Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 20

– Хотите за наш счёт искупить свои грехи? А примет ли Богиня такое искупление?

– Я надеюсь, – вздохнула. – Ладно, не будем о высоком. Музыкальный салон. Тебе это о чём-нибудь говорит?

– Петь, плясать, что ещё?

– Петь, играть на инструментах и показывать спектакли, – терпеливо объяснила я. Аглая не впечатлилась:

– А ежели мы не умеем?

– Вот тут мне будет нужна твоя помощь. Хочу пригласить людей, которые вас обучат манерам и пению, может быть даже актёрскому мастерству! Но совершенно не знаю, где их искать.

Она отмахнулась с таким видом, будто на каждой улице стояло по пять учителей танцев и ждало, когда я их приглашу. Что ж, пусть займётся этим, одной проблемой меньше. Я встала и взяла из шкафа несколько папок, положила их на стол и шлёпнула по ним ладонью:

– Ты должна мне помочь разобраться с ценами и поставщиками. Потом, когда девицы закончат с уборкой, позавтракаем. Я привезла пирожные.

Сказать, что Аглая удивилась, значит, ничего не сказать. Она вытаращила на меня свои красивые чёрные глазищи и даже рот раскрыла. Стоп, это пирожные произвели на неё такое впечатление или поставщики? Я покачала головой, указала девушке на стул:

– Садись, будем выписывать имена и адреса. Я люблю, чтобы всё было под рукой.

Подсунула ей бумагу и перо в чернильнице, но Аглая смутилась:

– Не умею я, мадам. Не обучена грамоте.

– Ох ты ж… – вздохнула я. – А кто умеет?

– Аннушка.

– Аннушка у нас теперь будет и швец, и жнец, и на бумаге писец, – съязвила, а потом махнула рукой: – Ладно, зови Аннушку, а сама иди помогай. И не забудь всех настроить на правильный лад, договорились?

– На правильный – это чтоб не рыпались? – фыркнула иронично Аглая, но послушно вернулась в салон. Через пару секунд появилась невесомая аристократка Аннушка. Она присела в очень элегантном реверансе и своим обычным бесцветным голосом спросила:

– Звали, мадам?

– Звали, – откликнулась я. – Садись, будешь записывать.

Безропотная и безответная Аннушка присела на стул, каким-то очень изящным жестом откинув вбок край платья, и мне в голову пришла ещё одна бредовая идея. Я прищурилась, медленно открывая первую папку, и спросила:

– Анна, ты ведь обучена хорошим манерам, не так ли?

– Да, мадам.

– Не возьмёшься ли за своих коллег?

– За кого, мадам?

– За девушек. Нужно поднатаскать их, чтобы стали настоящими дамами!

Она подняла на меня свои серые очи, и я только сейчас заметила, как искусно они подведены тёмным. Аннушка не мазалась, как остальные девицы, она красилась в стиле «нюд». Вроде бы никакой косметики на лице нет, но это только видимость. Во взгляде Анны впервые за два дня скользнуло удивление, но сразу же исчезло, и девушка стала снова безразличной ко всему. Она сказала задумчиво:

– Я не смогу научить их многому. Да и зачем, мадам?

– Мне нужно, чтобы они держались прямо, умели есть с ножом и вилкой, а также знали, к кому как обращаться. Я намерена принимать здесь не только средний класс, но и знатных людей.

Глянула на Анну и подняла палец вверх:

– Не обязательно мужчин!

И без того бледная девушка побелела ещё сильнее и выдохнула с присвистом. Потом сказала:

– Если так, мадам, то я вынуждена буду оставить заведение.

Я обошла стол, приблизилась к ней вплотную и спросила тихо:

– Отчего же? Ты можешь всё мне рассказать.

– Не спрашивайте, мадам, я не отвечу, – дрожащим голосом проблеяла она, и я поняла, что ничего не добьюсь от милой и тихой Аннушки, даже если начну резать её на кусочки. Что ж, членовредительство в мои планы не входит, поэтому отстану от девушки. Придвинула к ней чернильницу и сказала холодно:

– Давай, я буду диктовать, а ты пиши.

В следующие полчаса мы с ней составили внушительный список торговцев. Там был и господин Шпак – галантерейщик, и господин Данилов – пивовар, и господин Земельман – винщик, и ещё по мелочи человек десять. Я нашла обойщика и модистку, а между делом узнала, что мсьё Белласти, учитель танцев в местном пансионе для девочек, может давать уроки танцев. А когда мы закончили, в кабинетец сунулся Данилка и вякнул:

– Там дядька пришёл какой-то! Мадам спрашивает!

