112 (СИ) - Хорунжая Татьяна. Страница 20

— Давай не кисни. Выкини всё из головы, дай ей покою. И самое главное — выкини, наконец, из головы этого Блохина!

Майя кивнула сквозь слезы.

— Я тебе обещаю, что больше ты про него не услышишь.

Инна закрыла дверь и посмотрела на стоящего рядом Бориса.

— И чего она так переживает из-за какого-то мужика? — удивился Борис. — Совсем на себя не похожа.

— Ты не понимаешь… — Инна могла позволить себе больше не улыбаться. Она понимала Майю как никто другой, потому что не мыслила своей жизни в одиночестве. — Это то, о чем люди жалеют всю жизнь…

Кто сказал, что в мужских коллективах не бывает сплетен? Ерунда… Слух о том, что «Макс взял себе глухонемую» разнесся со скоростью пожарной сирены и почти так же быстро, как и слух о повышении зарплаты.

— Ты чё, Максон? Правда, что ли, с глухонемой «живешь»? — уже спрашивали Макса, когда тот появился на смене. После утренних трудов праведных коллеги наливали чай в уютном «кормовом» уголке базы. На стенах над столом висели детские рисунки, фотографии, расписание занятий, дипломы и благодарственные листы.

— Я с ней не «живу», — уверенно ответил Макс.

— Ну в квартиру же к себе привел. Зачем тебе это надо? К тебе девчонки и поинтереснее в очереди стоят. Ты вроде особой сердобольностью никогда не отличался, а выбрал калеку?

— Еще раз так назовешь — получишь.

Макс терпеть не мог, когда сторонние люди лезли в дела других. Тем более с немытыми ногами. Он не принимал осуждения категорически, и простить подобные термины он мог, пожалуй, только тем, кто был его семьей — то бишь бойцам его бригады. Он подсел к ним за стол и придвинул чью-то стоящую посередине полную кружку чаю.

— С чего ты взял, что она калека?

— Э! Опять мою кружку взял, зараза! — завозникал «новенький», но, достав с полки другую кружку, налил себе новый чай.

— Ну она же… не такая, как все… ну… глухонемая?

— И что? А ты лысый. А у Михеича печень от «капельниц» увеличена. А Лёха вон вообще урод лопоухий — и ничего, не комплексует.

Лёха подошел и дал Максу лёгкую затрещину.

— Я красавчик!

Макс увернулся и продолжил:

— И что, если ты, например, петь не умеешь или, скажем, очки носишь — значит, ты «не такой как все»? Да брось. У каждого есть отличия, нет двух одинаковых людей. По-твоему, это не нормально, что ли?

— Да понятно, что все мы разные, и это здорово, и все такое, — не успокаивался Лысый. — Но ты со временем не пожалеешь? Скажешь, что зря связался… такой крест на себя взял.

— Да чё ты пристал к человеку? — подал звучный голос Михеич, который был самый старший в бригаде. — У моей вот три состояния: либо она орет, либо бубнит, потому что «обиделась», либо сплетни гоняет. Ты еще молодой, не понимаешь, какое это счастье — когда баба молчит!

Все засмеялись.

— Всё бы вам только поржать! Кони! — крякнул Михеич.

Макс поспешил сменить тему.

— Вот скажи лучше, Лех, у тебя вроде какой-то родственник глухонемой был?

— Ну.

— Ты язык жестов знаешь? Научи?

— Да я сам уж ничего не помню.

— Ну мне хотя бы несколько фраз. Хотя бы «пойдем со мной в театр».

— Ну не знаю… — Леха задумался. Потом начал что-то «рисовать» в воздухе руками. — Так, что ли… Или это я что-то нецензурное показал…

Бригада опять засмеялась.

— Я нецензурное и без тебя смогу показать. Ты мне точные жесты давай.

Леха в задумчивости выводил круги руками.

— Это ты щас по-арабски сказал? — не мог удержаться Макс.

— Давай повторяй. Всё точно.

Макс неловко замахал руками, пытаясь повторить жесты. Все наблюдали за ними с интересом.

— Лысый, хоть ты умный человек. Посмотри, — попросил Макс. — Я правильно делаю? Так же как Леха? Со стороны видней.

— Я вижу только одно: — лысый отхлебнул чай. — Сидят два идиота и машут руками.

