112 (СИ) - Хорунжая Татьяна. Страница 17

— Похоже, эпопея с твоей квартирой затянется еще на «энное» количество времени, — отчитывался вечером Макс перед Аленой. Убедившись, что она понимает его, он еще вчера оставил свою глупую жестикуляцию. Сегодня он перестал подбирать слова, и сам не заметил этого. — Ладно, давай о более приятном: садись ужинать. Я, конечно, не шеф-повар, но покупные котлеты пожарить все же способен, — он поставил на стол сковородку.

Алена, внимательно «слушавшая» до этого про квартиру, руками изобразила что-то такое, по чему Макс сразу понял: «Спасибо, я не голодна».

Макс нахмурился:

— Теперь ты решила бороться со мной другим способом — голодовкой?

Алена поспешно покачала головой и отступила на шаг назад… Но Макс уже начал «закипать»:

— Ты че, постишься? Ешь, сказал!

Алена в нерешительности не шевелилась.

— Знаешь что… — сделал шаг к ней Макс. — Давай-ка ты лучше сама ешь… Иначе я тебя силой накормлю!

Алена испуганно схватила кусок хлеба и запихнула его в рот.

— Моя школа… — вздохнул Макс и сел за стол.

Ужинали в полном молчании. Алена наклонила голову к тарелке и, казалось, стыдилась посмотреть на Макса. Съев необходимый минимум, она сложила руки на коленях и ждала разрешения уйти. Макс гонял по тарелке последний кусочек. В конце концов, он бросил вилку и испытующе посмотрел на нее:

— Ну вот ты вся такая правильная… Ну почему тогда так тяжело с тобой?

Алена молчала, и только опустила голову еще ниже.

На следующий день история повторилась. Алена вышла из комнаты только чтобы узнать, когда ее отпустят из плена. Сегодня Макс кормил ее пельменями.

— … в общем, ничего нового, — закончил свой отчет Макс, когда ужин был окончен. — Соседи твои говорят, что результат экспертизы всё равно ни на что не повлияет. Они, кстати, уже переехали. Совсем. — Он помолчал, глядя на то, как Алена не знает, куда деть руки под столом. Что у нее в голове? Способна ли она вообще улыбаться? Испытывать какие-то эмоции, кроме страха и неловкости?

— Может, сегодня хоть на полчаса покинешь свою крепость и посидишь со мной в комнате? — рискнул, наконец, спросить он. Но Алена отвернулась и больше не смотрела на него. Макс помолчал, потом взял ее за подбородок и повернул лицо к себе.

— Почему у меня стойкое ощущение, что мы играем в одни ворота?

Алена вскочила, чтобы уйти. Он удержал ее за руку:

— Постой, я… — он не успел договорить, как Алена рефлекторно отдернула руку и шарахнулась в сторону.

Макс встал и молча смотрел на нее. В ее глазах не было ничего, кроме страха.

Да к чему всё это это? Зачем это ему? Надоело!

— Знаешь… — тихо сказал он. — Я устал быть гитлером для тебя. Я больше не заставляю тебя быть здесь. Поступай как знаешь.

Он вышел из кухни, отпер входную дверь и ушел в комнату. Сев на диван, он зачем-то включил телевизор, который пылился вот уже несколько месяцев. Ему больше не интересна эта тема.

Шел третий день соревнований по биатлону и комментатор, перекрикивая шум болельщиков, анонсировал победу нашего спортсмена. Макс любил биатлон и старался переключиться на соревнования, но вместо этого невольно вслушивался, что происходит в коридоре. Он ждал, когда хлопнет входная дверь. Хлопнет — и вся эта сомнительная история будет окончена.

Но она всё не хлопала. Макс выкинул всё из головы, втянулся в соревнования и стал болеть за нашего. Неожиданно он почувствовал, что в комнату как всегда бесшумно, как призрак, вошла Алена и встала у него за спиной. Он не обернулся. Она понимала, что он все равно ее заметил, и беззвучно села на другом конце дивана.

— Да! — закричал комментатор. — Точное попадание! Еще раз!

— Мо-ло-дец! — заливалась публика.

Максу вдруг стало гадко и стыдно, что он слышит это, а она нет. Будто что-то неуважительное и даже оскорбительное было в этом для нее. Он взял пульт и выключил звук. В комнате сразу стало тихо. Спортсмены молча бежали, болельщики что-то беззвучно кричали, комментатор молчал. Вряд ли Алена поняла это, но совесть Макса успокоилась. С этого дня Макс всегда смотрел видео без звука.

