Моё сводное наваждение (СИ) - Семёнова Наталья. Страница 6
Пока кутаюсь в пижаму, вдруг ловлю себя на мысли, что мне интересно, где и как провел свой день Мирон. Рассказал ли своим друзьям, что познакомился со сводной сестрой? Какую дал характеристику? А затем я вспоминаю его безразличный взгляд и решаю, что ему точно было не до меня.
С этой твердой, но досадной мыслью я выхожу из ванной комнаты, да так и замираю от неожиданности, кажется, некрасиво приоткрыв рот. Мирон сидит на моей кровати, — совершенно так же, как ранее его мама, с видом абсолютного «господства», — и оглядывает меня с ног до головы. Едва заметно морщится, прежде чем спросить:
— Значит, ты у нас скромница?
Вопрос еще сильнее сбивает меня с толку, но я стараюсь собраться с мыслями.
— Что... Что ты делаешь в моей комнате? — лепечу я в итоге.
— В твоей? — надменно взлетают светлые брови. Парень поднимается с кровати и начинает надвигаться на меня. — Так быстро освоилась?
— Нет... То есть мне здесь жить, и значит, комната моя.
— Хорошо, — хищно улыбается Мирон, останавливаясь в каких-то десяти сантиметрах от меня. Его сильная аура подавляет, заставляет чувствовать себя ничтожной букашкой. А невероятно красивые глаза пленяют, рождают в душе пустые, лишенные надежд мечты... — Просто помни, что это ненадолго, лживая скромница.
Лживая?.. Что он имеет в виду? И что значит ненадолго? Он... Я ему не понравилась настолько, что он планирует выдворить меня из дома отца?
— Что я... — хочу я спросить о том, чем ему не угодила, но не нахожу смелости, только и шепчу глухо: — То есть?..
— То есть я вижу тебя насквозь, — кивает он самому себе, впившись взглядом в мои глаза.
— Но...
Мирон вдруг усмехается, делает шаг от меня, чтобы развернуться к выходу, и бросает через плечо:
— Не расслабляйся, фенек. Еще пообщаемся.
Фенек... Что?..
Я, наверное, целую минуту так и остаюсь стоять на месте после того, как за ним тихо хлопает дверь. Интересно, она запирается? Я же имею права ее запирать? Потому что мне... мне не нравится, что он вот так взял и вошел. Сидел тут, пока я была в ванной! Это неправильно, верно?
И о какой дружбе может идти речь?
Он же меня ненавидит!
В глаза бросается беспорядок на кровати, и я пугаюсь по-настоящему. Подскакиваю к ней и понимаю: он видел! Видел мои стихи, возможно, успел прочесть! Бросаюсь к двери и со вздохом облегчения прокручиваю дверной замок.
Я никогда раньше не запирала дверь в свою комнату — мама говорила, что это бессмысленно, если мне нечего скрывать. Теперь же мамы рядом нет. Зато есть нахальные парни, которые не уважают чужое личное пространство.
Глава 5. Любовь
— Ты так рано встаешь, Любочка? — вместо приветствия удивляется Галина, когда я вхожу в столовую на завтрак. — Не предполагала. Думала, ты, как и Мирон, предпочитаешь спать до обеда.
Я внутренне вздрагиваю от звука его имени, но в то же время чувствую, как меня буквально затапливает облегчение от информации, что его не будет. Я еле заставила себя покинуть безопасное пространство своей кровати, чтобы прийти сюда. Едва уснула вчера после нашего странного разговора. То есть после его непонятных обвинений и предостережений.
Также я делаю пометку для себя о том, что строго посещать все приемы пищи необязательно. Как же все-таки иногда приятно отличается жизнь в этом доме от жизни в моем. Исключая некоторые моменты.
— Всем доброе утро, — тихо, но вежливо произношу я, занимая свое место. — Да, я привыкла просыпаться рано.
— И что же послужило причиной этой привычки? — без интереса спрашивает Галина.
— Мама настаивает на том, что завтрак — самый главный прием пищи за весь день.
— И она права, — опережает фырканье Галины отец. — Во сколько у тебя начинается урок балета, Люба?
— В три часа дня.
— Пожалуй, я успею отвезти тебя сам, а забрать может Игорь. Галь, у тебя ведь нет на него планов?
