Режиссер Советского Союза - Тенгриханов Александр. Страница 48

– Почему не организовать для этих неформалов свою студию или мастерскую, пусть хоть кружок. Заодно всерьез взяться за продажу их работ. Обратите внимание на Оскара Рабина. Как художник он весьма спорен, но это готовый импресарио. Вот пусть и продает работы своих коллег иностранцам, если у него это получается. То же самое касается поэтов из недавно запрещенного СМОГа и прочих оригиналов. Народ тянется к их творчеству, и нецелесообразно запрещать таких популярных деятелей. Наоборот, надо печатать их стихи, в той же «Литгазете». Пусть массовый читатель ознакомится с Губановым и решит для себя, является ли тот новым Есениным. Я считаю, что ему до Сергея Александровича, как до Луны. Вот и наш народ должен сам в этом убедиться. Как вариант – дать всем площадку в Политехе, если не решитесь на издание стихов.

– Может, еще Солженицына напечатать? – опять усмехнулась министр.

– Именно так, – этим меня точно не смутить. – Не просто напечатать, а устроить полемику в обществе, в том числе с участием реально пострадавших людей. Мы же развенчали культ личности и вынесли Сталина из мавзолея.

В 1956 году были реабилитированы тысячи казненных и сотни тысяч выживших. Так чего это замалчивать? Никто же не заставляет виновных каяться или оправдываться. Это определенный этап нашей истории, не самый позорный, кстати. Если враг по фамилии Солженицын хочет об этом написать, так флаг ему в руки. И пусть Варлаам Шаламов или подобный ему товарищ напишет правдивую рецензию на лживые писульки человека, далекого от реалий ГУЛАГа. Тогда не будет более такого ажиотажа вокруг этого графомана и афериста. Только придется самого Шаламова напечатать и еще много кого. Здесь могут возникнуть проблемы. Солженицын просто паяц, а вот реально отсидевшие люди могут сильно повлиять на сознание людей.

Фурцева вздохнула, встала и начала медленно ходить по кабинету. Наконец она пришла к какому-то знаменателю и села напротив.

– Ты не представляешь, сколько раз я пожалела, что связалась с тобой. Куда ты лезешь?

– Запретами вы ничего не добьетесь, – продолжаю гнуть свою линию. – Я же не предлагаю разрешить тиражировать фашизм, что-то человеконенавистническое, порнографию или какие-то извращения. Но человек должен иметь право писать про историю своей страны, декларировать странные стихи и даже рисовать идиотские картины. Когда он поймет, что неинтересен широкой публике, то просто канет в Лету. И самое главное – спадет искусственно созданный ажиотаж. Не удивлюсь, что он сознательно подогревается с Запада. Мы выбьем у них мощный рычаг влияния на нашу молодежь. Запретный плод всегда сладок, этим и пользуются буржуи. Так давайте разрешим неформалам творить, печататься и выставлять свои картины. А разного рода шероховатости должны регулироваться Уголовным кодексом. Если в стране запрещена порнография, то распространитель этого непотребства должен ответить по закону. Но подходить ко всему с точки зрения нынешнего поветрия, запрещая все непонятное – крайне опрометчиво. Мы можем создать целое поколение равнодушных людей, держащих фигу в кармане. Ведь люди понимают, что им искусственно не дают возможность узнать правду. Вопрос это глобальный, я вам набросал общие тезисы только про литераторов и художников. Мое предложение – возглавить процесс, но аккуратно, и зарабатывать на этом деньги для страны. Заодно снять напряжение в некоторой части общества, которое в будущем выльется в более сложные проблемы.

