Кристина - Кинг Стивен. Страница 61

Дарнелл знал, что думал об этом Джимми Сайке, — потому что однажды спросил его. Джимми думал, что Эрни всю серьезную работу делал по ночам, когда все уходили.

— Должно быть, у него была бездна ночной работы, — вслух произнес Дарнелл и вдруг почувствовал холодок, от которого ему не помог даже горячий кофе с бренди. Да, бездна ночной работы.

Должно быть Потому что дня и вечера парень проводил, слушал радио WDIL. И бесцельно расхаживая вокруг машины. Внезапно он вспомнил сразу две вещи.

Он знал, что Каннингейм обкатывал машину еще задолго до того, как он поточил официальное разрешение на выезд. Это во-первых. Парень просто разъезжал на ней между старыми автомобильными обломками на заднем дворе. Просто катался на ней со скоростью пять миль и час, когда было уже темно и в гараже никою не было. Просто катался вокруг большого крана с электромагнитом и вокруг гидравлического пресса. Как-то раз Дарнелл спросил его об этом, и Эрни ответил, что таким способом хотел проверить балансировку передних колес. Но парень не умел врать. Ведь никто не проверяет балансировку на скорости пять миль в час.

Вот что делал Каннингейм, когда все уходили домой. Вот что было его ночной работой. Рулить вокруг ржавого хлама и покореженных кузовов, освещая их тусклыми фарами своей полусгнившей Кристины.

Во-вторых, милеометр. Он крутился в обратную сторону. Каннингейм говорил об этом с какой-то смущенной улыбкой. Он сказал, что отрегулировал милеометр так, чтобы тот с каждой пройденной милей возвращался на пять миль назад. Уилл тогда искренне удивился. Он слышал, что милеометр откручивают в обратную сторону, когда хотят продать подержанный автомобиль — в прошлом он и сам занимался подобными штуками, — но никогда не видел человека, делавшего это таким странным, трудоемким способом. Кроме того, Дарнеллу казалось, что подобный способ был неосуществим технически.

Вот уж чудесная машина, да? И он починил ее как по мановению волшебной палочки.

Уилл не верил ни в Санта-Клауса, ни в волшебные палочки, но был убежден, что в мире существует множество непонятных, загадочных вещей. Как человек практичный, он должен был не закрывать на них глаза, а попытаться извлечь из них какую-нибудь пользу. Один знакомый Уилла, живший в Лос-Анджелесе, перед землетрясением 67-го года видел призрак его умершей жены, и у Дарнелла не было причин сомневаться в искренности своего знакомого (в которую Уилл не поверил бы ни на грош, если бы тот мог как-нибудь нажиться на той истории). Другой его приятель рассказывал, что видел во сне своего давно умершего отца, и тот предсказал ему скорую болезнь. Приятель рассказывал свой сон, лежа в больничной постели.

Уилл не закрывал глаза на такие истории, потому что никто не знал, откуда на земле появились люди и куда они попадают после смерти. И еще он не мог совсем не доверять таким рассказам, потому что сам не мог отличить в них правду от вымысла, — потому что с ним самим никогда не происходило ничего необъяснимого.

Если не считать того, что происходило сейчас.

Ноябрь: Бадди и его дружки разбивают и портят каждую деталь на машине Каннингейма. Когда ее привозят в гараж, на ней нет ни одного уцелевшего места. Дарнелл осматривает ее и думает: «Она уже никогда не встанет на ход. Вот и все: больше она не проедет ни фута».

А в конце месяца Уэлч погибает на Кеннеди-драйв.

Декабрь: детектив из полиции штата приходит; чтобы разнюхать что-нибудь. Дженкинс. Он приходит и разговаривает с Каннингеймом; затем появляется, когда Каннингейма здесь нет, и хочет узнать, зачем парень скрывает, что «плимут» был разбит и искорежен до неузнаваемости. Почему вы спрашиваете об этом у меня, интересуется Дарнелл, выпуская изо рта клубы табачного дыма. Поговорите с ним, этот проклятый «плимут» принадлежит ему, а не мне. Я слежу только за тем, чтобы работал гараж, чтобы в нем могли работать люди и чтобы каждый мог починить машину и привезти кусок хлеба домой.

Дженкинс терпеливо слушает. Он знает, что у Уилла Дарнелла есть кое-какая работа за стенами гаража, но Дарнелл знает, что он знает. Так что все в порядке.

