Техник - ас (СИ) - Панов Евгений Николаевич. Страница 86

— Так, боец! В чём дело?— вмешался я, видя недовольно бурчащего себе под нос Сёмку,— Тебе командир твоего подразделения отдал боевой приказ! Какие могут быть прирекания? Ты хотел по-настоящему бить фашистов, так тебе такая возможность предоставлена. Ты сейчас не просто пацан с хутора, а боец специального подразделения. И не важно, что ты не на фронте и не в лесу в партизанском отряде. Сейчас везде фронт! В том числе и прямо здесь. Фронт без флангов. И твоё место именно здесь. Вопросы есть? Вопросов нет! Исполнять Приказ!

Примерно 2 километра пришлось грести до расположенной на берегу Березены деревни Отрубы вдвоём с Сёмкой на большой деревянной лодке, загруженной так, что едва не черпала воду бортом. Ума не приложу, как он потом будет один выгребать на ней. Хотя лодка будет пустая, так что должен справиться. Тем более, как он сказал, не впервой. Едва пристали к мосткам, как Сёмка убежал куда-то. Местные посматривали на нас настороженно. Их можно понять. Мы оба с Ритой были в чёрных куртках полицаев с повязками на рукаве. Я даже документы одного из полицаев прихватил с более-менее похожим лицом на фотографии. Теперь я Николай Парченко. Для беглого осмотра сойдёт, а до вдумчивого доводить не нужно. Хотя и на такой случай кое-чем меня Панкрат снабдил. Уже на берегу он вложил мне в ладонь металлический овал, на котором я с немалым удивлением прочитал " Geheime staatspolizei" [94]. Внизу был выбит номер, а на обратной стороне немецкий орёл со свастикой. Я не сразу понял, что это такой, а когда до меня дошло, я удивлённо посмотрел на Панкрата.

— По случаю достался,— пожал он плечами,— Мне он без надобности, а тебе может и сгодится.

Сёмка вскоре вернулся с телегой, в которую была запряжена самая настоящая кляча. Даже мне, не особо разбирающемуся в лошадях было понятно, что лошадка за свою жизнь изрядно поработала и ей бы дожить свои деньки спокойно, но приходится таскать телегу.

— Та вы не сомневайтесь,— Сёмка увидел мой скептический взгляд,— То лошадь только выглядит так, как кляча какая немощная. На самом деле она сильная и резвая. Зато на неё никто не позарится, проверено уже.

Перегрузив всё из лодки в телегу поехали на другой конец деревни и остановились у крепкого пятистенника. Из ворот вышла пожилая женщина.

— Вот, Глафира Савельевна,— обратился к ней Сёмка,— те самые люди, о которых дядька Панкрат писал.

— Проходьте в хату,— женщина повернулась и пошла в дом. Мда, что-то не ласково нас встречают.

— Панкрат просил помочь вам,— она мельком глянула на Риту,— Пойдём, дочка, я тебе одёжу дам. Не гоже девке в мужицком ходить. Подозрительно это.

Вскоре Рита вышла к нам уже в образе деревенской девушки и, надо сказать, нормальная женская одежда ей шла. Хотя, как говорят, на красивую женщину хоть мешок картофельный одень и от этого менее красивой она не станет. А Рита, что греха таить, была красавица. Не зря же Сёмка нет-нет да посматривает на неё, когда думает, что его никто не видит.

— Вот, здесь документы моей дочки,— Глафира Савельевна положила на стол бумаги,— Здесь и аусвайс, и справка от старосты.

— А дочка как же?— тихо спросила Рита.

— А дочку в неметчину угнали. Пол года уже как. А теперь ступайте с Богом,— женщина отвернулась к окну, обхватив себя руками. Мы молча поклонились ей в пояс и вышли.

До Жлобина добрались почти без приключений. Почти потому, что в Папоротном нас остановил немецкий патруль. До этого на нас в тех деревнях, через которые мы проезжали, никто особо внимания не обращал. Тем более, что видели на телеге меня с оружием и повязкой полицая. На это раз немец унтер-офицер попался жутко докопчивый. Не понравились ему документы ни мои, ни Ритины, ни Сёмкины. Он долго на ломаном русском расспрашивал нас кто мы, откуда и куда следуем. Пришлось выбрать момент и когда он начал задавать вопросы мне, чуть кивнуть головой в сторону, приглашая его отойти. Немец насторожился, но всё же сделал пару шагов в сторону. Я достал из кармана жетон и показал его на ладони так, чтобы больше никто не увидел. После этого я чуть наклонился к нему и на чистом немецком сказал; — Унтер-офицер! Вы ставите под угрозу срыва чрезвычайно важную операцию. Думаю ваше начальство будет явно не в восторге, когда узнает, что это произошло по вине их подчинённого. Сделайте вид, что всё в порядке и дайте команду, чтобы нас пропустили. И хороший вам совет; забудьте о том, что только что видели и вообще забудьте о нас. А я в своём рапорте, в свою очередь, отмечу вашу внимательность и отлично поставленную службу.

