Роза песков (СИ) - Ром Полина. Страница 35

Старик покорно и равнодушно кивал головой, как бы не слишком понимая, что именно она говорит.

К постоялому двору подходили не торопясь. И уже в воротах Нариз увидела брата, который что-то выглядывал, повернувшись к ней спиной. Подойдя поближе, она окликнула его. Гуруз первым делом спросил:

-- А где кибитка? Матар сказал, что ты за кибиткой ушла. -- Кибитку сейчас пригонят. Я ее осмотрела, все сделано хорошо. Скажи мне, когда мы выезжаем? -- Через два дня выезжаем, утром.

Диалог шел совершенно спокойно до того момента, пока Гуруз не обратил внимание на стоящего рядом с сестрой старика и довольно грубо приказал:

-- Что встал, пенек старый? Иди, куда шел!

С одной стороны, у Нариз руки чесались закатить брату за хамство оплеуху, с другой стороны, она отчетливо представили, что сейчас будет, когда брат узнает, что она купила такого негожего, старого раба. Поэтому она только вздохнула, повернулась к старику, и, указав рукой на скамейку, на которой еще несколько часов назад маялась от безделья, заявила братцу:

-- Пойдем в комнату, нам нужно поговорить.

Как и обычно, разговор вышел не просто долгим и скандальным, а еще и вымотал все силы. Гуруз ни в какую не хотел понимать, чему и как он должен учиться у раба. Были и вопли на тему «Да чтобы я, сын айнура…». Было и возмущение и уже потраченной суммой, и предстоящими расходами. Были и рассуждения о том, что все женщины – Хирговы дочери.

В конце концов Нариз не выдержала, и братец-таки отхватил оплеуху…

Спасло ее то, что она в силу возраста была тяжелее и физически сильнее. Положенный на обе лопатки мальчика вынужден был слушать то, что она ему говорила. Нариз сидела на нем верхом, крепко прижимая его запястья к полу, и монотонно вдалбливала:

-- Мы больше не дети айнура. Мы никто в этом мире. И если мы не будем учиться и меняться, мы никогда и не станем кем-то.

Дождавшись, пока брат успокоится, она отпустила его и сказала довольно жестокую вещь, твердо зная, что именно так она и поступит, если он упрется сейчас:

-- Ты уже не маленький, мне надоело воевать и спорить. Давай решим все сейчас. Или мы с тобой помним о том, что мы – родная кровь, и стараемся вместе пробиться и устроиться, или мы делим сейчас все, что у нас есть и расходимся в разные стороны. Я не хочу искалечить свою жизнь из-за твоей глупости.

Гуруз был искренне растерян.

-- Тебе что, этот раб дороже меня, -- голос у него был спокойный и какой-то усталый. -- Да не раб мне дороже тебя, -- с раздражение огрызнулась Нариз, -- ты сейчас глупость говоришь! Мы едем в чужую страну, и пусть ее язык похож на наш, но мы будем сильно отличаться от местных жителей внешностью и речью. Скажи мне, Гуруз, где в мире есть такое место, где к чужакам относятся хорошо? Пойми, мы не можем выглядеть, как они, но мы должны научиться говорить, как они, одеваться, как они. Тогда, со временем, к нам привыкнут, и мы не будем так выделяться.

Помолчала, но брат не возражал. Кажется, он не только слушал ее, но и, впервые, слышал…

-- А где ты собираешься учиться говорить по-новому и одеваться по-новому? Кто будет настолько добр, что будет заниматься с тобой и тратить на тебя время? Так что, решай, Гуруз, я устала с тобой воевать. Решай, и помни, никого роднее меня в твоей жизни не будет уже никогда.

Молчал Гуруз долго, а потом, так ничего и не ответив, прямо в одежде завалился на кровать лицом к стене. Нариз решила не давить и пошла во двор к своей покупке. Сама идея рабства казалась ей достаточно отвратительной, потому, сев рядом с равнодушным стариком на скамейку, она попыталась заключить с ним сделку. Пусть и завела разговор издалека:

-- Скажи, почтенный, Беш – это твое имя? Настоящее?