Что ещё за дядька, интересно? Может, Порфирий? Или опять полиция собралась мне досаждать? О-о-о, а если это Городищев?!

Глава 9. Репетирую

Отчего-то вместе с образом Городищева внутри меня родилось что-то очень тёплое и вязкое. Как будто в животе заблудилось ещё горячее малиновое варенье… Мама варила его в тазу, караулила пенку, а я именно пенку и любила, всегда просила маму дать мне с ложки… Фантомный вкус сладкой пенки с варенья подзадорил, и я поднялась, пошла в салон с воодушевлённым лицом.

Но там меня ждало жесточайшее разочарование. Вместо красавчика Городищева на пороге стоял высокий широкоплечий мужчина, которого я уже видела. И поэтому не удержалась от возгласа:

– Вы?

Он спрятал свои красивые голубые глаза и ответил:

– Я, барыня. Не велите казнить, не велите звать полицию! Я пришёл наниматься на работу.

– Нет, серьёзно, – только и смогла ответить я.

Нищий, слепой, тот, который бросился под колёса экипажа, стоял передо мной и смотрел обоими глазами.

– Я так и знала, что ты притворяешься, – фыркнула, качая головой. – Все вы такие…

– Барыня, не со зла ж! От невезучести, – горячо поклялся нищий, бывший слепой.

– Здоровый мужик, а с нищими ходит, – укорила я его. – Не стыдно? На работу наняться не пробовал?

Он наклонил голову так, чтобы спрятать глаза, но из-за его спины высунулась девочка – та самая, которая водила слепых – и сказала тоненьким голоском:

– Простите, барыня, нанимался он, только из-за меня не берут его никуда…

Я вытаращилась на это чудо чудное и зависла на пару секунд, а потом спросила:

– А ты кто такая?

Она засмущалась, покраснела так, как могут краснеть только натуральные блондинки – пятнами, и пискнула:

– Катя!

А потом снова спряталась за спину мужика. Дочка, что ли? А где её мать?

Эти два вопроса я задала соискателю на работу. Он помял в руках шапку и кивнул, потом ответил:

– Мать её родами померла, вот с рождения с собой таскаю. Обуза, конечно, но куда я её дену-то?

– Какая обуза, блин?! Как ты можешь так говорить о ребёнке?

Я даже рассердилась. Вот мужики, вот идиоты! И дочка у него миленькая, тихенькая, как она может быть обузой? Хотела ещё немного покричать и позлиться, но потом вспомнила, что мужчины всё равно такие и меняться не станут, хоть ты тресни. Поэтому махнула рукой и спросила:

– Как тебя зовут?

– Захар, – ответил мужчина. – Захар Мелентьев сын.

– Значит так, Захар Мелентьевич. Я нанимаю тебя охранником. Дочь твоя может оставаться здесь, поможет по мелочи: пыль там протереть или тарелки помыть. – Глянула на девочку и улыбнулась: – Сумеешь?

– Не извольте беспокоиться, барыня, она сумеет!

– Тогда иди прикупи себе нормальную, приличную одежду. И дочке тоже платье красивое. А потом прогуляешься по дому и посмотришь, где что надо починить, понял?

– Понял, барыня! – Захар поклонился низко, сжимая в руках шапку, и я покачала головой:

– Не барыня, а Татьяна Ивановна.

– Как скажете, бар… Татьяна Ивановна!

Он удалился, подталкивая дочку вперёд, а я вздохнула. Так. Наняла вышибалу, хочу всё переделать, а денег может и не хватить…

– Барыня, снял я вывеску-то!

В салон ввалился Порфирий с доской наперевес и застыл, смущённо разглядывая девчонок, которые были опять не слишком прилично одеты. Я снова вздохнула и велела:

– А ну все за работу! Порфирий, спасибо, есть тут какой-нибудь подвал? Надо её туда отнести, или в сарайчик… Я не знаю, найди что-то.

– Как скажете, барыня.

Он потащил деревяшку обратно, а я пошла проверять работу девушек.

Работали они из рук вон плохо. По углам осталась пыль, обрывки бумажек и фантики стыдливо спрятались под шторы, а на стенах проступили разводы и пятна. Покачав головой, я подумала, что стены тоже придётся перекрашивать. Хотя нет, это ткань. Значит, обивать. Интересно, обивщик мебели занимается стенами? Или обращаться к обойщику?