Видимо связываться с гестаповцем унтеру не очень то и хотелось, поэтому нас тут же отпустили. В Жлобине на въезде в город на посту лишь бегло посмотрели документы и пропустили. Мы доехали почти до самого центра города, переехав через железнодорожные пути, когда Сёмка завернул в какой-то проулок и подъехал к полисаднику, за которым виднелся небольшой флигель.

— Слава Богу, доехали,— он хотел было уже перекреститься, но бросив на меня быстрый взгляд в самый последний момент передумал,— Мы с дядькой завсегда у Анны Фёдоровны останавливаемся, когда в город ездим. Ох и строгая она.

Если честно, то я и сам был удивлён тому факту, что мы всё же добрались сюда. Кляча, на счёт которой я имел очень большие сомнения, показала на деле, что внешность бывает обманчива. Она довольно бодро тянула телегу и было видно, что это ей не особо и в тягость.

Анна Фёдоровна оказалась женщиной лет пятидесяти. О таких принято говорить "из бывших". Было в ней что-то аристократическое, что не скроешь ни под какой одеждой или маской простушки. В первый момент она посмотрела на меня с не скрываемой брезгливостью. Сёмка протянул ей свёрнутое письмо от Панкрата. Читала она его очень внимательно и, как мне показалось, не один раз.

— Проходите в дом. Там поговорим,— брезгливость во взгляде исчезла,— А вы, Семён, займитесь пока лошадью. Я позову вас, когда понадобится.

— Панкрат пишет, чтобы я помогла вам связаться с подпольем,— без предисловий начала она, едва мы вошли в дом,— Что ещё требуется?

— Приютить на несколько дней,— ответил я.

— С фотографом встречались?

— Нет. Собирался завтра сходить на рыночную площадь и осмотреться для начала.

— Вам нужно переодеться. В городе много немцев и полиции из местных мало и все друг друга знают. Есть во что или нужно будет принести?

— Много немцев это хорошо. Не волнуйтесь, во что переодеться есть. Нужно только всё привести в порядок.

Глава 24. Под чужой личиной.

На следующий день из флигеля вышел немецкий офицер в звании майора. Всё же не зря тащил форму с собой. Теперь она отутюженная, подшитая, где это было необходимо, сидела на мне как влитая. Трудности возникли с сапогами. Те, в которых я ходил, явно не подходили к образу немецкого офицера. Анна Фёдоровна быстро куда-то сбегала и вот новенькие сапоги уже стоят передо мной.

— Как у вас со знанием немецкого языка?— спросила меня хозяйка дома на языке Гёте.

— Немцы, с которыми мне доводилось общаться, были уверены, что я родился и всю жизнь прожил в Германии,— на том же языке ответил я.

— Я бы тоже была в этом уверена,— чуть улыбнувшись сказала Анна Фёдоровна,— И всё же будьте осторожны. У вас нет документов.

Через пару минут из двери выскользнула Рита в красивом платье, в туфлях и в шляпке. На руках белые перчатки до локтя и небольшая дамская сумочка. Яркая помада была не очень подходящей для образа скромницы, но вот для искательницы приключений была самое то. Она взяла меня под ручку и мы не спеша пошли в сторону рыночной площади. Да, немцев в городе было, что называется, дофига и даже чуть побольше. Поэтому внимания на меня особо никто и не обращал. Скорее больше смотрели на Риту, а мне по-тихому завидовали.

Фотомастерскую нашли быстро. За большими стеклянными витринами были выставлены портретные фотографии, а в самой центральной витрине, в обрамлении витиеватой рамки прямо по центру стоял на подставке большой портрет Гитлера. Было хорошо заметно, что стекло на этой витрине гораздо новее других. Похоже его периодически бьют, о чём говорили несколько маленьких стёкол, застрявших в брусчатке под стеной. Вывеска сверху говорила, что перед нами фотоателье Агдашева, а табличка на двери извещала "Nur fur Deutsche" ( Только для немцев).