Пользуясь очередным затянувшимся молчанием, продолжаю:

– То же самое касается музыки. Зачем притеснять Высоцкого, если его слушает вся страна? Или тот же Окуджава не может выпустить пластинку со своими песнями. Вот и будут такие авторы уходить в подполье, записываться на непонятных аппаратах, а пластинки пойдут через левых распространителей. А государство при этом станет терять деньги за непроданные записи. Но самое главное – это потеря умов людей, которые должны верить своей стране. Взять тех же «Битлз» и прочих «Ролинг Стоунзов». Насколько я знаю, СССР не подписывал никаких документов по защите авторских прав. Так завалите вы магазины пластинками и катушками с песнями западных групп. Зато вы сразу выбьете почву из-под ног всяких спекулянтов и особенно иностранных манипуляторов. Понятно, что человек – скотина неблагодарная и ему всегда будет мало. Ну, так и над этим надо работать. Не стесняться и обсуждать животрепещущие темы. Я вот съездил в Минск и был просто очарован нашей молодежью. Из них можно лепить кого угодно, лишь бы не испортить. Только если вы упустите момент, то и они через несколько лет будут держать фигу за спиной. Говорить будут то, что кому-то надо, а думать совершенно иное. Равнодушие общества – это страшный диагноз. Его надо лечить, как вариант через культурные мероприятия. Одно дело – вещать о самом прогрессивном обществе, и совсем другое – доказать собственным гражданам на деле, что мы им являемся.

Фурцева далеко не дура. Назвать ее какой-то уж жутко прогрессивной неверно, но мадам реально работала. Она сама пыталась в свое время брать под мягкий контроль разного рода молодежные движения, вроде битников. И подходила к этому отнюдь не формально, давая поручения помощникам. Сама вникала в ситуацию, разговаривала с людьми и по итогам этого принимала решение. Я же полез со своими советами, потому что больно смотреть на весь этот идиотизм. Никто же не требует завтра свободы слова, которой в реальности не существует. Но зачем самим давать повод всяким вражинам раскачивать лодку и перехватывать влияние над собственной молодежью?

– Ты понимаешь, что сейчас наговорил на полноценную статью? Еще и меня под монастырь подведешь.

– Могу произнести свою речь хоть генсеку, но сомневаюсь, что он поймет. У нас же все хорошо и скоро наступит коммунизм.

Поняв, что я глумлюсь, Фурцева изменилась в лице. М-да, чего-то товарищ Мещерский перегнул.

– Вон! – прошипела Екатерина Алексеевна.

Товарищи в серых костюмах на выходе из министерства меня не встречали, поэтому я поехал на киностудию. Захожу в кабинет, а там сидит совершенно разобранная Пузик. Надо сказать, что если касается работы, то Оксана реально сильна. Это у нее, видать, от белорусских предков. Работает как робот и никогда не жалуется. Сам иногда от нее в шоке. Трудолюбивый народ наши белорусы.

– Ну и чего сидим? По кому скучаем? – начинаю издалека.

– Сергей сегодня сделал мне предложение, – как-то вяло ответила рыжая.

– Так совет вам и любовь! – произношу совершенно искренне.

Надо кого-то за пузырем послать или самому сбегать. Событие же знаковое. Не каждый день лучший друг женится. Но белорусский комсомол обломал мои порывы.

– Я взяла время на раздумье. Сережа обиделся и ушел. Но самое главное – мне стало понятно, что я его не люблю. А люблю я одного хамоватого и наглого подлеца, который плевать хотел на чувства других людей, еще и издевается постоянно.

Взгляд васильковых глаз, устремленных в сторону этого самого подлеца, не предполагал иных кандидатур. Как же все сложно. А ведь это только начало.

– Ты для меня как сестренка, она умерла в 1951 году от коклюша, – отвечаю Пузик, у которой глаза полезли на лоб. – Машка была такой же рыжей, непосредственной и глупой. Я просто не могу воспринимать тебя иначе, даже забыв о жене и детях. А Самсон для меня важнее родного брата. Тот предал меня ради нескольких квадратных метров, пусть в этом виновата его жена. Вот такая у нас проблема, Оксана Ивановна. Я и фильм снимал частично в память о сестренке. Только об этом никому не говорил.

– И как же быть?

– Это надо решать вам самим, – начинаю злиться на эту детскую непосредственность. – Я вас просто познакомил и жениться не заставлял, хотя к этому подталкивал. Но вы люди взрослые и должны думать своим умом. Объясни ему честно ситуацию, другого выхода я не вижу. Сергей взрослый человек, хотя немного витает в облаках. Но он поймет, хотя это станет для него ударом. Главное – не приплетай меня к вашей ситуации. А то ведь рассоришь нас всех навечно.