Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас. Страница 17

Идолы, как они ни были раззолочены и несмотря на то что им прислуживали главные жрецы из племени курейшитов, не могли иметь никакого значения для такого человека. Хотя все люди живут, поклоняясь им, но что из этого? Великая действительность все стоит и упорно глядит на него. Он должен найти ответ, в противном же случае погибнуть злополучным образом. Теперь, немедленно, иначе ты никогда не будешь иметь более возможности найти его в течение всей вечности! Ответь на вопрос; ты должен найти ответ. Честолюбие? Что могла значить для этого человека вся Аравия, вместе с короною грека Ираклия, короною перса Хосрова⁵² и со всеми земными коронами, что все они могли значить для него? Вовсе не о земном шло дело. Не о земле он хотел слышать, а о небе, которое вверху, и преисподней, которая внизу. Все короны и державы, каковы бы они ни были, что станется с ними через несколько быстротекущих лет? Быть шейхом Мекки или Аравии и держать в руках своих кусок позолоченного дерева – разве в этом спасение человека? Нет, не то, я решительно думаю, не то. Мы совершенно оставим ее, эту гипотезу об обмане, как не заслуживающую никакого доверия. К ней нельзя относиться даже терпимо. Напротив, она заслуживает нашего полного отрицания.

Ежегодно с наступлением месяца рамазана Магомет удалялся в пустынное место и проводил все это время в уединении и молчании. Таков действительно был обычай у арабов; обычай, достойный похвалы, вполне естественный и полезный, в особенности в глазах такого человека, как Магомет. Углубиться в самого себя среди молчаливых гор, сохранять молчание, чутко прислушиваться к «малейшим тихим голосам» – это в самом деле естественный обычай! Магомету шел сороковой год, когда он с наступлением рамазана удалился в пещеру на горе Харам, близ Мекки, чтобы провести этот месяц в молитве и размышлениях о великих вопросах. Там однажды он сказал своей жене Хадидже, которая со всем домохозяйством была на этот раз вместе с ним или неподалеку от него, что благодаря несказанной, особенной милости к нему неба он теперь все понял. Он не испытывает более сомнений, не блуждает в потемках, но все видит ясно.

Все эти идолы и обычаи, говорил он, не что иное, как жалкие куски дерева. Во всем и над всеми существует единый Бог, и люди должны бросить всех своих идолов и обратить свой взор к Нему. Бог – велик и нет ничего величественнее Его! Он – сама действительность. Деревянные идолы не являются ею. Он действительно существует. Он нас создал изначала веков. Он поддерживает нас и теперь. Мы и все сущее – только тени Его. Преходящая оболочка прикрывает вечный блеск. «Аллах акбар» – «Бог велик»; а затем также «Ислам» – мы должны подчиняться Богу. Вся наша сила заключается в покорном подчинении Ему, во всем, что Он ниспослал бы нам как в этом, так и в другом мире! Все, что Он посылает нам, будь это смерть или что-либо еще хуже смерти, все мы должны принимать за добро, наилучшее. Мы предаем себя на волю Божию.

«Если это ислам, – говорит Гете, – не живем ли мы все в исламе?» Да, все те из нас, кто ведет хоть сколько-нибудь нравственную жизнь, все мы живем так. Всегда признавалось за величайшую мудрость, чтобы человек не только покорялся необходимости, – необходимость заставит его подчиниться, – но знал и верил, что предписания необходимости – самые мудрые, лучшие. Они именно то, чего недоставало ему. Необходимо оставить безумную претензию исчерпать этот великий Божий мир ничтожной крупицей своего мозга и признать, что он, этот мир, имеет действительно, хотя и на глубине, далеко не досягаемой лотом, опускаемым человеком, справедливый закон. Душу мира составляет добро, роль человека – приводить в соответствие свои поступки с законом целого и следовать ему в благоговейном молчании, не оспаривая, а повинуясь как бесспорному.

Такова, говорю я, до сих пор единственная, известная людям, достоверная мораль. Человек поступает правильно, он непреоборим, добродетелен, он находится на пути к верной победе, когда связывает самого себя с великим, глубоко сокрытым мировым законом, невзирая на всяческие внешние законы, временные видимости, разные выкладки барышей и потерь. Он побеждает, когда работает рука об руку с великим основным законом, и не побеждает ни в каком другом случае. Первым условием для такой совместной работы, первым условием, чтобы попасть в течение великого закона, является, конечно, утверждение от всей полноты души, что закон этот существует, что он – благо, единственное благо! Таков дух ислама; таков, собственно, и дух христианства, ибо ислам можно определить как затемненную форму христианства: если бы не было христианства, не было бы и его.