Отдохнувший старик выглядел немного лучше. Подняв на нее глаза, он отрицательно помотал головой и ответил:

-- Нет, госпожа. В прошлой жизни, -- тут он странно ухмыльнулся, -- меня звали фаранд Бушар Контеро.

Нариз даже вздрогнула. Слова «в прошлой жизни» поразили ее, но она быстро сообразила, что он говорит не о реальной прошлой жизни, а о времени до рабства.

-- Фаранд Бушар, я хочу предложить вам сделку. -- Сделку?

Раб с сомнением покатал это слово на языке и еще раз неуверенно переспросил:

-- Сделку?

-- Именно так, фаранд. Я и мой брат направляемся в Синцерию, поближе к столице. Но я прекрасно понимаю, что и наш язык, манеры и одежда сильно отличаются. Я хочу, чтобы вы учили нас всю дорогу, всему, чему только сможете. А там, в Синцерии вы будете вольным человеком и сами решите, как вам жить дальше. Я обещаю хорошо кормить вас в дороге, позаботиться о теплой одежде и почтительном отношении.

Старик долго смотрел не нее, как будто не мог принять решение, или же просто сомневался в ее словах. Наконец, он как-то неуверенно кивнул и ответил:

-- Я не был на родине больше пятнадцати зим. Но я расскажу вам все, что вы захотите узнать. -- Ну вот и ладно.

Нариз легко поднялась со скамейки и, стоя перед ним, сказала:

-- Сейчас вам следует поесть и отдохнуть. А завтра в хамаме мужской день…

Ей пришлось договориться с хозяйкой о месте для ночлега её нового спутника – пускать незнакомого человека в комнату, где хранилось изрядное количество золота, она не хотела – все же она не знала о нем практически ничего.

Гуруз очнулся от своей дремы, когда она вернулась, и так и не повернувшись к ней лицом, спросил:

-- Как мы будем делить золото?

Сердце Нариз екнуло, она все же думала, что он захочет остаться с ней, но на вопрос надо было отвечать:

-- Пополам, Гуруз. Мы поделим ровно пополам.

Мальчишка зашевелился, сел на кровати по-турецки и, задрав лицо на стоящую рядом Нариз, спросил:

-- И ты отдашь мне мою половину? Не будешь кричать, что это ты добыла все золото? -- Отдам и не буду… Для меня ты – единственный в мире близкий человек, а родных не обделяют.

Мальчишка посопел, и не слишком довольно, даже как-то раздраженно сказал:

-- Прости меня, я просто так спросил… Мы… -- он откашлялся. -- Я решил -- мы едем вместе.

Нариз устроилась рядом, обняла его худенькие плечи и прижала к себе. Так они и сидели в опускающихся сумерках – молча, чувствуя рядом родное тепло.

Глава 25

Нельзя сказать, что за эти два дня старый раб помолодел, но, безусловно, выглядел он гораздо лучше и бодрее. С утра Нариз отвела его к кузнецу, где с него сняли ошейник. Мастерскую, разумеется, посоветовала Хатиш, хотя и выразила неудовольствие странным желанием постоялицы:

-- Зачем было покупать старика? Только деньги потратила! А сейчас еще и ошейник хочешь снять – толку то от него, такого, будет…

Помня о том, как полезны были для нее советы и рекомендации хозяйки, Нариз постаралась ответить максимально вежливо:

-- Почтенная Хатиш, сбежать он никуда не сбежит – слишком стар. Кроме того, на шее у него сразу видно полоску кожи от ошейника. Даже если попытается – каждый поймет, что он беглый раб. Толку, конечно, с него немного, но, если дядя примет нас в свой дом, нам придется учиться говорить так, как принято в Синцерии. А этот раб родом оттуда.

Хозяйка неодобрительно покачала головой, но решила, что вмешиваться дальше в дела этих чужих подростков не слишком мудро. Хочется девчонке так неразумно тратить деньги – ее воля.

После кузнеца Нариз отправила старика в хаммам, оплатив все необходимое, в том числе и банщика. Пока раба отмывали, брили и стригли, они вдвоем с Гурузом успели пробежаться по рынку и принесли к дверям бани узел новой одежды. Гуруз, который относил тряпки внутрь, вернулся совершенно пораженный:

-- Представляешь, они водой моются!

Нариз засмеялась и напомнила брату сказку о крошечных червях.