— Нет-нет, — мило улыбается она. — А во сколько ты заканчиваешь, Любочка? Может, ты планируешь после занятия остаться в городе?
— Не планирую. Урок заканчивается в четыре тридцать.
— Телефон с собой? — спрашивает меня папа. — Запиши номер Игоря.
Обедать нам с ним приходится раньше, чтобы успеть в город к нужному времени, чему я втайне радуюсь. Тут даже ругать себя не нужно — никто не болен.
Папа рассказывает мне, как познакомился со своим другом, на встречу с которым он и едет. В какую курьезную ситуацию они тогда попали.
Я искренне смеюсь над тем, что папа по ошибке принял своего друга за преподавателя информатики, на пары которого не ходил полгода, и в знак извинений и, конечно же, в надежде на хорошую оценку пытался всучить ему бутылку хорошего коньяка. Олег ее забрал, пообещав отцу поставить «зачет», а затем папу прогнал из аудитории настоящий преподаватель.
С тех пор они крепко дружат.
Я одно время считала, что у нас с Мартой тоже дружба на долгие годы, но случилось то, что случилось. И я вдруг чувствую сожаление от того, что теперь, когда мамы рядом нет, я бы могла возобновить наше общение, но моя подруга детства так же далеко, как та, что положила конец нашим дружеским отношениям.
Папа замечает мою нечаянную грусть и интересуется:
— Все в порядке?
Я беру себя в руке и улыбаюсь:
— Да. Кстати, необязательно довозить меня до парковки, я могу выйти у дороги.
— Мне не сложно, Люба.
Мы прощаемся с отцом, он желает мне легкого урока, и я иду в зал.
Все проходит как обычно. Преподаватель, строгий, статный пожилой мужчина, когда-то работавший в популярной в прошлом труппе, как всегда, в не самом хорошем расположении духа. Меня он откровенно терпит, других иногда подбадривает или ругает, самым старательным достаются сухие комплименты. Меня бы он тоже ругал, но однажды понял, что это бессмысленно. Я не люблю балет. Считаю, Руслан Борисович бы с удовольствием уже давно указал мне на выход, но с ним поговорила моя мама. Да и те деньги, что он берет за уроки, играют свою роль и лишними никогда не бывают.
Сегодня его любимицей неожиданно становится относительно новенькая девушка в нашей группе.
Вот в ком заметен огонь. Любовь к танцу. Любому, даже к балету.
Я с первого урока обратила на нее внимание. Она ничем не выделялась поначалу. Была робкой и скромной не меньше меня, но когда зазвучала музыка... Я словно увидела перед собой другого человека. Наверное, так и происходит, когда любишь что-то всем сердцем — ты раскрываешься, как бутон розы в саду по утру. У нее плохо поставлена стопа, руки не всегда держат необходимое напряжение, ей нужно учиться даже больше, чем мне, но страсть к танцу затмевает все ее технические погрешности.
Вот бы и мне так же любить балет, чтобы не расстраивать своими «успехами» маму и бабушку.
После раздевалки я выхожу на улицу и только тогда набираю номер водителя — подышу воздухом на лавочке рядом, пока его жду.
— Алло?
— Здравствуйте! Это Любовь, дочка Андрея Викторовича. Папа сказал, что вас предупредили о том, что меня нужно будет забрать из города. Я как раз освободилась.
— Эм... Галина Федоровна решила съездить в ЦУМ и сообщила мне, что вы вернетесь домой на такси. Это не так?
— Решила... О... Да, все верно. Такси. Вылетело из головы. Простите.
Я скидываю звонок и с назревающей паникой оглядываюсь по сторонам. Закусываю нижнюю губу от волнения. У меня нет денег на такси. Карта отца так и лежит под одеждой в комоде. В общественном транспорте я не ездила ни разу! Впрочем, и чтобы прокатиться на автобусе впервые, тоже денег нет. Что... Что мне делать? Идти пешком?
— Прости, — раздается голос за моей спиной, и обернувшись, я вижу новенькую. — Ты выглядишь взволнованной. Возможно, я лезу не в свое дело, но... У тебя что-то случилось?
— Эм... Ничего такого, — пытаюсь я улыбнуться и успокоиться заодно. — Спасибо, что спросила.
— Тебя зовут Люба, верно? — протягивает она мне руку. — Я Ксения[1].