Распутье - Басаргин Иван Ульянович. Страница 39

Наша партия призвала народ в следующее воскресенье выйти на улицу, чтобы отметить годовщину Кровавого воскресенья, отметить стачками, политическими забастовками. Пусть враги видят рост наших рядов, нашу силу.

Вот пока и всё. Будут вопросы? Времени в обрез. Сейчас по одному расходитесь. Прощайте! Спирин, проводи меня. Подпили мы с тобой ладно. Веди гулевана!

6

Во Владивостоке слякоть, хотя уже начало января. Грязный снег по обочинам дорог, чавкающий под ногами снег на тротуарах. Грязные потёки на стенах домов, на окнах. Пелена дыма и тумана над морем и городом. Бегут, трезвонят трамваи, спешат люди…

Шишканов после второго ранения вернулся в город, не спеша шел по Владивостоку. За заснеженной Сибирью осталась война, душный лазарет, Петроград, где Шишканов разыскал Федора Силова и через него встретился с большевиками. От них получил задание проинформировать социал-демократическое подполье Владивостока о создавшемся положении в Петрограде, в центре России. Владивосток не Петроград, хотя много общего в погоде: те же туманы, промозглость, но меньше страстей и революционного накала. В его тяжелом чемодане революционная литература, из-за которой можно легко снова угодить на каторгу. Но Шишканов не трусил, у него есть защита – Георгиевский крест, поэтому ехал смело, рассказывал мещанам о геройстве русских солдат, которые горят желанием разбить германцев. Совсем другое он расскажет владивостокскому подполью.

И вот он выступил на явочной квартире:

– Не надо быть провидцем, – ровно говорил Шишканов, – что в России назрела революция. Это понимает и царь, и его приближенные. Они ищут выход из создавшегося положения. А выход один – это заключить сепаратный мир с Германией, а потом верными войсками задушить революцию. Но против мира крупная буржуазия, которой невыгодно терять свои прибыли на военных поставках. С другой же стороны, рабочие и солдаты требуют прекращения войны. Верхушка судорожно ищет возможности, чтобы удержаться у власти. Но, как это понимаем мы, большевики, час настал. Просочились сведения, что скоро заговор будет приведен в исполнение. Заговорщики хотят с помощью гвардии задержать поезд, идущий из Ставки, и в поезде заставить царя отречься от престола государства Российского, принудить царя передать корону малолетнему сыну, при регентстве великого князя Михаила Александровича. Таким образом, в России должна установиться конституционная монархия. С планами заговорщиков согласны союзники. Англия и Франция, по их утверждению, много капиталов вложили в дела России и терять их не хотят. Большевики поддерживают этот заговор, более того, поддержат и революцию, которая станет первым этапом к захвату власти народом.

Но мы должны разоблачать планы буржуазии, готовить народ к новым боям, проводить здесь, на далекой окраине России, забастовки, демонстрации, митинги, разъяснять народу порочность политики буржуазии.

Мне также предложено передать вам, большевикам-дальневосточникам, что ваша позиция по отношению к другим партиям вредна и порочна. Вы работаете в содружестве с эсерами, меньшевиками, максималистами и даже с анархистами. Всё это идет вразрез с решениями Пражской конференции 1912 года, где истинные большевики отмежевались от меньшевиков и других партий, которые стоят на антинародных платформах, работают в содружестве с буржуазией, ратуют за продолжение войны, целуются и милуются с буржуазией. Мало того, так кое-кто забыл девятьсот пятый-седьмой годы, когда меньшевики и эсеры выступили за ликвидацию революции, за переход на легальную работу совместно с буржуазными партиями.

В горнице зашевелились, зашумели, кто-то громко сказал:

– Еще одного раскольника послал бог на наши головы.

Раздались смешки. Никитин, который вел собрание, поднял руку:

– Тихо! Товарищ Шишканов, вы выступаете не просто перед собранием, а перед руководителями разных партий: большевиками – похоже, ты к их числу относишься, – меньшевиками, правыми и левыми эсерами, максималистами, анархистами. Ты призываешь большевиков отмежеваться, но от кого? От каких партий? Ведь все эти люди горят желанием сбросить с престола царя, навести порядок в России. А это значит, передать власть в руки Советов, отдать власть народу. Пусть народ решает, с кем ему быть, а не одни большевики. Легко давать инструкции сверху, но тяжело их выполнять снизу. Я не вижу разницы между анархистами, коммунистами и большевиками…

– Погодите, куда я попал? Вы-то кто?

