Маленькие женщины, или Детство четырех сестер - Олкотт Луиза Мэй. Страница 55

Между тем Лори отправился утешать Эмми и так хорошо рассказывал обо всем случившемся, что сама тетя Марч чуть не «расхныкалась» и даже ни разу не сказала: «Ведь я вам говорила». Эмми выказала такую твердость в этом случае, что приходится полагать, что размышления ее в маленькой часовне принесли ей действительную пользу. Она живо отерла слёзы, сдержала свое нетерпение поскорее увидать мать и даже не подумала о бирюзовом колечке, между тем как старая лэди горячо согласилась с мнениям Лори, что она ведет себя, «как маленькая женщина — настоящий первый сорт». Даже Полли казался тронут, назвал ее «хорошей девочкой» и призвал благословение на ее пуговицы, а в довершение просил ее милую «выйти и погулять» самым любезным тоном. Она очень охотно исполнила бы приглашение, чтобы воспользоваться прекрасным зимним днем; но, сделав открытие, что Лори едва держится на ногах после бессонной ночи, несмотря на свои мужественные усилия скрыть этот факт, она уговорила его полежать на диване, пока она напишет записку к матери. Эмми долго возилась с запиской и когда вернулась, то нашла его распростертым на диване, с руками, заложенными под голову, и спящим крепким сном, между тем как тетя Марч, задернув занавески, тихо сидела подле него, в припадке необыкновенной благосклонности.

Через некоторое время они начали думать, что он не проснется до вечера, и едва ли это бы не случилось, если бы Эмми не разбудила его, радостно вскрикнув при виде своей матери. Вероятно, в этот день было много счастливых девочек в городе и его окрестностях, но я беру смелость решить, что Эмми была самая счастливая из всех них, когда она сидела на коленях у матери и поверяла ей все свои бедствия, осыпаемая утешениями и вознаграждениями в форме одобрительных улыбок и нежных ласк. Они сидели вдвоем в молельне, против существования которой мать ничего не возражала, когда ей было объяснено ее назначение.

— Напротив, мне это очень нравится, милая, — сказала она, переходя взглядом с пыльных четок на изношенную маленькую книжку и на прелестную картину, украшенную гирляндой зелени. — Это очень хорошая мысль — завести себе такое место, куда бы можно было спокойно уходить, когда нас что-нибудь раздражает или огорчает. В жизни нам довольно часто приходится тяжело, но мы всегда можем перенести это, если найдем опору в своих душевных силах. Я думаю, что моя маленькая девочка убедилась в этом!

— Да, мама; и когда я возвращусь домой, я хочу отделить себе уголок в большом кабинете, чтобы было куда класть мои книги и также копию с этой картины, которую я старалась срисовать. Лицо матери вышло не хорошо — оно такое чудное, что мне не под силу его срисовать, но Младенец лучше удался, и Он мне очень нравится. Мне приятно думать, что и Он был когда-то маленьким ребенком, потому что так Он как будто ближе ко мне, и это меня утешает.

Пока Эмми, сидя на коленях у матери, показывала на улыбающийся лик младенца-Христа, миссис Марч увидела на ее левой ручке нечто, что заставило её улыбнуться. Она ничего не сказала, но Эмми поняла ее взгляд и, помолчав с минуту, серьёзно сказала:

— Мне надо было поговорить с тобой об этом, но я совсем забыла. Сегодня тетя подарила мне кольцо; она позвала меня к себе, поцеловала, надела мне его на палец, сказала, что она гордится мной и хотела бы навсегда оставить меня при себе. Она дала мне это другое смешное колечко, чтобы бирюзовое не спадало, так как оно слишком велико. Мне бы хотелось носить их, мама; ты позволишь?

— Они очень хорошенькие, но я думаю, что ты еще слишком мала для таких украшений, Эмми, — отвечала миссис Марч, смотря на пухлую ручонку с полоской небесно-голубых камней на четвертом пальце и красивым кольцом, состоящим из двух тонких золотых рук, соединенных вместе.

— Я постараюсь не быть тщеславной, — сказала Эмми, — я не думаю, чтобы мне хотелось носить их только потому, что они так красивы, но мне хочется это делать, как та девочка в сказке носила браслет — чтобы помнить об одной вещи.

— Ты хочешь сказать, о тёте Марч? — сказала мать смеясь.

