По ту сторону тьмы (СИ) - Полански Марика. Страница 24

Довольная улыбка проплыла по лицу Наагшура. Ведь могут работать, когда захотят. Только надо дать хорошего пинка под удобно устроившийся на мягком кресле зад.

— Я просмотрел новые отчёты. У каждой новой жертвы были свои цветы. У старой девы лилии, у шлюхи — камелии, у вдовы — восковой плющ. Есть предположения почему так?

— То есть наш убийца не Паук, а Садовник? — ухмыльнулся Агосто. Но заметив, что Риваан не оценил шутку, он задумчиво поскрёб щетинистый подбородок. — У трёх жертв тоже находили цветы. Лилию, камелию и восковой плющ. Это что-то типа подписи. Возможно, маньяк как-то связывает цветы и женщин.

— Или их статус, — Наагшур не сводил взгляда со старшего сыщика. Всё же при всех отвратительных качествах, Агосто не только имел мозги, но и мог ими шевелить. — Лилия означает непорочность. Её обнаружили у убитой старой девы. Рядом с работницей борделя лежала камелия — символ продажной любви. А вот возле вдовы нашли восковой плющ, который ещё называют вдовим цветком.

— И что нам это даёт?

Морщины на лбу старшего сыщика углубились. Агосто на мгновение забыл о своей неприязни к ведьмолову, и теперь смотрел на Наагшура так, будто тот мог навести на очень важную мысль.

Однако ведьмолов небрежно пожал плечами и достал из кармана часы.

— Хороший вопрос, господи Агосто, — ровно произнёс он и вежливо улыбнулся. — Именно это нам и предстоит узнать. А сейчас прошу меня извинить, я тороплюсь. — Риваан поднялся со стула, и старший сыщик неосознанно последовал за ним. — Ещё у меня будет к вам поручение. Найдите все письма, которые приходили в Отдел, и внимательно отслеживайте новые. Меня интересуют те, что написаны неровным почерком. Таким, словно его писали несколько человек одновременно.

На языке Агосто заворочался вопрос, однако он предпочёл молчаливо кивнуть. Едва за Наагшуром захлопнулась дверь, как старший сыщик опрокинул недопитый портвейн и, ругаясь под нос, вернулся к папкам.

— Что вы делаете, господин Наагшур?! Прекратите сейчас же! Вы за кого меня принимаете?! Немедленно уберите свои руки от меня!!! Немедленно… Нет уж, оставьте… Да-а… Нежнее, пожалуйста… Нежнее… О боги!.. У вас золотые руки…

По щекам разлился румянец. Я зажмурилась, чувствуя, как низ живота заныл от острого удовольствия, а кончики ушей заполыхали огнём. В этом было нечто неправильное, постыдное. Но мне ещё никогда не было так хорошо.

Когда пальцы ведьмолова надавили чувствительную точку на стопе, и в объятой летним зноем и солнечным светом библиотеке раздался полный несдержанного сладострастия стон.

Робкий стук резко выдернул меня в реальность.

— Да?

В двери сунулась лохматая голова Тихона. Представшая его глазам картина была достойна сатирического очерка в «Столичном вестнике»: девица с задранными юбками, с недвусмысленно выглядывающими из-под них панталонами, и мужчина, закинувший себе на колени стройную ногу в чулке. Весьма пикантная, щекотливая ситуация.

От стыда я забыла, как дышать. Воздух встал комком в горле, а в моих округлившихся глазах наверняка читался вопрос: «Какого чёрта?» Хотелось провалиться сквозь землю, словно меня застали в одной постели в прокля́тым ведьмоловом! Впрочем, глядя на сконфуженную физиономию Тихона, теперь мне там оказываться нет нужды — воображение домового справилось само.

— Письмо пришло, батюшка, — смущённо пробормотал Тихон, глядя в потолок. — От Его Величества володаря.

Риваан, которого ничуть не смутило появление домового, указал на столик, стоя́щий справа от двери.

— Прекрасно. Что-то ещё?

Тихон замешкался и покраснел ещё больше. О столешницу глухо брякнула коробка, и Тихон торопливо покинул библиотеку.

В академии госпожа Раткин любила говорить: «Достоинство превыше всего. Даже если вас застали в пикантной ситуации, оно позволит выйти из него победителем». Мне стоило больших усилий сохранить спокойствие. Хотя, казалось, именно достоинства меня сейчас лишили.

