Девочка Давида (СИ) - Асхадова Амина. Страница 15

— Давид, мы должны были поехать к тебе! — воскликнула девица.

— Пошла вон, — бросил через спину.

Повторять дважды не пришлось. Через пару минут дверь хлопнула, оставляя нас с Жасмин наедине.

Жасмин едва заметно улыбнулась и подошла ближе.

— Кто тебя пустил сюда?

Она же понимает, что совершила ошибку?

Что назад пути не будет?

— Я сказала, что я женщина Давида Басманова. Охрана вспомнила, как ты защищал меня неделю назад, и побоялась не пропустить.

— Ты решила уйти. Что за игры, Жасмин? — я сделал шаг.

— Не хочу, чтобы ты был с другой.

Я изогнул бровь. Храбро. Ревниво. Самонадеянно.

Почти все о Жасмин, но в ее ревность мне не верится. В ненависть — да, а вот с любовью к ней не по адресу.

Эта девочка в любовь не верит.

— Не верится, Жас.

От Жасмин веяло опасностью, и это делало ее интересной.

Это же меня и влекло.

Жасмин — это опасность. А опасность меня нехило так притягивала.

Только в этот раз что-то поменялось. Взгляд, одежда, ее внутреннее состояние. Это заставляло напрягаться. Она набралась сил.

Интересно, для чего? И кто заставил ее поверить в эти силы?

— Думаешь, я приму тебя назад?

— Думаю…

Она запнулась.

Я обхватил ее за талию, притянул к себе. Вдохнул аромат… немного цветка, а все остальное — ее. Тяжелое, интересное, возбуждающее. Ее запах даже сигареты перебил.

— Я хочу быть твоей, Давид. Не на одну ночь.

— А на сколько?

— Как насчет…

Жасмин задумалась. Она подняла взгляд, и в ее глазах полыхнул тот самый огонь.

Она ненавидит меня.

Я отчетливо это понял. Жасмин научилась стрелять, научилась бороться, но ненависть скрывать — не научилась. Ни за какие годы не научится.

— Пока вечность не разлучит нас? — предложила она.

Я ухмыльнулся и отпустил ее. На пару сантиметров, так спокойнее. Вдруг у нее нож под платьем спрятан или очередная пушка?

— Я такого не обещаю, красивая. И умирать пока не собираюсь, если ты об этом.

Это было грубо, сурово. Это по ней ударило — вижу, как дернулась бровь. Как отвела взгляд, помяла сумку в своих руках.

Вижу, как грудь поднимается, опускается. Быстро, ритмично.

Ты сексуально нервничаешь, девочка.

— А я не спрашивала, Давид. Я буду твоей единственной.

— Охренеть, — выдал я.

— Пусть не первой, но последней, — она дернула подбородком, — запомни мои слова.

Ты закапываешь себя все глубже, Жас.

Едва ли я буду верен одной лишь девчонке, если только ты не задумала убить меня.

Я прищурился:

— Где ты была все это время, единственная?

— Я уехала на время, чтобы принять решение.

Как интересно и лживо.

Я повернул ее к себе спиной и обхватил за шею. Жадно вдохнул ее аромат, вдавливая покорное тело в свое.

— Сделаю вид, что поверю, — процедил я, — но у меня тоже сюрприз будет. Я кое-что приготовил для тебя, Жасмин.

— Но ты не знал, что я вернусь.

Я усмехнулся: наивная девочка. Еще как знал.

— Поехали, покажу сюрприз. Тебе понравится.

Я взял ее за руку, а у самого внутри — полный дурман. Штиль. Ареальность.

Уверен, это пройдет после первого секса, просто сейчас невмоготу. Сделаю ей сюрприз, а потом возьму ее тело.

И успокоюсь.

Точно успокоюсь.

— Давид…

— Сейчас, моя кайфовая.

Я прикрыл глаза, держа свой якорь в руках. Держа Жасмин.

А ведь у нее не было ни единого шанса заинтересовать меня, если бы не то лезвие ножа, по которому она меня тащит.

С ней либо помрешь, либо получишь самый высокий кайф.

То, что чего мне не хватало в неволе, Жасмин воздает сполна. Она знала, чем меня цеплять.

— Давид… посмотри…

— Тихо.

В один миг Жасмин напряглась всем телом.

— Посмотри же… сюда идет твой брат!

