Девочка Давида (СИ) - Асхадова Амина. Страница 17

— На отдых?

Я кивнула.

— Одиннадцатое марта. Я тот день как сегодня помню. Почему ты спрашиваешь?

Я скосила взгляд в сторону. Руки Давида уверенно держали руль, а его лицо было таким напряженным, будто он что-то складывал в уме или прикидывал.

— Хотел помочь. Я бы отомстил за них, — он резко посмотрел на меня, — ради тебя.

Я улыбнулась и заверила:

— Поверь, это дело времени.

— Ну а подруги? Есть у тебя?

— Была. Пока она не предала меня.

Я вздохнула с облегчением: Давид больше ни о чем не спрашивал.

Я хотела задремать, но в мыслях всплыл тот вечер. Лес и брошенный дом, в котором мы с Давидом должны были провести страстную ночь.

Когда Давид уехал, на пороге появился Монарх.

— Я ухожу, — сказала я.

— Что ты сказала?

— Я хочу выйти из игры, Монарх.

Он недобро прищурился.

Монарх заставил меня отступить, зашел следом и захлопнул дверь изнутри.

И напомнил:

— Я вложил в тебя годы. У тебя есть все, о чем только можно мечтать. Жилье, тачка, деньги, возможности.

— Только жизни нормальной нет! Что будет после его смерти? Что будет со мной?

Губы Монарха сжались в тонкую линию. Недобрый знак.

Я зябко поежилась. Он в ярости.

— Покончишь с ним и предашь свою жизнь мечтам. Будешь путешествовать по миру или станешь известным врачом. О чем ты там еще мечтала? — пренебрежительно поинтересовался он.

— В том и дело, — я горько усмехнулась, — какой из меня врач, если я человека готова убить?

В тот вечер Монарх разозлился.

Все шло не по плану. Он выследил меня и приехал в тот дом, чтобы напомнить о моей жизненной цели.

Чтобы я не забыла о главном:

— Давид Басманов не человек. Он убийца твоих родителей. Ты не ослушаешься меня, Жасмин. Иначе я и мокрого следа от тебя не оставлю.

Мы долго спорили. В любой момент Давид мог вернуться, но Монарху впервые не удавалось убедить меня.

— Убийца, убийца… ты твердишь это много лет! Пусть будет так. Он убийца, но я — нет!

— А кто ты?

Вдруг его губы растянула жестокая усмешка.

Мой учитель наступал. Мне ничего не оставалось, как подавлять в себе панику.

— Ты даже не Жасмин. Ты сменила имя, взяла в руки оружие и попросила меня изготовить яд. Так кто же ты, Жасмин, если не убийца?

Он приблизился вплотную.

— Помнишь, как ты перебирала варианты его смерти?

Я покачала головой.

Помнила.

— Помнишь, как загорелись твои глаза, когда я предложил тебе изготовить яд? Я подумал тогда, что ты славная девочка.

— Пожалуйста, хватит. За что ты так со мной?

Его глаза смотрели на меня с укором и той нежностью, с которой смотрят на щенков. Не на женщину.

Из нас двоих любила я.

А он меня воспитывал.

И когда Монарх подошел ко мне, я вспомнила, как сильно я его любила. До сих пор.

Я хотела прикоснуться к нему, но знала — он не позволит. Он меня никогда не касался.

Верный.

Однолюб.

Не мой.

— Шестьсот секунд мучений, — он продолжал, — шестьсот секунд невыносимой, ломающей боли. Этого хватит, чтобы рассказать Давиду о том, за что ты опоила его этой болью.

— Хватит! — я разозлилась, — я не смогу. Я не такая.

— Еще скажи, что ты святая, Жасмин.

Он рассмеялся, и тогда я заметила:

— Я не хуже, чем твоя жена, Монарх.

Я поздно поняла свою ошибку.

Лишь когда щеку прожгла невыносимая боль. У него была тяжелая рука. Удар сбил меня с ног, коленки тут же стерлись в кровь.

Он ударил меня.

Впервые.

— Ты знаешь о моей любви к ней. Проявляй уважение, Жасмин.

Я заставила себя подняться. Во рту появился металлический привкус, я опустила взгляд.

— У нас был уговор, а он — дороже денег. Цена уговору — жизнь.

Когда Монарх понял, что я сдаюсь, он перешел к угрозам.

И мы оба знали, на что он был способен.

