Клевета - Фэйзер Джейн. Страница 25

— Да, конечно, — Магдален с усилием поднялась с постели и зажмурилась — это Эрин раздвинула занавески, и комнату залил серый утренний свет, — но сперва подай мне гребень.

Прошло еще порядочно времени, прежде чем герцог и Гай смогли войти: как ни срочно было их дело, самолюбие Магдален не позволяло ей принять мужчин в неприбранном виде.

Эрин смотрела на нее с неодобрением: как может хозяйка думать о своей внешности, когда должна была бы в первую очередь обеспокоиться тем, чтобы получить известие о муже? Однако Магдален расчесывала и расчесывала свои густые каштановые волосы, пока они не заиграли тусклым блеском, и только затем велела отворить дверь, за которой нетерпеливо ожидали Джон Гонтский и лорд де Жерве.

Мужчины буквально вбежали в спальню. Магдален сразу поняла, о чем они собираются ей сказать, и ее лицо побелело.

— Он убит?

— Мы нашли его лошадь, — тихо сказал Гай, подходя к кровати. — Он безусловно мертв. Вокруг следы схватки, и кровь на земле… Много крови.

Он умолк.

— Но вы нашли Эдмунда? — она нахмурилась и наклонилась вперед. — Если нет тела, как можно утверждать, что человек мертв?

— Это естественное заключение из того, что мы видели, — сказал Джон Гонтский.

— Но не безусловная истина! — упорствовала она.

— Да, не истина, — согласился Гай, рассудив, что девушка не в состоянии сразу примириться со столь страшным фактом. Голос его был мягок, но непоколебим. — Но никаких надежд на спасение нет. Мы пошли по следу в лес, по тропинке, вытоптанной в папоротнике, — ничего нет.

— Но если это грабеж, они должны были раздеть тело и бросить его где-то там на дороге, — не сдавалась она.

— Должны были, — быстро сказал Ланкастер. — Тем не менее нам придется исходить из утверждения, что он мертв. Но какое-то время надо воздержаться от оглашения этой печальной новости и вам не следует надевать траур. Хочу, чтобы вы знали: обязанности по надзору за его владениями в Пикардии переходят к вам, а впоследствии… В последствии они должны перейти к наследнику.

Магдален под одеялом невольно дотронулась до своего еще плоского живота и промолчала.

— Но для этого необходимо, чтобы ребенок родился в доме своего отца, поэтому вам безотлагательно придется ехать во Францию. В качестве сопровождающего лица и советника с вами отправится лорд де Жерве.

— Вы опасаетесь, что, проведав об исчезновении Эдмунда, Карл Французский попытается вернуть себе поместья де Бресса?

Ланкастер, казалось, был неприятно удивлен ее проницательностью.

— Да, мадам, именно этого я опасаюсь, потому что владения де Брессов во что бы то ни стало должны остаться за Англией. И вам в этом деле придется сыграть свою роль.

— Разумеется, я сделаю то, что вы считаете нужным, — медленно и отчетливо произнесла она. — Но не все же время я буду играть эту роль?

— То есть?

— Почему вы мне сразу не сказали, что моя судьба в моих собственных руках? — спросила она дерзко.

— Политика — не женское дело, — ответил герцог сухо, и тут же вспомнил о матери Магдален, считавшей и действовавшей — вплоть до последнего вечера в своей жизни — по собственному усмотрению.

Глаза ее вновь поймали взгляд де Жерве, и снова он увидел в них призыв и надежду, но тотчас же потупил взор, пораженный ее настойчивостью. На мгновение он почувствовал, что под одеялом, в двух шагах от него, скрыты волшебные изгибы женского тела, и его охватило волнение. До него вдруг дошло, что то полудетское признание и сегодняшний взгляд — звенья одной цепи и что его начинает затягивать водоворот, в котором сливались воедино страсть и смертельная опасность.

Не эта ли сила притягивала когда-то Джона Гонтского к Изольде де Боргар? Многих погубил этот водоворот, и лишь случайно избежал смерти герцог Ланкастерский. Гай де Жерве знал многих юношей, изнемогающих от любви к дочери Изольды, и многих мужчин, чьи глаза горели похотью в ее присутствии. И еще он знал, что Магдален совершенно околдовала мужа с той минуты, как он лег с ней в постель. Гая занимала мысль о том, ведает ли сама Магдален о той силе, которая досталась ей в наследство от матери? Едва ли. Пока — едва ли.