— Нет, о том, чтобы не быть эгоисткой. — Эмми имела при этом такой серьёзный и искренний вид, что ее мать перестала смеяться и внимательно выслушала ее маленький план. — В последнее время я много думала о всех моих недостатках, и эгоизм — самый крупный из них; ну, так я хочу постараться вылечиться от него, если могу. Бетси совсем не эгоистка, поэтому все так и любят её и чувствуют такое горе при мысли потерять нашу «Тихочку». Никто бы и вполовину так не горевал, если бы я была больна, да, по правде, я и не стою этого; но мне бы хотелось, чтобы меня любили и сожалели обо мне друзья и чтобы их у меня было много-много, поэтому я буду стараться быть похожей на Бетси. Я очень легко забываю свои решения, но если у меня всегда будет что-нибудь, что бы напоминало мне о них, мне кажется, тогда я буду лучше помнить. Можно мне попробовать?

— Да; но я более доверяю твоему уголку в большой комнате. Впрочем, носи твое кольцо, милая, и делай, как знаешь; я думаю, тебе удастся, потому что искреннее желание быть хорошей составляет уж половину всего дела. Теперь мне надо вернуться к Бетси. Потерпи еще, девчурочка, и мы скоро возьмем тебя домой.

В этот вечер, пока Мегги писала отцу, чтобы сообщить о благополучном приезде путешественницы, Джо тихонько проскользнула наверх, в комнату Бетси, и, найдя мать на ее обыкновенном месте, остановилась и, простояв с минуту с нерешительным взглядом, ерошила свои волосы беспокойным жестом.

— Что такое, милочка? — спросила миссис Марч, протягивая ей руку с выражением, вызывавшим на доверие.

— Мне нужно сказать тебе одну вещь, мама.

— О Мэгги?

— Как ты скоро отгадала! Да, об ней, и хотя это пустяки, но все-таки оно мучает меня.

— Бетси спит; говори тихонько и рассказывай; надеюсь, что Моффат не бывал здесь? — спросила миссис Марч быстро.

— Нет; я бы ему заперла дверь на нос, если бы он показался, — возразила Джо, усаживаясь на полу у ног матери. — Прошлым летом Мегги оставила пару перчаток у Лоренцов, а ей возвратили только одну перчатку. Мы совсем забыли об этом, пока Тэдди не сказал мне, что она у мистера Брука. Он носил её в кармане жилета, и один раз она вывалилась оттуда; Тэдди начал смеяться над ним, и мистер Брук признался, что он любит Мегги, но не смеет сказать об этом, так как она так молода, а он так беден. Ну, разве это не ужасная вещь?

— Но, как ты полагаешь, Мегги думает о нем? — спросила миссис Марч с беспокойным взглядом.

— Господи! Я не знаю никакого толка в любви и во всех этих глупостях! — воскликнула Джо с уморительной смесью участия и презрения. — В романах девушки обыкновенно выказывают это тем, что вздрагивают, краснеют, падают в обморок, худеют и вообще ведут себя настоящими дурами. Ну а Мегги не делает ничего подобного; она ест, пьет и спит, как подобает разумному существу, прямо смотрит мне в лицо, когда я говорю об этом человеке, и только немножко краснеет, когда Тэдди издевается над влюбленными. Я ему запретила делать это, но он не слушается меня, как бы следовало.

— Так ты думаешь, что Мегги не интересуется Джоном?

— Кем? — закричала Джо, подпрыгнув на месте.

— Мистером Бруком; я называю его теперь Джоном, в больнице мы мало-помалу привыкли к этому, и ему это нравится.

— Ох, Господи! Ты будешь на его стороне; он был очень добр к папе, и теперь ты не выгонишь его, а позволишь Мегги выйти за него замуж, если она захочет. Эдакая подлость! Отправиться ухаживать за папой и вилять перед тобой, чтобы умаслить вас и заставить полюбить его. — И Джо снова затеребила свои волосы в гневном смятении.

— Милая моя, не сердись, я тебе расскажу, как все это случилось. Джон поехал со мной по просьбе мистера Лоренца и выказал такую преданность бедному папе, что мы не могли удержаться, чтобы не полюбить его. Он поступил совершенно честно и открыто относительно Мегги, потому что сказал нам прямо, что любит её, но намеревается хорошенько устроить свои дела, прежде чем просить её выйти за него замуж. Он желал только получить наше позволение на то, чтобы любить её, работать для нее и заслуживать право на ее любовь. Он действительно превосходный молодой человек, и мы не могли не выслушать его; но я не могла бы согласиться на то, чтобы Мегги приняла на себя подобного рода обязательство так рано.