Слово Ветра (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 69

— Иван Денисович!

— У тебя, Марьяна, ещё хватает сил его жалеть?

Мотаю головой. Жалости по отношению к Булатовым я не испытываю, но и желать им смерти не могу: за эти полгода я узнала, какой страшной и беспощадной она бывает.

— Нана! — приглушённый голос Ветра волшебным образом освобождает мои мысли от грусти. — Садись за стол!

Простая фраза, но она заставляет старика моментально напрячься. Я снова ловлю на себе этот его разноцветный взгляд, от которого мурашки бегут по спине, и никак не пойму, чем опять не угодила Чертову.

— Ага, — киваю Саве и сажусь с ним рядом.

Слышу, как с облегчением выдыхает Ветров и насмешливо хмыкает Чертов, и невольно замечаю, как Влад неловко опускает глаза, разглядывая столовые приборы.

Какое-то время мы наслаждаемся уткой и говорим ни о чём: Чертов вспоминает молодость, Влад делится впечатлениями о жизни за границей. Мы с Савой с упоением слушаем и засыпаем их вопросами, как декабрь снегом землю, а сами по привычке переплетаем наши ладони под столом. Наверно, это навсегда…

— Кто будет чай? Кто кофе? — спрашивает Галина Семёновна, когда от утки не остаётся и следа. — Иван Денисыч, можете не отвечать! — машет рукой в сторону Чертова. — У вас шиповник.

Старик кривится, а мы дружно начинаем смеяться.

— Мне чай, пожалуйста, — отзывается Влад.

— Мне тоже, спасибо! — произносит Ветров.

— А я, если можно, кофе выпью! — смотрю на Галину Семёновну, наконец-то перестав смеяться.

— Нельзя! — голосит Чертов. — Какой, может быть, кофе? — закипает старик. — Галочка! Шиповника ей, как и мне!

На короткий промежуток времени теряю дар речи и, раскрыв рот, смотрю на рассерженную физиономию деда. Завидует? Мстит? Просто не с той ноги встал? Но решаю не портить ужин и соглашаюсь: по сути, не так важно, что пить или есть, главное, в какой компании.

Галина Семёновна разливает чай и подаёт десерт — домашнее мороженое со смородиновым вареньем, тем самым баночку которого мы похитили у Кости, когда навещали его в Новогодние праздники. И снова столовая заполняется нашими голосами.

— Какие планы, Влад? Останешься в столице? — чувствую, как напрягается ладонь Ветрова в моей руке.

— Нет, — улыбается Осин. — Подумываю вернуться домой.

— И чем заниматься будешь? — Чертов откладывает в сторону салфетку и, подперев кулаком подбородок, сосредоточенно ждёт ответа.

— Пока не решил, — пожимает плечами Осин.

— Зато, кажется, я решил! — заявляет Иван Денисович и подмигивает мне карим глазом. Настроение у старика меняется по двести раз за день — попробуй, называется, угадай!

— Ты же помнишь про акции, Владик?

— Разумеется, но я подумывал оставить их Марьяне после развода.

— Ну и зачем они ей? — смеётся Чертов. — У Марьяны вообще всё просто: наша девочка просто меняет один пакет акций на другой. А вот тебе, Влад, они пригодятся.

Осин вздыхает и отводит взгляд в сторону. Уверена, он прямо сейчас пытается подобрать слова, чтобы деликатно, но весьма доходчиво объяснить деду, почему оставаться у руля его компании ему не по душе.

— Ладно тебе губки дуть, как девица красная! — вспыхивает Чертов и залпом осушает чашку с отваром шиповника. — Я же понимаю, что не один год пройти должен, чтобы вы Солом помирились, а чтобы друзьями стали — и того больше. И всё же решений своих я менять не стану: у каждого из вас остаётся по равной доле. У тебя, Влад, без права продажи! Не хочешь жить в столице — возвращайся домой! Тем более я давно подумываю расширить дело. Да и Сол не даст соврать, есть к этому все предпосылки.

— Всё так, – соглашается Ветров.

— Что скажешь, Влад, если я поручу тебе открыть филиал производства в твоём городишке?

— Но окупится ли? Построить с нуля завод…

— Не с нуля, — пожимаю плечами.

— Да, завод Свиридова простаивает. Без должного руководства и инвестиций скоро совсем заглохнет.

— Но …, — пытается возразить Осин.

— Марьяне не до него! — разводит руками Чертов. — Ей о ребёнке думать надо!

— Прости, Яшка, — теряется Владик. — Я рассчитывал, что смогу забрать Марусю с собой…

— Конечно, — киваю с улыбкой. Мне до безумия больно будет расставаться с моим конопатым солнышком, но я понимаю, что иначе нельзя.

— А при чём здесь Маруся? — откашливается Чертов. — Марьяна беременна! Какие могут быть заводы?

— Беременна? — переспрашиваем в четыре голоса, и даже Руся удивлённо охает, словно понимает что-то.

— А разве нет? — тушуется Чертов под напором наших вопрошающих взглядов, а потом ловко переводит стрелки на Ветрова. — Ты же мне сам сказал, Моррис!

— Я? — невинно округляет глазки Савелий, в один момент перетягивая на себя наше любопытство.

— Я старый, но в маразматики меня записывать рано! Ты же вчера сам обмолвился, что вы с Марьяной ждёте ребёнка, разве нет?

— Ну да, — расправляет плечи Сава. – А ещё мы ждем весну, мира во всём мире, вон, возвращения Влада ждали полгода. Дед, я с тобой мечтами поделился, только и всего.

— Это что получается, — Чертов сникает на глазах. — Я зря обрадовался?

— А вы обрадовались? — уточняю несмело, а потом прыскаю со смеху. — Так вы поэтому такой странный сегодня?

— Э-эх, — разочарованно отмахивается от моих расспросов Чертов. — Галочка, кофе Марьяне сделай, пожалуйста!

Столовая заполняется нашим смехом, а я больно щипаю Ветрова за ногу, чтобы впредь покрепче держал язык за зубами: наша маленькая тайна ещё слишком хрупкая, чтобы кричать о ней во всеуслышание, да и Владик не заслужил таких новостей, по крайней мере, сегодня.

Ещё долго мы сидим за столом и спорим, потом смеёмся и снова говорим обо всём на свете; прислушиваемся друг к другу и не жалеем улыбок; уплетаем мороженое и подчистую выпиваем весь отвар шиповника. Чуть позже перебираемся в гостиную. Все вместе, со своими проблемами и разногласиями, колючей ревностью и противоречивыми взглядами на жизнь, но с огромной любовью в сердце… Я не таясь держу Ветра за руку. Осин каждую свободную минуту уделяет дочери. Иван Денисович по обыкновению ворчит, но делает это не со зла — он просто волнуется за нас, а мы за него. Игра Чертова удалась на славу — нам уютно всем вместе и совершенно не хочется расходиться. Наверно, это и есть настоящая семья, которой нам всем так не хватало в детстве.