Живые. История спасшихся в Андах - Рид Пирс Пол. Страница 8
В салоне царило беспечное веселье. Несколько человек разгуливали по проходу и заглядывали в иллюминаторы, надеясь рассмотреть в разрывах облаков горные вершины. Другие перебрасывались мячом над рядами кресел. В хвосте небольшая компания играла в карты. Из кабины пилотов появился Рамирес и попросил стоявших в проходе сесть в кресла и пристегнуть ремни.
— Впереди циклон, — сказал он, — так что самолет немного потанцует. Но не волнуйтесь. Мы на связи с Сантьяго и скоро приземлимся.
Стюард направился к бортовой кухне, расположенной в самом хвосте, собираясь продолжить со штурманом Мартинесом прерванную игру в труко[35]. Возле кухни оживленно болтали четверо юношей. Рамирес велел им занять места в передней части салона, сел напротив штурмана и взял свою колоду.
Когда «Фэйрчайлд» нырнул в облака, началась сильная тряска. Пассажиры забеспокоились. Кто-то шутил, маскируя нервозность. Один из ребят подошел к микрофону в хвосте самолета и объявил:
— Уважаемые господа, пожалуйста, наденьте парашюты. Мы скоро совершим посадку в Андах.
Но аудитории было уже не до смеха, потому что именно в этот миг лайнер попал в воздушную яму и резко снизился на несколько сотен футов[36]. Заметно встревоженный Роберто Канесса повернулся к сеньоре Никола (она и ее муж сидели через проход) и спросил, не страшно ли ей.
— Да, мне страшно, — ответила женщина.
Зазвучала веселая «Конга, конга, конга». Канесса, стараясь взять себя в руки, поднял с пола мяч и бросил доктору Никола, а тот сделал длинную передачу кому-то в конце салона.
Эухения Паррадо оторвалась от книги и посмотрела в иллюминатор, но не увидела ничего, кроме белой пелены. Тогда она придвинулась к взволнованной Сусане и взяла ее за руку. Позади них о чем-то беззаботно беседовали Нандо Паррадо и Панчито Абаль. Паррадо не стал пристегиваться, даже когда они провалились во вторую воздушную яму. Грянуло озорное «Оле-оле-оле!» — это запели ребята, которые не смотрели в иллюминаторы..
«Фэйрчайлд» пробил слой облачности, и вместо плодородной Центральной чилийской равнины далеко внизу пассажиры увидели покрытые снегом горные вершины, проносившиеся всего в каких-то десяти футах[37] от крыльев.
— Это нормально, что мы летим так близко к скалам? — спросил у соседа один юноша.
— Не думаю, — ответил тот.
Некоторые начали молиться. Другие прижались к спинкам впереди стоящих кресел и приготовились к удару. Заревели двигатели, и пассажиры почувствовали сильную вибрацию: «Фэйрчайлд» пытался набрать высоту. Неожиданно раздался оглушительный скрежет: это правое крыло зацепило скалу. Оно моментально оторвалось, пролетело, бешено вращаясь, над фюзеляжем и отсекло хвост. Наружу вышвырнуло стюарда, штурмана вместе с колодой карт и еще трех человек, пристегнутых ремнями к креслам. Мгновением позже оторвалось левое крыло, и лопасти пропеллера, оставив глубокие царапины на борту, полетели куда-то вниз.
Салон наполнился воплями. Оставшийся без крыльев и хвоста лайнер несся прямо на горный хребет, но чудом не врезался в него, а приземлился брюхом на снег и заскользил вниз по склону, словно огромные сани.
«Фэйрчайлд» упал на скорости около 200 узлов[38]. Двоих пассажиров, сидевших ближе к хвосту, вместе с креслами выбросило наружу. Скольжение замедлялось за счет силы трения, но сила инерции начала вырывать кресла вместе с крепежами. Они полетели вперед, калеча людей, и снесли перегородку, отделявшую пассажиров от багажного отсека. Ледяной воздух Анд ворвался в разгерметизированный салон. Те, кто еще хоть что-то соображал в наступившем чудовищном хаосе, понимали, что сейчас врежутся в скалы, но вместо этого получали удары пластиковыми и металлическими частями кресел. Люди стремились как можно скорее отстегнуть ремни безопасности и выбраться в проход. Сделать это удалось только Густаво Сербино. Он стоял, крепко упершись ногами в пол и руками в потолок, и громко кричал: «Господи Иисусе, Господи Иисусе, спаси нас! Спаси нас!»