Пальцы Риваана с силой ввинтились в одеревеневшую от судороги икру. От неожиданности я зашипела.

— Зачем так делать? — процедила я сквозь зубы.

— Если так не делать, судорога повторится. Придётся потерпеть.

— Я не про это, — глядя на непроницаемое лицо ведьмолова, меня вдруг охватило злое желание его пнуть и побольнее. — Вы хоть представляете, что теперь обо мне будут говорить!

— Тихон никому ничего не скажет. Он домовой, а они преданы своим хозяевам. К тому же молчаливы.

Риваан был прав. В отличие от людей домовые преданы хозяевам, которому служат. Скорее навь превратится в красавицу, чем домовой разболтает, что происходит за стенами дома.

Однако воображение уже рисовало жуткие картины моего падения. Для городских сплетников факта, что я проживаю под одной крышей с неженатым мужчиной, вполне достаточно для распространения таких грязных слухов, что вовек не отмыться.

— Домовой домовым, но молва из ниоткуда тоже не берется. Мне достаточно репутации ведьмы-двоедушника, — огрызнулась я и дёрнула ногой, убирая её с мужских колений. — Ещё не хватало, чтобы…

Пальцы больно вцепились в голень, — при всём желании не высвободишься.

— Чтобы что? — холодно осведомился Риваан, глядя так, что у меня едва не остановилось сердце.

Даже не вопросом, — тоном! — ведьмолов дал понять: слухи об интимной связи — это мелочь. Ну подумаешь, стала любовницей Охотника из Вальданы, — с кем не бывает. Пустяк. По сравнению с моим происхождением.

Я замолчала, понимая, что мне нечего ответить ведьмолову.

Наиглупейшая комедия положения. Если бы не судорога, которая свела обе ноги с такой силой, что я осела от боли на пол, и не Риваан, наплевавший на все правила приличия и разминающий одеревенелые мышцы, Тихон никогда бы не увидел того, что происходит в библиотеке.

Но на душе всё равно забулькал гаденький осадочек, будто сразлёту лицом в зацвётшую лужу упала.

— Послушай, Лада, тебе никто и слова не скажет, — устало произнёс Риваан. — Жена — не любовница. Статус другой.

Мастерство владения лицом потерпело фиаско. Несколько мгновений я пыталась совладать с собой, прежде чем смогла выдавить жалкое: «Простите что?»

Указательный палец ведьмолова вытянулся в сторону столика.

— Там лежит официальное одобрение от володаря на наш брак. Вместе со свидетельством о его заключении.

Воздух резко сгустился, стало тяжело дышать. В висках застучали мелкие молоточки, с трудом удалось подавить желание соскочить с дивана и рвануть прочь из комнаты. Я порывисто втянула воздух и спокойно спросила:

— А моё желание при этом не учитывалось, я так понимаю…

Риваан небрежно повёл плечами, опустил мою ногу на пол и встал. Зашелестел конверт, и перед округлившимися глазами возник бежевый лист с дюжиной печатей и размашистой подписью.

— Твоё желание ничего не значит. Я просил об этом володаря почти две недели назад. Боюсь, в тот момент ты ничего не могла сказать.

— Понятно, — прошептала я, таращась невидящим взглядом на вензеля свидетельства.

Солнечный свет заливали библиотеку сквозь витражные стёкла. Тюль с лёгким шорохом скользил по полу, а из распахнутых настежь окон доносились голоса людей и заливистое чириканье. Однако в комнате резко стало холодно и неуютно. В голове зазвенела раздражающая пустота, кроме одной-единственной фразы «Твоё желание ничего не значит».

Всё казалось каким-то дурацким сном. Одним из тех бредовых виде́ний, которые приходят ближе к утру. Нелепых и глупых, совершенно нелогичных. Ведьмолов и ведьма. Супруги.

Непослушные руки кое-как оправили многочисленные юбки. Я поднялась с дивана и, оперевшись на трость, проковыляла к двери.

Мне хотелось оказаться где-то очень-очень далеко от этого места. И от ведьмолова.

Я взглянула на Риваана так, словно до этого нам не встречаться. Рыжий, с бледной кожей и багровыми шрамами на левой щеке. Пристальный взгляд пробирал до мурашек. Я даже не знала, что пугало меня сейчас больше: холодные разноцветные глаза или то, что этот человек позволял себе распоряжаться моей жизнью так, словно она была его собственностью.