Крушение - Соколов Василий Дмитриевич. Страница 53

Гора подпрыгнула. Сверху полетели груды глины песка.

Гора поползла.

Начштаба Аксенов, выталкивая загородившего вход крикнул надрывно:

— Вылазь! Обвал! Вылазь, какого хрена!..

Костров отшатнулся. Самолеты кружили. Никто из норы не вылез. Внахлест стегали по откосу пули. Тек с крутизны песок. Не зная, как защититься, Костров упал перед входом, свернулся, закрыв руками голову, а в мыслях, а в сердце стучало последнее, единственное — «Ну скорей… Скорей…»

Пока не кончились бомбы, кружили самолеты и наконец улетели. Улетели кучно, а опустелое небо еще долго звенело и стонало. Костров поднялся неуклюже, оглушенный, не чувствующий себя, как помятый. Оглянулся: вход в пещеру завалило. Подумал, не задохнулись ли, откапывать надо, но вот песок зашевелился, изнутри вылезали все серые, чумазые — не разгадать. Алексей отдышался, пришел в себя и подивился, что ни тошноты, ни головной боли, словно и не хлебнул из котелка водки. Долго отряхивал пыль с гимнастерки, тормошил взбитые на голове волосы, ковырял в носу — на пальце мокрая глина. Хрустело на зубах, отплевывался, фыркал — никак не мог избавиться от пыли.

Наскоро найдя штаб полка и разузнав, что подвоз боеприпасов сегодня не предвидится, Костров зашагал на позиции своего батальона.

Проходя мимо пещеры, у которой только что пережидал бомбежку, снова встретил майора Аксенова. Тот сидел на опрокинутом ящике из–под консервов и что–то сосредоточенно писал на планшетке.

— Обратно к себе? — не поднимая головы, спросил он у Кострова. — Иди, иди. Сейчас они пешими по конному начнут… А отчество–то твое как?

— А что?

— Как что? Сам понимаешь. — Он выразительно хлопнул ладонью по листу бумаги. — Все–таки храбро воюешь, велено к награде представить.

— Да бросьте! — отмахнулся Костров и ускорил шаги.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Всё… Воды нет. Вода искипела! — Голос пулеметчика в тугом воздухе прозвучал безнадежно. — Ребята! Оглохли, что ли? А они могут снова пойти…

Второй номер перевязывал сам себе плечо. К пулемету подполз ржавый от пыли боец:

— Как же охладить?

— Во–ды–ы! — Голос раскололся даже в спертом зное. — Во–ды–ы дайте! Не видишь, окосел, что ли? Ствол пышет!

— Чего орать взялся, — озлился боец. — Где прикажешь найти?

Оба — пулеметчик, долговязый, злой как черт, и боец, подносивший патроны, — переглянулись мрачно, негодующе.

К пулеметному гнезду подполз Алексей Костров. Сзади него, вжимаясь в землю, крался в нахлобученной на глаза каске Тубольцев. Вот он покосился взглядом на дальние, задымленные холмы.

— Это они там? — спросил Тубольцев. — Противная сторона?

— Противная, — ответил Костров и поглядел на пулеметчика : — В чем тут дело?

— Воды нет, — хрипло проговорил пулеметчик.

— Пить хочешь?

— Какой там пить, не о себе кричу, — скривив рот, ответил пулеметчик. — Кожух нечем залить. А пить не–ет. Дотемна потерплю.

— Зачем терпеть так долго? — сказал Костров и повернулся к лежащему сзади ординарцу: — Тубольцев, сходи за водой. Колодец вон там, в балке Котлубань… Сможешь найти?

— Смогу, — согласился Тубольцев и сразу пополз назад, не поднимая головы. Каска задевала о каменья и позвякивала. «И стрельбы нет, а он пугается. Никак не отучу», — подумал Костров и окликнул:

— Тубольцев, посудину возьми для воды.

— Какую? — не оборачиваясь, спросил Тубольцев.

— Канистра у меня в землянке стоит.

— Возьму. — И опять, прижимаясь, пополз.

— Да чего ты протираешь пузо? Перебежкой надо! — сердито крикнул вслед Костров.

— Ладно, — отозвался Тубольцев, а сам, отталкиваясь локтями, полз до той поры, пока не скрылся в лощинке.

На простреливаемой высоте Костров задержался. Долго разглядывал позиции немцев, укрывшихся за песчаными загривками, потом приладился к пулемету, удобно ли стрелять. И будто нечаянно поглядел под ноги: на дне окопа вроссыпь лежали гильзы с обгорелыми краями.

— Ого, сколько потратил! — удивился Костров. — Неужели все по целям?

Навалил. Трупы вон смердят, — указал пулеметчик и хмуро перекосил лицо. — А все же я не доволен.

— Чем?