Когда самолет ударился крылом о скалу, Карлитос Паэс стал вслух молиться Пресвятой Деве. Как только он произнес: «Аминь!» — искореженный фюзеляж наконец прекратил движение. В салоне, превратившемся в жуткое месиво из тел, багажа и кресел, ненадолго воцарилась тишина. Затем зазвучали молитвы, послышались стоны и крики о помощи.
Когда «Фэйрчайлд» рухнул в долину, Канесса сжался в комок, готовясь к неминуемой гибели. Он не молился, а подсчитывал в уме скорость фюзеляжа и силу предстоящего удара о каменную преграду, но вдруг с изумлением понял, что самолет недвижим.
Канесса крикнул: «Всё, он остановился!» — повернулся к сидевшему рядом юноше и спросил, жив ли он. Парень, пребывавший в шоке, испуганно кивнул в ответ. Тогда Канесса вызволил из сломанного кресла своего друга Даниэля Маспонса, и оба начали помогать остальным, полагая, что только им двоим удалось избежать серьезных ранений, так как отовсюду доносились громкие стенания. Скоро в проход самостоятельно выбрались еще двое — Густаво Сербино и Марсело Перес. Марсело, с разбитым лицом и раной в боку, как истинный капитан команды, немедленно принялся освобождать пассажиров из-под горы обломков, а Канесса и Сербино начали оказывать раненым первую помощь.
Несколько ребят ощутили запах топлива. Опасаясь взрыва, они поспешно выпрыгнули в образовавшуюся на месте хвоста самолета дыру, и тут же по пояс увязли в снегу. Бобби Франсуа взгромоздился на большой чемодан и закурил.
— Нам крышка, — сказал он, обращаясь к выбравшемуся вслед за ним на снег Карлитосу Паэсу.
Их окружал безмолвный снежный простор. Самолет лежал посреди наклонной долины, с трех сторон обрамленной огромными серыми скалами. Внизу, в дальнем ее конце, тоже виднелись горы, частично скрытые свинцовыми тучами. На некоторых юношах были легкие рубашки, на ком-то — спортивные куртки и пиджаки. Такая одежда, безусловно, была совершенно неуместна при царившем здесь холоде, к тому же большая часть чемоданов с теплыми вещами пропала.
Выжившие начали пристально всматриваться в гребень долины, надеясь разглядеть потерянный багаж, и увидели человека, с трудом спускавшегося по склону. Признав в нем Карлоса Валету, ребята стали кричать ему и показывать жестами, чтобы он шел в их сторону, но Валета, похоже, никого не слышал и не видел. С каждым шагом он погружался в снег, увязая по пояс. Склон оказался довольно крутым, и только благодаря этому юноше удавалось хоть как-то продвигаться вперед. Парни увидели, что он удаляется от самолета, и закричали, изо всех сил напрягая легкие. Паэс и Шторм рискнули пойти навстречу Валете, но передвигаться по глубокому снегу было неимоверно тяжело, тем более в гору. Они в отчаянии наблюдали за товарищем, уходившим от них все дальше и дальше. Потом Карлос вроде бы услышал их крики и повернул в сторону «Фэйрчайлда», однако, сделав несколько неуверенных шагов, упал, как тряпичная кукла, покатился по склону и исчез из виду.
В салоне группа энтузиастов разбирала завалы из кресел, под которыми оставалось очень много раненых. В разреженном горном воздухе на это требовалось вдвое больше усилий, чем в обычных условиях, а многие из тех, кто отделался ссадинами и ушибами, еще не оправились от потрясения.
Но извлеченным из-под кресел пассажирам никто не мог оказать квалифицированную медицинскую помощь. Профессиональных знаний и умений двух начинающих докторов — Канессы и Сербино (третий студент-медик, Диего Шторм, еще находился в состоянии шока) — было явно недостаточно. Сербино окончил только первый курс медицинской школы, наполовину состоявший из обязательных занятий по психологии и социологии. Канесса отучился два года, но за это время успел освоить лишь четвертую часть учебной программы. Вместе с тем оба понимали, что медицинское образование, пусть и далеко не полное, в сложившихся обстоятельствах возлагало на них особую ответственность.
Канесса склонился над изувеченным телом женщины, которую даже не сразу узнал. Ею оказалась Эухения Паррадо. Она была мертва. Рядом лежала ее дочь Сусана. Девушка выжила, но еще не пришла в себя. Кровь струилась из глубокой раны на лбу и заливала один глаз. Канесса вытер кровь, чтобы Сусана могла видеть, и осторожно уложил ее на пол между разломанными креслами.