Поздним вечером сонная Инна открыла дверь и подпрыгнула от неожиданности. На пороге стояла Майя, на голове которой была маска спецназовца из магазина розыгрышей — точь-в точь как настоящая, только со смешной кисточкой на затылке. Она была одета в черные куртку и штаны, а завершали образ два банки краски в руках и раскладная лестница подмышкой.

— Знаю, — заговорщическим тоном сказала она, снимая маску, — ты же всегда мечтала быть моим пособником и отсидеть на одной скамье со мной 15 суток.

— Да ты просто мысли мои читаешь! — зевнула Инна.

— Тогда одевайся. Выбери что-нибудь поскромнее, понезаметнее, там, колготки на голову или можешь прям в халате идти.

15 минут спустя они быстро шли по ночной улице Шукова. Город спал, и встречных людей почти не было.

— Ну? — ждала объяснений Инна. — На какое преступление ты меня склонила? Убивать кого-нибудь будем?

— В другой раз. Он сказал, что работает на улице Шукова… — Майе уже не нужно было пояснять, кто именно «он». Инна знала, что в последнее время она говорит только об одном человеке. — Я тут присмотрела одно такое занятное здание… — она остановилась напротив старого двухэтажного дома, который хорошо освещали уличные фонари. — Он непременно должен его увидеть, если каждый день проезжает мимо. — Она задумчиво посмотрела на пустую стену без окон и решительно прислонила к ней лестницу. — Работаем! Тебе первый этаж, значит, тебе достаются слова «Позвони Майе» и номер телефона. А мне — второй этаж и «Андрей Блохин». Старайся там посимпатичнее писать…И главное без ошибок, чтоб не позориться! — она надела маску и уже забиралась по лестнице. — И побыстрее! Пока никто нам по шапке не дал…

Инна нерешительно взяла кисть.

— Ну чего ты там мнешься? Вперед! Цигель, цигель, ай-лю-лю!

— Кошмар!.. — Инна шлепнула тяжелой, обмакнутой в густую зеленую краску кистью об стену. — Мы портим чье-то имущество и внешний вид города. Тут столько людей каждый день проходит…

— Чего ты там бубнишь? — прошипела сверху Майя.

— Я бубню: позор какой! Чем мы занимаемся! Ну ладно твои подростковые гормоны, но что здесь делаю я, солидная мать солидного семейства! И, главное, цвет мне еще такой гаденький подсунула…

— Какой был! Могу поменять на розовенький.

— Еще лучше… — несколько минут они сосредоточенно красили под тихое бубнение Инны.

— Подержи мне лестницу, пож! — попросила Майя. Она выделывала акробатические номера, упираясь одной ногой в стену дома и пытаясь дотянуться до дальнего угла. — Мне осталась только буква «Н». А тебе?

— Пара цифр. — Инна вовремя схватила поехавшую под подругой лестницу. Майя даже внимания не обратила.

Мимо прошла, удивленно оглядываясь, какая-то женщина.

— Вот, решили отделкой заняться… — виновато оправдалась перед ней Инна. — Днем работа, дети… Всё времени не хватает… Майка! — она хлопнула подругу по ноге. — Пойдем отсюда! Хватит с меня! Там еще мужик какой-то идет. Я не переживу еще одного такого позора!

По другой стороне улицы шел и осторожно присматривался к ним бородатый мужик.

— Вы чего творите, шалопаи! — внезапно крикнул он. — Гаденыши малолетние!

Инна от страха выпустила лестницу, которая незамедлительно рухнула вместе с Майей. Сверху, пролетев рядом с Майиным ухом, шлепнулась перевернутая банка краски. Не слушая ненормативную брань, которой разражался спешивший к ним мужик, Майя, не слышно шевеля губами, прочитала получившуюся на стене надпись, нащупала на снегу упавшую Иннину кисть и быстро дописала оставшиеся две цифры своего номера. Потом, бросив всё на месте «преступления», она побежала догонять удирающую Инну.

На следующий день, вернувшись с дежурства, Макс обнаружил, что дома пахнет так вкусно, как никогда еще не пахло в его холостяцкой квартире. Он не разуваясь прошел на запах и стал хлопать крышками сковородок. Мммм, сколько вкусненькой еды… Нормальной человеческой, домашней еды. Алена стояла рядом с плитой и, глядя на Макса, помешивала что-то в кастрюльке.