Я бросил взгляд на тонированные окна.

Твою же мать, этот говнюк испортит мне весь вечер.

— Это и есть твой сюрприз?

Ее голос дрожал. Жасмин была напугана.

— Чего боишься, девочка? Познакомишься с братцем и поедем. Хотя, — я усмехнулся, — вы же и так знакомы, верно?

Я прижал к себе мелко дрожащее тело и прошептал:

— Это ведь он подарил мне тебя. Мне надо поблагодарить братца, как считаешь?

Глава 15

Жасмин

Я полагала, что хуже быть не может.

Что невозможно ненавидеть человека больше, чем я ненавижу его сегодня.

Но Давид Басманов доказал мне иное.

После того, как он поговорил с братом, его будто подменили. Их разговор был короткий, но я знала: они говорили обо мне.

А после — он привез меня сюда.

— Почему молчишь? Тебе не нравится?

Он поцеловал меня в щеку как умел — грубо, отрывисто. Я слегла покачнулась, а затем замерла.

Боль в груди нарастала. Трепет — не от любви, а от ненависти — лишь усиливался.

Я смотрела на Давида, пытаясь разгадать, что у него внутри. Что он уже знает и сколько времени я имею. Но на его лице застыла каменная маска.

О чем именно он говорил с Рустамом — осталось для меня загадкой.

Однако я еще жива. И Давид, кажется, все также мною увлечен.

— Надо же, — выдавила с трудом, — ты превзошел себя.

Давид кивнул. Довольный, преисполненный надежд. То ли он играл так хорошо, то ли действительно не понял, что натворил.

Не понял, куда он меня привез.

И какую бурю чувств вызвал во мне. Опасную, жуткую бурю.

— Я знаю, ты давно не выходила на лед. Но сегодня с тобой будет один из лучших тренеров столицы.

— Давид, сейчас ночь, — глухо выдавила я.

Я посмотрела в сторону.

Лед вызывал во мне все: страх, ненависть, ностальгию. Последний раз я танцевала на льду перед родителями. Они сидели на трибуне и счастливо улыбались — у их дочки такой талант!..

Их дочка целилась в чемпионки России по фигурному катанию.

Безумная гордость.

Но о той целеустремленной девочке так никто и не услышал. Родителей не стало, и талант исчез. И медали куда-то подевались. Дочь променяла лед на холодное оружие, а нежность на — ненависть.

— Эй, детка. Хоть ночь, хоть полночь — деньги решают все. Захочу, и он будет тренировать тебя всю жизнь. Только дай знать, что этого хочешь ты.

Я молчала.

Тогда он тронул меня за подбородок.

— Это же Веретянов. Слышала о нем?

— Я знаю, кто это. Но я не выйду на лед.

Терпение Давида лопнуло.

В глазах зверя моментально сгустилась тьма.

Если он заставит меня…

Мама, если он заставит меня, то не видать ему больше солнца.

То не проснется он этим утром.

Если он заставит меня ступить на лед после того, как вас не стало, ему не жить.

— Когда ты последний раз выступала, Жас? Я думал, ты будешь рада.

— Когда? — я усмехнулась, — за день до того, как не стало моих родителей.

— Вот как…

Давид замер, не сводя с меня пристального взгляда.

Помял свой подбородок пальцами, о чем-то думая, а потом пригладил мои волосы. Так нежно, что стало до одури больно.

— И что, ты из-за этого бросила спортивную карьеру?

— Да.

— Жаль, но я не сторонник такого радикализма, Жас.

Я отвернулась, сбрасывая его руку со своих волос.

Если он заставит меня, я за себя не ручаюсь.

— Я не дам тебе погубить свою мечту из-за того, чего уже не исправишь.

— С чего ты вообще взял, что это моя мечта?!

Я повысила голос и тут же пожалела об этом. Села на трибуны и опустила лицо вниз.

— Смотри, — велел Давид.

Он засунул руку в карман, а после — вытащил оттуда фотографию. Мою фотографию.

Я была юна и заняла первое место на каком-то чемпионате. Я плохо помнила то время — память будто заблокировалась. Та жизнь перестала для меня существовать.

На фотографии меня обнимали родители.

— Эта девочка такая радостная здесь, — прошелестела губами, — это что, я?

— Ты, — усмехнулся Басманов.

Я подняла взгляд. Для него каждое слово — усмешка.