим как раз все хорошо. Бойцы, конечно, полегли, но мы здорово дали немцам в этом районе и смогли подкинуть помощь в элеватор. Там теперь рота целая, патронов им подкинули нормально, гранат, будут держаться парни, они тоже тут нужны.
– Я понимаю, – кивнул я. Конечно, понимаю, они задерживают и раздербанивают потихоньку семьдесят первую дивизию, к которой я и приписан, не дают идти дальше. Пройди они тут, как планировали, центр бы уже был весь под врагом. Да уж, действительно борьба за каждый дом, за каждый метр земли. И ведь не скажешь, что где-то важно, а где-то неважно, все эти конвульсии Красной армии оправданны. Да что говорить, такие действия на любой войне оправданны, правда жизни. Победу всегда щедро оплачивают, и плата за нее многие и многие жизни простых людей.
– Вряд ли, – буркнул лейтенант, – вряд ли понимаешь. Под это дело пошла атака в центре, и вот там да, захлебнулись кровью.
– Плохо, не знаете, кто там наступал, сорок второй полк?
– Да, они в основном, но и другие части были, тут много остатков по нескольку человек. Ребята пытались пробиться к вокзалу, там, где-то еще первый батальон их полка держится. Тяжело там. Да эти еще, корректировщики, мать их за ногу!
– Какие именно? – спросил я, и не просто так.
– Сидят в высотках, ближе к берегу которые. Хрен их выбьешь оттуда.
– Можно попробовать, но будет трудно, – озвучил я то, о чем давно думал.
С наступлением темноты мы пробрались к нашим. Я передал сведения, отдал записку, восстановленную мной угольком, и стал ждать, чего придумают командиры. Сидя в штабе, треская тушенку из банки, я наблюдал за работой военных, а также слушал. Жесть. То, что творится здесь, жесть, и ведь не скажешь никому, что держаться придется еще три месяца! Да, в наступление перейдут раньше, чуть больше месяца осталось, но парням, кто здесь и сейчас воюет, от этого легче не станет. Немцы будут очень долго упираться. Будучи уже в кольце, замерзшие, имея огромные проблемы с оружием и боеприпасами, голодные от нехватки продовольствия, они упорно будут сопротивляться, пока Паулюс не сдастся. Да и после его сдачи еще будут рыпаться, некоторые генералы не подчинятся приказу, будут умирать и умирать, ведя на убой голодных и еле живых солдат. Я их не жалею, солдат этих, но к тем окруженным у меня нет особой злости. Это сейчас они через одного наглые, злые, презирающие русских, а в январе-феврале, когда будут в кольце, они перестанут быть на себя похожими. К голоду здесь присоединится очень сильный холод. Сколько замерзнет, скольким солдатам отпилят конечности, отмороженные до черноты, ужас.