— Сделай так, чтобы я гордился тобой, девочка, — Монарх извлек из кармана стеклянную посуду.

— Что это?

— То, о чем ты просила все годы, — он улыбнулся.

Внутри ампулы протекала желтая жидкость. Он взял мою руку и насильно вложил ампулу в ладонь. А затем крепко ее сжал.

Я проглотила слюну. Она была с металлическим привкусом, и я вспомнила о пощечине.

— Внутри ампулы — достойная месть за твоих родителей, Жасмин. Ты горела этим много лет. Ты хотела уничтожить его. Ты просила меня, и я все достал. Я все для тебя сделал. Отплати мне достойно.

Я погладила холодное стекло и содрогнулась.

Жидкость. Мощная. Сильная.

Шестьсот секунд в ней.

— Я обещал, что подстрахую тебя, когда ты сделаешь свое дело. Ты все подстроишь так, чтобы это выглядело как самоубийство. Это черное пятно ляжет на всю их династию. Им в жизни не отмыться.

Я кивнула. У каждого из нас была своя выгода.

Монарх мстил своему врагу. Между ним и семьей Басмановых когда-то пролегла черная полоса, и я выгодно вписывалась в его план по их устранению.

— Только теперь я не хочу быть похожим на него, — я покрутила ампулу.

Я поняла это слишком поздно.

— Девочка, — Монарх разозлился, — либо ты будешь сильной и отомстишь за своих родителей, либо…

— Либо?

Мое сердце гулко забилось.

— Если Давид не умрет, тогда умрешь ты.

— Ты угрожаешь мне?

Мой учитель жестоко улыбнулся:

— Не я. Из вас двоих выживет лишь один. Либо ты убьешь его первой, либо он тебя. Предательниц не щадят, Жасмин.

А потом добавил:

— Когда Давид узнает о том, что ты хотела его отравить, я тебе не помогу. Даже не проси.

Руку грело прохладное стекло. Монарх уехал, спустя время уехала и я.

Вместе с ампулой.

— Жасмин, я жду. Выходи, — велел Давид.

Я очнулась в его ванне. Сколько я так стояла — не знаю. Крохотное стекло в моих руках нагрелось и стало почти горячим.

Осталось дело за малым — дождаться нужного момента. Когда Давид будет в эйфории, он выпьет абсолютно все, что я ему преподнесу.

— Я просто урод, — прошелестела губами.

Я крутила ампулу в разные стороны и представляла, как Давид будет корчиться в агонии.

Раньше — с наслаждением.

Теперь — затравленно, с болью.

— Сколько можно мыть руки? В конце концов, я тебя и с грязными руками хочу.

Я хрипло отозвалась:

— Я выхожу, Давид. Я выхожу…

Монарх был прав: в этом мире нам обоим не место. Выживет лишь один, и на этот раз это буду я.

Я забросила ампулу в сумочку и, наконец, помыла руки.

А когда вышла, Давид сразу набросился на меня. Я едва успела откинуть сумку подальше. Лопатки прожгла боль — он вжал меня в стену, запрокинул голову и грубо поцеловал.

— Подожди, Давид…

Я попыталась его оттолкнуть.

Но он лишь крепче сжал меня в своих руках. Я охнула, треск ткани оглушил обоих.

— Молю же, подожди!

Его затуманенный взгляд остановился на моих губах.

— Давай закажем выпить? — попросила я, задыхаясь.

— Выпить?

Давид был голоден, но совсем не по еде. Мой вопрос поставил его в тупик.

— Я хочу, чтобы, когда мы закончили, на столе стояла еда. И вино. Пожалуйста, давай закажем?

Давид нахмурился, но отпустил меня. Пока он делал заказ в ресторане, я раздевалась.

Платье я повесила на стул, туда же сложила и все белье. Так я смогу одеться быстрее.

Когда я опустилась на постель — совсем обнаженная — я бросила взгляд в коридор. На полу была брошена сумочка, в которой таились последние вздохи Давида Басманова.

— Еду и полусухое привезут через…

Давид обернулся и охрип.

Он медленно приблизился, не сводя с меня взгляда. Голодного, дикого.

Я улыбнулась, отклонившись назад, и уточнила:

— Через сколько?

— Через полтора часа, — прохрипел он.

Он не сводил с меня восхищенного взгляда.

Я раздета и в его власти. Груди коснулся прохладный воздух, бедра чуть разведены.

Откинувшись локтями на кровать, я учащенно задышала.