В это время зашел командир. Макс и Леха с грохотом опустили руки на стол.

— Максон! — обрадовался командир. — А что, правду, что ли, говорят, что ты себе глухонемую бабу взял?

Макс мысленно вздохнул.

— Правда.

— И чем же она тебя таким захомутала? — подсел за стол командир и придвинул к себе нетронутый чай Макса.

— А у нее есть то, чего не наблюдается у многих других! — интригующе сказал Макс.

— И что же это?

Все с интересом прислушались. Макс взял очередной свежезаваренный чай «новенького» и отхлебнул. Все ждали. Макс поставил чашку.

— Да душа у нее есть, Николаич! Душа!

Макс торжественно встал посреди комнаты и поставил перед собой Алену. Вспоминая заученную вчера «фразу», он медленно стал водить руками по воздуху. «Пойдем со мной в театр»…

Когда он закончил, Алена еще несколько секунд смотрела на него, будто чего-то ждала. Потом она что-то поняла, на глаза ее навернулись неожиданные слёзы, и она отошла.

Макс расстроился. «Я что-то не то сказал! — судорожно соображал он. — Ну Лёха… В понедельник получит по скворешнику…» Он повернул Алену за плечо.

— Алена, прости, я, наверное, что-то перепутал. Я хотел тебя в театр позвать… — начал оправдываться он, но Алена замотала головой и прислонила палец к его губам: тихо. А потом взяла блокнот и написала только одно слово — «спасибо».

— За что? — окончательно зашел в тупик Макс.

Она отвела взгляд, будто собираясь с мыслями:

— Ты учил язык глухонемых ради меня. И… тебе не стыдно пойти со мной в люди…

— Странная ты, — успокоился Макс. — С чего вдруг мне стыдно должно быть. А язык…

В конце концов, их общение — это не ее проблема. Она-то его прекрасно понимает — его слова, его эмоции и, кажется, даже мысли. Это он не понимает ее, и значит, это его проблема. «Она не может выучить мой язык. Но я-то выучить ее язык могу!».

— Научи меня? Сама…

В театре она жутко стеснялась. Одёргивая сползающую болерошку, старалась не ходить в толпу и бродила рядом со стенами, разглядывая репродукции. Увидев на стене полотно, изображающее красивую девушку, обреченную погибнуть в потопе, она заметила:

— Это «Княжна Тараканова»… Здесь так красиво! Я никогда раньше не была в театре. — Она частично показала руками жесты, которые Макс уже начинал понимать. Благодарность вкупе с новыми впечатлениями переполняли ее. Максу было приятно видеть ее эмоции.

— Чего это она? — услышал он за своей спиной громкий шепот. Двое парней, видимо, считая глухонемым и его, не стесняясь разглядывали Алену. — Фиг знает, убогая какая-нибудь.

— Глухонемая, что ль? Странно, что такие по театрам ходят.

— Вот я вообще не понимаю, нафига ущербным ходить по развлекаловам, если все равно ничего не понимают, что на сцене происходит. Если б я был инвалидом, я б дома сидел, народ не пугал.

Макс обернулся. Все нутро его мгновенно было взбешено, и только присутствие Алены останавливало его от расправы над парнями.

— Так ты посиди дома, — стараясь говорить спокойно, сказал он. — А инвалидность я тебе организую…

Быстро оценив параметры Макса, парни стушевались.

— Извините… — сказал один, и оба быстро исчезли.

Алена забеспокоилась:

— Что случилось?

Макс постарался казаться спокойным.

— Эти милые молодые люди спрашивали, не знаем ли мы, кто нарисовал эту картину? — ответил он. Алена подобрела.

— Какие здесь люди интеллигентные… Нравится мне в театре… Ты сказал им, что это Флавицкий?

— Кто? А, да, конечно…

Наступила весна. Веточки деревьев запестрели нежной зеленью, наполняя воздух пьянящими ароматами. И вот уже май выступал во всей красе. Воробьи орали, как ненормальные. Маленький пыжик под окном Инны силился галдеть так громко, будто это был последний вопль в его жизни, и если воробей не выпустит его наружу, то его просто разорвет в клочья.

Инна бегала от плиты к праздничному столу и обратно — у Пашки сегодня был День рожденья. Вкусно пахло сиренью и праздничными салатами. На запах пришел приглашенный Андрей. Именинник залипал в смартфоне.