Плохиш для хорошей девочки (СИ) - Селезнёва Алиса. Страница 39

После операции Агата почти сразу уснула. На обиды сил не осталось, и она решила не мешать Никифорову как следует повеселиться в кафе. В конце концов, он действительно сидел с ней целый месяц, поэтому пусть хоть восемнадцатилетние встретит по-человечески. Анна Георгиевна такому заявлению не обрадовалась, но критиковать его вслух не стала. Её голова в последние дни уходящего года работала в другом направлении. Наумова старшая боялась, что Алексей Николаевич вот-вот подарит сыну машину, чем окончательно загубит все её педагогические старания, однако тот оказался совсем не так прост, как она всегда о нём думала.

– Сначала пусть поступит на бюджет в какой-нибудь ВУЗ, а после поговорим о машине.

Такое решение вызвало у Анны Георгиевны бурю положительных эмоций, о чём она, разумеется, тут же сообщила Алевтине Михайловне, не преминув добавить, что эта дельная мысль станет отличной мотивацией для подготовки Данила к экзаменам.

Тридцатого декабря Данил позвонил Агате только в половине второго дня. Это её, как ни странно, не расстроило. Десна по-прежнему ныла, не позволяя думать ни о чём-то другом, кроме проклятого зуба, а выложенные фотографии «ВКонтакте» выглядели вполне прилично и безобидно. Зевая, Данил рассказывал то про Димасика, то про Коляна, а то и вовсе про каких-то Ивана и Лёху. От количества имён у Агаты кружилась голова, но она с честью выдержала весь разговор, ни разу не прервав Данила на полуслове. Анна Георгиевна в это время с досадой выговаривала Але, что «её будущий зятёк как пить дать керосинил всю прошлую ночь».

Новый год Данил и Агата тоже отмечали не вместе. К Никифоровым приехал Павел, и они всей семьёй укатили в Красную Поляну кататься на горных лыжах. Павел вернулся не один, а с невестой, канадкой по имени Люсия. И Агата все праздники рассматривала их совместные фотографии. Люсия была большеглазая, кудрявая и, судя по всему, мулатка. На ней здорово смотрелись вещи белого цвета, а на всех селфи она жалась то к жениху, то к будущей свекрови.

Под бой курантов Агата загадала одно-единственное желание – поступить в Московский медицинский университет на бюджетное отделение. С появлением Данила у неё теперь было всё, исключая разве только общение с отцом, но без этого она уже научилась обходиться. Наготовив кучу салатов, Аля снова куда-то уехала, поэтому две тысячи двадцатый год, как и прошлый две тысячи девятнадцатый, Агата встречала в компании матери и Вадима. Тушь и платье ей всё-таки подарили, и осталось только дождаться Данила, чтобы нащёлкать новых фотографий. На их аватарках по-прежнему стояла та, что была сделана после встречи с Димасиком и Коляном. Агата любовалась ею ежедневно и с гордостью рассматривала графу «Семейное положение» в профиле своего кавалера. Встречается с Агатой Наумовой. Эти три слова грели ей сердце лучше самого тёплого в мире пледа.

Иногда от скуки Агата думала о Лере, но на её страницу принципиально не заходила. Не потому что боялась попасться или считала это чем-то неприличным. Причина крылась в другом. Такое шпионство причиняло Агате боль. Страшную и невыносимую. Она не хотела видеть, что у Леры больше друзей, больше «лайков» и больше просмотров на записях, чем у неё. Она всё ещё немножко ей завидовала. Хотя вроде как и завидовать-то было нечему, но факт оставался фактом. Порой в голову Агаты лезли странные мысли. Как Данил и Лера начали встречаться? Где познакомились: во время её концерта или в школе? Он сказал однажды, тогда после вальса для ветеранов, что ему нравятся уличные танцы. Они нравились ему всегда или после того, как в его жизнь ворвалась Лера? А она, конечно же, не могла не ворваться. Красивый, весёлый, богатый. Естественно, она схватилась за него мёртвой хваткой. Только вот почему в таком случае отпустила?

Эти вопросы без конца крутились в мозгу Агаты и не находили выхода. Она не позволяла им обрести голос. Произносить имя «Лера» при Даниле было слишком опасно. «Не надо ему лишний раз о ней напоминать. Ни к чему», – говорила она себе и заталкивала мысли об Андроповой в самый дальний уголок сознания, но рано или поздно всё равно к ним возвращалась.

Январь выдался наполовину морозным, наполовину снежным. Про мастер-класс по изобразительному искусству Данил благополучно забыл. Он вернулся из Красной Поляны поздно вечером девятого и десятого проспал весь день. Из-за пропавших билетов Агата дулась целые сутки, и он еле-еле задобрил её пирожными-корзиночками и проверенным способом целования у стены возле дверей центра.

Февраль начался с оттепели. Температура воздуха держалась от нуля до плюс трёх. С крыш капала капель, по дорогам бежали ручьи, снег стал грязным и рыхлым. Количество заболевших ОРВИ и ГРИППом  росло как на дрожжах. Школы по давно заведённой традиции благополучно вывели на карантин. Данил и Агата учились. Тихонько. Анна Георгиевна мониторила сводки новостей ежечасно. Настораживал её, однако, не карантин. И даже не проверки, которыми пугал департамент учреждения дополнительного образования. Все средства массовой информации наперебой писали о новом вирусе, жутко опасном и заразном. Его называли COVID-19, и к началу марта он ещё не коснулся ни Сибири, ни Урала, но Москву зачумлил основательно. Боясь заразиться, Анна Георгиевна без конца обрабатывала руки антибактериальным гелем, а Аля завела привычку протирать все упаковки товаров, принесённых из магазина, спиртовыми салфетками.

Агата не использовала ни то, ни другое. Гораздо больше новостей и статистики её расстраивало то, что в кинотеатрах собирались ввести ограничение на количество продаваемых билетов. Город шумел. Продукты в магазинах скупались тоннами. Отмечать шестнадцатилетние в кафе Агате по понятным причинам не разрешили.

– В центре, потом дома с семьёй. Если хочешь, можешь пригласить Данила. На этом всё, – отрезала Анна Георгиевна, и Агате пришлось согласиться.

«Хоть такой праздник, чем никакой», – пожала плечами она и третьего марта выкинула из головы все плохие мысли разом. Настроение подняли новое платье и накрашенные ресницы. Разрешение на косметику в некоторой степени уравновешивало запрет на кафе. «Компромисс», – как выразилась Анна Георгиевна и сунула дочери пять тысяч на мелкие расходы. Шкандыбая на восьмисантиметровой шпильке, Агата принимала поздравления из всех уголков центра. Свёртки от учителей, Зои Альбертовны и Вадима были свалены в одну разноцветную кучу на подоконнике. Агата ждала Данила. Весь остальной мир, ковид и его микробы она послала куда подальше.

Он принёс ей охапку жёлтых тюльпанов и белого плюшевого мышонка со смешными светло-розовыми ушами. Мышонок был интересным. В полосатом свитерке, с ярко-красным сердцем и надписью «Love». При надавливании он пел: «Я люблю тебя», – и тянул к Агате маленькие лапки.

Охапка тюльпанов упала на парту. Мышонок чебурахнулся на пол. От переполнявшего душу счастья Агата чувствовала себя пьяной. Данил стоял на расстоянии вытянутой руки. Данил любил её. А она его обожала…

– Тебе сегодня шестнадцать.

– Ага, – она закинула руки ему на шею. Ей хотелось быть ближе. Хотелось, чтобы он никогда не отпускал её от себя.

– Тебе сегодня шестнадцать. – Его дыхание стало тяжёлым. Мускулы напряглись, а пальцы потянули наверх край её платья. – Тебе сегодня шестнадцать. – И, когда он сжал её бедро и коснулся паха, Агату будто кипятком ошпарило.

В последние две недели Данил особенно осмелел. Даже Анны Георгиевны не стеснялся и всё время пытался погладить Агату по выпирающим частям тела. Видимо, подготавливал. К очень важному разговору. И не только к разговору…

Поцелуи один за другим посыпались на неё, как капли дождя, как снег, как град, как конфетти во время праздника. Чувственные, смелые, глубокие.  Она по обыкновению попыталась увернуться, но сегодня он не позволил ей вырваться и ещё крепче прижал к стене между окнами.

– У меня родители уехали в командировку. Будут только завтра. И если ты отпросишься под каким-нибудь предлогом, мы...