153 самоубийцы - Лагин Лазарь Иосифович. Страница 19
Когда тюремный цирюльник, обломив все свои бритвы о бронзовую бороду вновь поступившего заключенного, побежал докладывать об этом чрезвычайном событии начальству, Линкольн с той же легкостью, с которой ему удалось незаметно уйти со своего пьедестала, покинул и зловещее здание тюремного замка. Пока его разыскивали по всем закоулкам тюрьмы, Линкольн, весь во власти тяжелых дум, уже находился в поезде, следовавшем в Вашингтон. Ему надо было поговорить с президентом о судьбах демократии в Соединенных Штатах, побывать в конгрессе и убедиться, действительно ли это высокое собрание не отдает себе отчета, куда ведет страну нынешняя политика.
Но президент был занят посылкой оккупационных войск в одну из малых стран, которая, конечно, об этом не просила, и ему некогда было принимать какого-то чудака, который выдавал себя за покойного и глубоко им чтимого (ах, как легко чтить покойников!) Авраама Линкольна. А обе палаты конгресса день и ночь поглощены были распределением ассигнований и заказов между разными бандами монополий.
Занималась поздняя вечерняя заря четвертого и последнего дня нашей печальной истории, когда усталый и осунувшийся Авраам Линкольн вышел из поезда на перрон южной степной железнодорожной станции. Издали доносились звуки духового оркестра. В городе шли выборы шерифа. Линкольн удивился: не видно негров. Полгорода – негры, и ни одного на улице в этот торжественный день. Впрочем, вскоре Линкольн увидел молодого негра в военной форме, с серебряной медалью на груди. Под руку с ним шла молодая негритянка. У входа в избирательное помещение их остановили несколько белых.
– Вы, вероятно, заблудились, курчавые голубки: здесь избирательное помещение.
– Значит, мы попали как раз туда, куда направлялись, сэр, – ответил негр.
Вмешался другой белый:
– Негр, негр, почему ты такой нахал?
– Томми, уйдем, – сказала молодая негритянка своему спутнику. – Я тебе говорила, что из этой затеи ничего не выйдет. Мы только напрасно наряжались.
Но Томми лишь крепче прижал локтем ее руку и спокойно промолвил:
– Мы пришли выбирать шерифа, сэр. Это – наше законное право, сэр.
Второй белый процедил сквозь зубы с прежней издевательской укоризной:
– Ах, негр, негр, ты мне делаешь больно!
И загородил своей тучной фигурой вход в помещение.
Но Томми попытался обойти его.
– А ну, куда прешь, черномазая образина?!
– Мы пришли выбирать шерифа, сэр! Это – наше законное право, сэр!
– Поворачивай отсюда со своей шлюхой, пока цел!
– Вы не должны так говорить, сэр. Это моя жена, и она вполне достойная женщина. И мы пришли выбирать шерифа, сэр!
– Томми, миленький! Ну, уйдем же, пока не поздно!.. Разве ты не видишь, они ведь собираются затеять с тобой драку.
– Я американский гражданин, сэр! – упорствовал негр. От волнения у него срывался голос и дрожали руки. – Я ветеран войны, сэр. Я дважды ранен; под Канном и в Арденском лесу, сэр. Никто не имеет права лишать меня моих законных прав, сэр!..
– Нет, вы посмотрите только, что за нахальный негр! – возмутился тучный белый и что есть силы ударил негра по лицу.
– Томми! Только не отвечай этому джентльмену, только не отвечай!
– Ты просишь у меня невозможного, моя бедная Лиззи! – печально ответил Томми.
Он со всего размаху ударил толстяка, и тот мягко рухнул в дорожную пыль, как мешок, туго набитый тряпками.
– Эй, ребята! – заорали остальные белые счастливыми голосами, – Сюда! На нас негр напал!..
Это нельзя было назвать дракой; человек двадцать навалились на одного. Он пробовал отбиваться. Он яростно работал кулаками, упершись спиной в стену разукрашенного американскими флагами дома, в котором помещался избирательный участок. Это никак нельзя было назвать дракой. Это было избиение, убийство.
– Джентльмены! – кричал Линкольн, бегом приближаясь к месту свалки. – Граждане Соединенных Штатов, вы неправы! Этот человек не причинил вам ничего дурного!
– А ну, катись отсюда, старый дуралей!
– Я не могу видеть, как бьют человека за то, что он хотел использовать свои законные права, – сказал Линкольн.