Пулеметчик — его фамилия Терентьев, — прежде чем ответить, посмотрел на голые, горбато приподнятые 226 над землей холмы, на ближнюю песчаную местность, исколупанную снарядами, на песок, ставший черным от копоти, и, наконец, сказал:

— Как же быть довольным, товарищ капитан? Приходится двигать вбок.

— Почему вбок?

— Назад не дают, а вперед не могу: сил нет. Вот и ползешь, как краб.

Кострову подумалось, что он шутит. Но Терентьев говорил всерьез. Выражение его исхудалого, прокаленного зноем лица было сумрачным. Покусывая губы, он посмотрел вдоль траншеи и строго повторил:

— Вбок двигать? Это мы умеем!

— Но придет время — двинем и вперед, — не сдержался Костров. — А пока приходится топтаться на месте или, как ты говоришь, двигать вбок. Ничего не поделаешь. Надо выстоять. А потом, глядишь, и замахнемся!

Они замолчали. Костров приказал пулеметчику держать под фланкирующим огнем вон ту, подползающую к высоте лощину, а сам пошел дальше по изломинам траншеи.

«Вода… Вода нужна», — подумал Костров и окинул взглядом балку, ища ординарца.

Едва сполз Тубольцев с простреливаемой высоты, как вскочил и пустился бежать. В землянке он подхватил канистру, забросил ее на спину и поспешил к колодцу. Он знал, что колодец находится где–то в развалинах Котлубани. Идти пришлось понизу, высохшая за лето трава ломко шуршала под ногами. Все было выжжено и потоптано, лишь возле камня–валуна, невесть как занесенного в степь, увидел он коряжистый репейник. На нем рдяно горели малинового цвета головки. Хотел оторвать одну вместе со стеблем, но вросший в землю репейник не поддавался, и в руке Тубольцева оказалась лишь мягкая бахрома головки. «Кругом песок, сушь, воды нет, а как держится за жизнь… И главное — растет!» — позавидовал солдат.

Кто–то громким голосом окликнул:

— Эй, браток!

Тубольцев оглянулся, ища глазами, кого зовут. Кажется, вон человек в черном комбинезоне машет. Подходя ближе, Тубольцев увидел во впадине балки, в широченной яме танк. Возле, на насыпи, лежали танкисты, а тот, что звал, — чумазый, в бугристом шлеме, — шагнул навстречу.

— Что у тебя в канистре? — спросил он. — Вода?

— Нет, пусто в ней.

— Хватит дурить, дай попить.

— Да нет же, товарищ командир, сам иду за водой. — И желая убедить, легко перевернул канистру.

— Будешь вертаться — загляни к нам, — сказал танкист.

В томлении и зное парилась степь. Воздух был горячий, обжигающий. И сам Тубольцев захотел пить. Но, подойдя к колодцу, он с горечью увидел, что бадьи нет. Деревянный сруб колодца был разворочен, четырехугольник его стоял теперь как–то наискось. Одной стенки вовсе не было. Тубольцев глянул вниз: поблескивала вода, тянуло оттуда прохладой. Облизал пересохшие губы: как хочется пить! Но чем же зачерпнуть? Поискал вокруг. В канаве обнаружил поржавевший провод. Привязал канистру за ручку, потрогал, боясь утопить: ничего, выдержит. Начал медленно перебирать в кулаках провод.

Наплывающий сверху свист насторожил его. В вышине раскаленного добела неба плыли самолеты. «Чьи — свои или чужие?» — опасливо подумал он, но тотчас успокоил себя: пускай летят, зачем я им нужен, тоже мне объект — Тубольцев у колодца! Опять взялся проворно перебирать в руках провод. Канистра ударилась о воду, провод ослаб. Пожалел, что у канистры узкое горлышко, не скоро наберется вода. Терпеливо ждал, приподымая и бултыхая канистру в воду. Увлеченный, он не заметил, как самолеты развернулись и один из них начал пикировать.

Услышав свист, Тубольцев взглянул кверху и обмер от ужаса: самолет тупым носом шел прямо на него..Он хотел было отбежать, чтобы укрыться, но провод, накрученный на руку, больно врезался в ладонь. Воздух разорвал свист падающей бомбы. Ужас неминучей смерти охватил его, прижал к стенке колодца, и Тубольцев, поскользнувшись, полетел в горловину. Он не слышал, разорвалась ли бомба, только почувствовал, как ударился обо что–то плавающее и погрузился с головою в воду. Вынырнул, долго барахтался, пока не ухватился рукою за канистру. «Утону…» — только и успел подумать Тубольцев, но в ту же секунду смекнул, что воды в канистру набралось немного, посуда еще пустая и можно, взявшись за нее, держаться на плаву. Он обхватил канистру руками, поставив ее стоймя, и не тонул.