Джон Гонтский, ставший невольным свидетелем их немого диалога, стоял как вкопанный — и память о прошлом захлестнула его. Ему без слов было более чем понятно то, что происходило между его дочерью и Гаем. Он и сам пережил нечто подобное когда-то, и потому отчетливо представлял, на краю какой пропасти они оказались. Но Ланкастер на то был Ланкастером, чтобы не забивать себе голову подобными глупостями. Его не касалось, станет ли его дочь, Магдален де Бресс, падшей женщиной, а Гай де Жерве — ее любовником… Пусть она и его дочь, на деле это никак не отразится, а потому он умывает руки.

Минутная слабость не на шутку рассердила Ланкастера: еще никогда его далеко идущие планы не находились под такой угрозой, а он предается воспоминаниям и сентиментальным размышлениям. Резко повернувшись и отойдя от кровати, он разрушил оцепенение, овладевшее всеми.

— Итак, готовьтесь к отъезду, миледи! Вы будете путешествовать с пышностью, соответствующей вашему титулу. Ваши служанки поедут с вами. С лордом де Жерве дополнительно отправится отряд из пятидесяти копьеносцев и двухсот всадников.

Пятьдесят копьеносцев, и по двое слуг на каждого — итого сто пятьдесят человек! Для обычного эскорта знатной леди — что-то многовато! Магдален заволновалась: значит, их поездка во Францию будет опасной? Разумеется, перемирия между Англией и Францией всегда были недолгими и непрочными, но тем не менее о войне пока что речи не шло. Единственное предположение у Магдален сводилось к тому, что герцог хочет занять в этом походе побольше рыцарей и оруженосцев, которые в противном случае разбегутся и начнут грабить и разорять мирных жителей английского королевства просто от безделия.

Когда дверь за Ланкастером и де Жерве закрылась, Магдален откинулась на подушку и стала думать об Эдмунде. Она была просто уверена, что муж не умер. Отчего ей кажется, что он вышел живым из переделки? И вдруг ей вспомнились слова Сумасшедшей Дженнет: «В твоих руках любовь и кровь». И вот в ее руках были любовь и кровь. Она уже не горевала об Эдмунде, но ей надлежало выполнить обязательства перед ним и его ребенком, которого она носила под сердцем. Она переплывет море и станет хозяйкой замка де Бресс, что в стране равнин и пустошей.

Она вспомнила тот день, когда Дженнет гадала ей на пене в грязной лохани, тот давнишний день, когда в ее жизнь вошел Гай де Жерве… вошел и так и остался на всю жизнь.

Любовь к нему была и оставалась тем стержнем, той силой, которая несла ее по волнам бытия, вселенной, развивающейся по собственным законам. Она не сомневалась, что скоро наступит час их любви, как не сомневалась и в том, что Эдмунд жив. Получалась совершеннейшая путаница, и как разобраться в ней, она не знала, да и не хотела знать. Существовала ее любовь, а все остальное сейчас не имело никакого значения.

Через две недели они вышли в море из портсмунской гавани на трех кораблях, вместе с командой и капитанами реквизированных Джоном Гонтским у их бывших владельцев. Дело было по тем временам обычное, обсуждению не подлежавшее, и купцам ничего не оставалось, кроме того, как выделить их принцу на столько времени, насколько он сочтет нужным.

Магдален была крайне возбуждена. Держась за поручни, она стояла на палубе судна «Элизабет» и смотрела, как караван из трех кораблей борется с отливом и берет курс на Кале. С носового кубрика капитан отдавал указания на языке, который внимательно прислушивающейся девушке показался абракадаброй, и тем не менее корабли развернулись веером в спокойных водах Солента, свежий бриз наполнил паруса и плавание началось. Дружина и лошади с конюхами расположились на двух других судах; лорд де Жерве и его собственная свита, а также двадцать рыцарей-вассалов плыли на «Элизабет». Дракон дома де Жерве трепетал на топе мачты рядом с розой Ланкастеров.