Дженкинс закуривает сигарету и говорит: «Я разговариваю с вами, потому что уже поговорил с парнем и он мне ничего не сказал. В какую-то минуту мне показалось, что он хотел сказать, но до смерти испугался чего-то. После этого он замкнулся в себе, и больше я не мог вытянуть из него ни слова».

Дарнелл говорит: «Если вы думаете, что Эрни сбил этого Уэлча, то так и скажите».

Дженкинс отвечает: «Я так не думаю. Его родители говорят, что он спал, и я чувствую, что они не лгут, чтобы выгородить сына. Но Уэлч был среди тех ребят, которые сломали его машину, и я уверен, что Каннингейм лжет о том, что они не искорежили ее до неузнаваемости. Я на знаю, почему он лжет, и это сводит меня с ума».

«Я вам сочувствую», — без всякой симпатии произносит Дарнелл.

Дженкинс спрашивает: «В каком состоянии она была? Скажите хоть вы, мистер Дарнелл».

И Дарнелл врет — единственный раз за все время беседы с Дженкинсом: «Я и вправду не разглядел».

На самом деле он все досконально рассмотрел и разглядел, и знал, почему Эрни солгал детективу. Каннингейм солгал, потому что повреждения были кошмарные, они были хуже, чем этот Пинкертон из полиции штата мог вообразить себе. «Плимут» 58-го года был попросту уничтожен. Каннингейм лгал, потому что никто не видел его работавшим над Кристиной, хотя через неделю после того, как грузовик привез ее на двадцатую стоянку, машина выглядела прекрасно — и даже лучше, чем до случая в аэропорту.

Каннингейм солгал полицейскому, потому что произошедшее было невероятно.

— Невероятно, — вслух повторил Дарнелл и допил остатки кофе.

Он посмотрел на телефон, потянулся к нему, а затем убрал руку обратно. Ему нужно было сделать один звонок, но еще больше ему нужно было освоиться с ситуацией, в которой он очутился.

Сидя в своем офисе и глядя в темноту гаража, жуткую и загадочную в предрождественские недели, Уилл думал (уже не в первый раз) о том, что большинство людей поверили бы во что угодно, если бы увидели это собственными глазами. По сути дела, не было ничего ненормального или сверхъестественного: что произошло, то произошло. Произошло, вот и все.

Джимми Сайке: «Как по мановению волшебной палочки».

Дженкинс: «Он лжет, но будь я проклят, если я знаю зачем».

Уилл выдвинул ящик стола, достал из него записную книжку с надписью «1978 год» и, полистав ее, нашел то, что искал: Каннингейм. Шахматный турнир. Филли Шаратон, дек. 11 — 13.

Он выяснил телефон отеля и, позвонив в него, заказал разговор с учеником средней школы Либертивилла, юношей по фамилии Каннингейм. Может быть, он не был зарегистрирован? Дарнеллу было любопытно, каким образом Эрни мог находиться в Филадельфии и в то же время…

«Алло?»

Молодой голос, несомненно, принадлежал Каннингейму. Уилл Дарнелл почувствовал, как у него что-то поднялось и опустилось в животе, но ни одним звуком не выразил своего удивления: он был слишком стар для этого.

— Привет Каннингейм, — сказал он. — Дарнелл.

— Уилл?

— Да.

— Что случилось, Уилл?

— Как у тебя дела, детка?

— Вчера выиграл, а сегодня проиграл. Дерьмовая партия. Никак не мог сосредоточиться. Что случилось?

Да, это был Каннингейм — он, и никто другой. Уилл, сам немного разбиравшийся в шахматах и понимавший пользу заранее обдуманных запасных ходов, неторопливо проговорил:

— Детка, у тебя есть карандаш?

— Конечно.

— Недалеко от твоего отеля есть небольшой автомагазинчик. Это на Норд Броад-стрит. Ты можешь сходить туда и посмотреть что-нибудь для покрышек?

— Конечно, могу. Завтра утром.

— Прекрасно. Спроси Роя Мастангерра и упомяни мое имя.

— Как по буквам?

Уилл произнес фамилию по буквам.

— Это все?

— Да.., не считая того, что я желаю тебе не проиграть в следующий раз.

— Спасибо, — сказал он.