Христианство также предписывает нам прежде всего полную покорность Богу. Мы отнюдь не должны прислушиваться к голосу плоти и крови, принимать во внимание пустые измышления, скорби и желания. Мы должны знать, что ничего не знаем. Самое скверное и самое жестокое вовсе не то, что кажется таким для наших глаз. Ко всему, выпадающему на нашу долю, мы должны относиться как к ниспосылаемому нам свыше Богом и говорить: все это добро, все это благо, Бог велик! «Даже если Он убьет меня, я все-таки буду верить в Него». Ислам на свой лад проповедует отрицание своего «я», уничтожение своего «я». А это до сих пор остается высочайшею мудростью, какую только небо открыло нашей земле.

Таков был свет, возможный при данных условиях, свет, снизошедший, чтобы осветить мрак души этого дикого араба. Поразительный, ослепляющий блеск, как бы исходящий от жизни и неба среди великого мрака, угрожавшего все превратить в смерть. Он называл его откровением и ангелом Джебраилом; но кто же из нас может сказать, как действительно следует назвать его? «Дыхание Всемогущего» – вот что «дает нам разумение». Знать, проникать в истину чего-либо – это всегда таинственный акт, о котором самые лучшие логики могут только лепетать, скользя по поверхности. «Не представляет ли вера, – говорит Новалис, – истинного Бога, возвещающего чудо?» То, что переполненная душа Магомета, воспламененная великой истиной, открытой ей, чувствовала всю важность, исключительную важность ее, весьма естественно. Провидение оказало ему несказанную милость, открыв великую истину, спасло его таким образом от смерти и мрака, и он был обязан, следовательно, возвестить ее всем людям. Вот что следует понимать под словами «Магомет – пророк Бога» и что также не лишено своего действительного значения.

Добрая Хадиджа, как мы легко можем представить себе, слушала его с удивлением и сомнением. Наконец она сказала: да, это все верно, что он говорит. Всякий легко поймет, какую безграничную благодарность к ней почувствовал в сердце своем Магомет. Она сделала много добра ему, но величайшим добром для него было именно то, что она уверовала в горячее слово, высказанное им после упорной борьбы. «Несомненно, – говорит Новалис, – мое убеждение становится бесконечно сильнее с того момента, когда другой человек признает его». Это была беспредельная милость. Он никогда не забывал доброй Хадиджи.

Много времени спустя Айша, его молодая любимая жена, женщина, действительно выделявшаяся среди мусульман своими достоинствами всякого рода и сохранявшая эти достоинства в течение всей своей долгой жизни, эта молодая, блестящая Айша однажды спросила его: «Ну, а теперь кто лучше: я или Хадиджа? Она была вдова, старая, утратившая уже все свои прелести; ты любишь меня больше, чем любил ее?» – «Нет, клянусь Аллахом! – отвечал Магомет. – Нет, клянусь Аллахом! Она уверовала в меня, когда никто другой не хотел верить. Она была единственным другом, который у меня был в этом мире!» Сеид, его раб, также уверовал в него. Эти двое вместе с его юным двоюродным братом Али, сыном Абу-Талеба, составляли первых его прозелитов⁵³.

Он проповедовал свое учение то одному, то другому человеку. Но большинство относилось к нему с насмешкой, равнодушно. В течение первых трех лет, я думаю, он приобрел не больше тридцати последователей. Таким образом, он продвигался медленно вперед. Идти же вперед его побуждало то же, что в подобных обстоятельствах обычно побуждает таких людей. После трех лет незначительного успеха он собрал сорок человек из своих ближайших родственников и здесь объявил им, в чем заключалось его намерение. Он сказал, что должен распространить свое учение среди всех людей. Это – величайшее дело, единственное дело, и спросил, кто из них согласен последовать за ним? Среди наступившего затем всеобщего молчания и сомнения молодой Али, тогда еще шестнадцатилетний юноша, не будучи в состоянии сдерживать себя, вскочил и страстно, неистово закричал, что он согласен! Собрание, в котором находился Абу-Талеб, отец Али, не могло питать неприязненных чувств к Магомету; однако всем им казалось смешным это зрелище, когда пожилой невежественный человек с шестнадцатилетним юношей решались на предприятие, касающееся всего человечества, и они разошлись, смеясь. Тем не менее предприятие оказалось вовсе не смешным; это было весьма серьезное дело!