– Я анархист-коммунист, товарищ Шишканов. Это вас удивляет? Пусть не удивляет. О нас ходят разные толки, но мы, как и все мыслящие люди, против царя, против гнета той или другой власти, мы за свободную и всеобщую конфедерацию труда, без эксплуатации человека человеком. Мы против каких-либо диктатур, даже диктатуры пролетариата. Всем должен руководить народ, совместно, без нажима с той или другой стороны.

– Всё ясно, можете дальше не продолжать, – сел Шишканов.

Взял слово Константин Суханов, студент, недавно прибывший из северной столицы. Это большевик, но и он возразил Шишканову.

– Может быть, наши товарищи и правы, что нам пора отмежеваться от всех партий, но они сидят в Питере, где тысячи большевиков, а у нас десятка не набралось. Многие товарищи в подполье, в эмиграции, бо́льшая половина в тюрьмах. И мы при такой постановке вопроса сверху можем остаться в вопиющем меньшинстве. Мало того, так мы внесем разлад в наши общереволюционные дела.

Мы можем дискутировать, соглашаться или не соглашаться с другими партиями, мол, созрел ли наш народ для социалистической революции или не созрел, но мы ни в коем случае не должны отпугивать от себя те партии, которые будут вершить дела революции. Кое-кто не принимает анархистов всерьез, мол, это люди, требующие безвластия. А уж такого ли безвластия? Я знаю программу анархистов, которая предполагает создание союзов землеробов, рабочих, интеллигенции, которые будут руководить государством, ратуют за создание общества на основе «вольных коммун». Есть и у них что взять. Они тоже враги царской диктатуры. Никитин не раз в тюрьмах сидел, побывал на каторге – всё за народ страдал. Что же, по вашему мнению, его надо отринуть от себя, сказать, что вы, мол, товарищ Никитин, неправы, ваша программа порочна, уходите с революционной сцены? Я глубоко убежден, что нам нужны и анархисты-максималисты, и меньшевики, и эсеры. Это всегда будет вносить свежую струю в нашу совместную работу. Кто хоть чуть революционер, тот с нами, – закончил речь Суханов.

– Тогда зачисляйте в свои ряды кадетов, октябристов, а с ними Бринера, братьев Меркуловых, Пьянкова, Чурина, всех капиталистов и судовладельцев, ведь они тоже за революцию. Но какую – это еще вопрос, – не скрывал раздражения Шишканов. – Мне понятно, что вас страшит междоусобная война, вас страшит одиночество, но вам всего этого не миновать. Народ будет с теми, кто покончит с войной, кто накормит его, даст все, чего не хватает народу. До свиданья! – откланялся Шишканов.

И не знал он, какой расшевелил муравейник, что после его ухода все партийные руководители навалились на Суханова. Кричали, что, мол, большевики из центра хотят обойти всех на вороных, что все остальные партии готовы покинуть большевиков, которых всего лишь жалкая кучка. Но Суханов всё это спустил на тормозах, спокойно отвел все нападки. Предположил, что в центре ошибаются и там без Ленина идёт что-то не то. Ленин готов быть в дружбе со всеми партиями, спорить – да, но разрывать отношения Ленин не согласен и не согласится.

Разошлись, поругивая большевиков из центра. Суханов разыскал Шишканова на постоялом дворе, где он остановился проездом, хотел знать без лишних ушей последние сведения из центра.

Шишканов повторил, что на Пражской конференции, еще в 1912 году, истинные большевики порвали с меньшевиками и будут впредь отмежёвываться от них, как и от других партий, чтобы не внести раскол в свою партию. Суханов же спокойно ответил:

– Всё это правильно, но нам, большевикам, надо держать себя сообразно обстановке. Я правду сказал, что нас, большевиков, настоящих большевиков, здесь единицы, тогда как из других партий наберется за сотни. И потом, мне не понятно, как можно отгонять от себя тех, кто перенес ужасы каторги, ссылок? Ведь они тоже боролись против царя и его диктатуры. Пойми, Валерий Прокопьевич, здесь не Центральная Россия, а далекая окраина, где свои условия, где сложился свой уклад. Здесь мало бедняков, нет безземельных, всем дают землю. И лозунги многих партий – ориентация на крепкого и грамотного мужика – здесь находят единомышленников. Рабочих, которые могли бы стать нашей опорой, здесь мало. Промышленные центры – это Владивосток, Сучан, Тетюхе.