– Ну и закрой в таком случае свои подслеповатые глазки!
– Мой покойный отец учил меня по-другому действовать в таких случаях, – сказал Линкольн.
– Смотрите, смотрите, помереть можно! Эта старая развалина засучивает рукава! Он, кажется, собирается вмешаться в драку! Ха-ха-ха!
– Сбейте с него этот дурацкий цилиндр! Хо-хо-хо!
– А ну, стукните-ка его еще разок! Ему много не надо! Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!.. Ой, уморил! Ну откуда сейчас берутся такие старикашки!
– Держись, сынок! – крикнул Линкольн негру. – Мы им покажем, как северяне били рабовладельцев!
– Бей негритянского холуя!.. Ой-ой! Парни! У этого проклятого старикана чугунные кулаки!..
Но как ни увесисты были бронзовые кулаки Авраама Линкольна, как ни страшна была сила отчаяния негра, знавшего, что ему никогда уже не вернуться домой, противники взяли верх своим численным превосходством. Они наконец сшибли с ног и связали Линкольна и негра, выкатали их в дегте и перьях и повесили на большом тенистом дереве, на котором обычно вешают негров в этом городке.
И так они провисели до утра следующего дня. Утром все увидели, как раскачивается на ветру труп негра с медалью на груди. А рядом неподвижно висел вымазанный дегтем и укатанный в перьях бронзовый Авраам Линкольн.
Вся эта история, понятно, наделала немало шума. Памятник на другой же день запаковали и отправили в город, на центральной площади которого он до этого простоял добрых три четверти века. А трест, на фабрике которого была изготовлена веревка, выдержавшая тяжесть такой увесистой статуи, получил монопольное право на поставку веревок по плану экономической помощи малоразвитым странам,
Съеденный архипелаг
Сатирический рассказ
I
Вот краткий перечень событий, имевших место на архипелаге Блаженного Нонсенса за время с 23 июня 1919 года по март текущего, 1956 года. Одновременно это будет самым сжатым очерком истории цивилизации семнадцати больших и малых островов, составляющих этот архипелаг, и повестью о блистательных делах и феерическом возвышении торгового дома «Урия Свитмёрдер и сыновья», которому архипелаг обязан всем, без которого местные аборигены по сей день пребывали бы на стадии самого раннего неолита, ковыряли бы землю каменными мотыгами, убирали бы урожай деревянными серпами с кремневыми вкладышами и готовили бы пищу в убогой посуде из плетеных прутьев, обмазанных глиной.
23 июня 1919 года на берег острова Дурку – самого большого острова архипелага – впервые ступила нога господина Свитмёрдера.
Время было зимнее. Шел дождь. Сквозь его отвесные струи остров напоминал экзотический пейзаж, неряшливо отпечатанный крупной сеткой в дешевой провинциальной газете. Пальмы покорно стояли под теплыми потоками, словно солдаты под душем. Неподвижный и неслышный, океан был неприветливого белесого цвета и казался густым и вязким, как тесто. Прибрежный песок потемнел от влаги, дождь смыл с него человеческие следы, и он стал безжизненно гладким. За пальмами, по склонам холмов, уходила вверх и тонула в низких тучах темная стена леса, и не верилось, что он состоит из деревьев редчайших и драгоценнейших пород, – так мрачно, серо и сыро было вокруг.
Прибавьте ко всему этому дурную славу, которая шла о жителях архипелага, – их вожди и старейшины баловались людоедством, – и вы поймете чувства, которые испытали четыре молодых человека, сопровождавших Свитмёрдера на остров Дурку в этот промозглый, ненастный день.
Что касается самого господина Свитмёрдера, то он прибыл на архипелаг не для того, чтобы любоваться пейзажем. Он прибыл на архипелаг, чтобы разбогатеть.
Остальное его не касалось.
Итак, шел дождь, когда люди племени Зум-Зум впервые увидели из-за кустов, за которыми они притаились, пятерых белых, сошедших на берег. Мы не будем описывать прочих обстоятельств этой примечательной встречи, церемоний, которыми она сопровождалась, восторга, вызванного грошовыми подарками господина Свитмёрдера. Все это было очень похоже на то, что уже описано в сотнях отчетов путешественников и тысячах и тысячах колониальных романов. По той же причине мы не будем испытывать терпение читателей изложением меню торжественного обеда, заданного в честь щедрых бледнолицых гостей.