Китайцы. Моя страна и мой народ - Юйтан Линь. Страница 4
Обширная коллекция рукописей и писем Линь Юйтана хранится на Тайване в Национальном музее Тугун. Полная библиография произведений писателя, составленная им самим, опубликована в журнале Тайваньского университета культуры. Опубликованы также личные воспоминания старшей дочери писателя Адет Линь под названием «Жизнь Линь Юйтана». Еще в 1937 г. вышел короткий «Биографический очерк Линь Юйтана», который написала П. