Техник - ас (СИ) - Панов Евгений Николаевич. Страница 87
Я толкнул дверь и первым вошёл в прохладное помещение. Чуть слышна звякнул звонок над дверью и из-за занавески, отгораживающей другое помещение, вышел мужчина на вид лет 30-35.
— Господин майор! Чего угодно?— на немецком фотограф говорил довольно чисто.
— Я бы хотел сделать фото,— так же на немецком ответил я,— Вы ведь господин Агдашев Павел Сергеевич?
— Да, господин майор, это я.
— Вам привет от бабки Аграфены, она прихворала, но велела кланяться,— уже по-русски назвал я пароль.
— Вы ошиблись, я никого не знаю с таким именем,— так же по-русски произнёс он отзыв, после чего быстро подошёл к двери, выглянул из неё на улицу, повесил табличку "Закрыто" и, действительно закрыв дверь на защёлку, вернулся в мастерскую,— Уф и напугали вы меня. Анна Фёдоровна передала, что у неё гости от Панкрата, но мы не ожидали, что вы появитесь вот так.
— Нагло?— хмыкнул я, краем глаза заметив, что Рита заняла такую позицию, чтобы контролировать и входную дверь, и само помещение и закрытый занавеской проход в соседнюю комнату.
— Скорее неожиданно,— фотограф преобразился, во взгляде пропала угодливость,— Так зачем вы искали встречи?
— Мне нужны документы на нас двоих и связь с партизанами. Срочно. Вопрос жизни и смерти сотен детей.
— Вы сказали детей?
— Именно так я и сказал.
— А поподробнее?
— Что вам известно о немецком госпитале в Красном Берегу?
— Не много. Им особо не интересовались. Знаем, что там сборный пункт, на который свозят детей от 8 до 14 лет со всей округи для отправки в Германию. Вы об этом говорите?
— Не совсем,— похоже подполье и партизаны упустили некоторые важные детали,— Это не совсем тот сборный пункт, как вы думаете. В госпиталь свозят детей, чтобы изъять у них кровь для переливания раненым немецким солдатам. Чтобы вам было более ясно добавлю; ВСЮ кровь! Остальных детей отправляют в другие госпиталя, в том числе в Германию, с той же целью.
Фотограф стал лицом словно лист белой бумаги. Похоже проникся.
— Документы вам будут. Сейчас сделаем фото и через день их принесут домой к Анне Фёдоровне. С партизанами сложнее. Придётся обождать как минимум дня три-четыре. Сами понимаете, до них ещё добраться надо а им, соответственно, сюда. Да и не могу гарантировать, что они согласятся на встречу с вами.
— У вас есть контакты в Красном Берегу?— я едва не сплюнул на пол от досады. Время уходило как песок сквозь пальцы,— Дадите мне их и встречу назначим там. Я отправлюсь туда сразу, как будут готовы документы. В отряд передайте, чтобы были готовы в любой момент выступить. Помните, что каждый день проволочки это десяток жизней детей,— пошёл я на шантаж,— Кроме того, по итогам операции в Центр будет доложено о действиях, либо бездействии каждого. На этом всё!
— Я вас понял,— фотограф кивнул,— я передам ваши слова руководству, а теперь пройдёмте, сделаем фото на документы.
Мы прошли в другую комнату, но не в ту, где на треноге стоял большой фотоаппарат. а в следующую. Здесь была что-то вроде фотолаборатории. На столе лежало несколько фотографий, на которые я не обратил внимания. Зато обратила Рита.
— А для чего цифры стоят на некоторых?— она взяла в руки одну из них и протянула мне. На фото были два немецких офицера, позирующих на фоне виселицы с повешенными. Над их головами стояли цифры 1 и 2. На другом фото был запечатлён немецкий офицер, направивший ствол пистолета в затылок женщины с ребёнком на руках, стоящей на краю огромной ямы, заполненной трупами. Здесь над головой офицера была цифра 1, а над стоящими чуть в отдалении полицаями 2, 3 и 4. Я перевернул фото другой стороной. Там под номерами были вписаны фамилии и звания.
— Это фотосвидетельства зверств фашистов,— фотограф скрипнул зубами,— Господа офицеры любят позировать при казнях, а потом приносят плёнки мне для проявки и печати фото. Видимо домой их потом отправляют, чтобы родные гордились ими. Здесь копии их фотографий с их именами. Чтобы потом найти каждого и покарать.
— Сохрани!— я протянул ему фотографии,— Как зеницу ока храни! И документируй всё, что можешь. Тщательно, до мелочей. Это очень важно! Пожалуй важнее этого ничего нет! [95]
Документы на имя майора Макса Штирлица принесли через два дня вечером. Я даже особо и не думал, когда называл имя, на которое нужно их сделать. И без всяких приставок "фон". Это признак аристократии, а эта братия знает друг друга на десяток поколений в прошлое. Так что тут киношники слегка перемудрили. Рита стала Маргаритой Шварц из фольксдойч. При чём среди моих документов было и командировочное предписание для контроля прохождения грузов на станции Жлобин. Не могу сказать, насколько эти документы пройдут проверку, но хочется верить, что откровенную туфту мне не подсунули. Так же посыльный, парнишка лет 15-ти, представился Григорием и сказал, что проводит нас до Красного Берега.
С Сёмкой мы расстались накануне. Он до самого последнего момента то и дело заводил разговор о том, какой он замечательный стрелок и вообще отличный партизан и было бы не плохо ему остаться с нами. При этом делал жалостливые-жалостливые глаза. Пришлось слегка прикрикнуть на него и напомнить, что он является бойцом подразделения, которым командует дядька Панкрат и обязан подчиняться своему командиру и находиться там, куда его посылает командование. В противном случае его действия могут быть рассмотрены как саботаж и дезертирство и наказание за это будет по законам военного времени. Кажется парнишка проникся. Он тепло попрощался с нам и, запрыгнув на телегу, отправился в обратный путь. Надеюсь доберётся до дома без происшествий.
Честно говоря, если бы не наш провожатый, то вряд ли мы смогли бы дойти до своей цели. Нет, до деревни мы бы в любом случае дошли, благо за время наших похождений по немецким тылам научились обходить патрули и посты. Но дойти до деревни мало, надо ещё и найти нужный дом. И в этом Григорий был просто незаменим. Мало того, что он двигался настолько бесшумно, что даже Рита это оценила, так он знал Красный Берег как свои пять пальцев.
Так огородами и проулками уже в темноте добрались до небольшого домишки, приткнувшегося в тупичке рядом с заросшим густым кустарником берегом речки Добысна. Место было удобное. Отсюда можно было незамеченным со стороны уйти в любой момент. В домике жила старушка, которая, увидев нас, лишь молча махнула рукой, заходите, мол, и полезла на печку спать.
Григорий по-хозяйски заглянул в печку и достал оттуда накрытый крышкой чугунок.
— Сидайте. Поснедаем чуток картохи да спать лягайте.
— Ты местный?— спросил я устраиваясь за столом.
— Тутошний,— парнишка сел напротив,— Как немцы пришли батька на войну ушёл, а в наш дом бомба попала. Мамку с братишкой сразу убило, а я в сарае был и меня контузило. Теперь вот с бабкой своей,— он кивнул в сторону печи,— живу, да в Жлобине у материной сестры двоюродной.
— Знаешь где немецкий госпиталь?
— Знаю. В бывшей барской усадьбе.
— Проводить туда сможешь?
— Смогу, только близко туда не подойти. Там везде охрана стоит.
— А если подумать?
— Нууу,— Гриша задумался,— Можно вдоль речки попробовать подойти. Только там мост и он охраняется. Если получится под ним прошмыгнуть незаметно, то дальше лесок почти к самой усадьбе подходит. Но там патрулей много. Ещё можно от церквы понаблюдать. Там правда не шибко видно, зато и не так опасно. Люди в церкву часто ходят, так что никто и не заметит.
— Ясно,— я побарабанил пальцами по столу,— Знаешь где казармы "Русской дружины"?
— Этих предателей?— в глазах Григория полыхнула ненависть,— Конечно знаю. То все знают.
— Нужно узнать, все ли они на месте. У них одна рота надолго уезжала и нужно узнать, вернулись они или нет. Это важно. Когда прибудет связной от партизан?
— То мне неизвестно. Утром схожу и передам, что вы здесь, заодно и про "Дружину" узнаю.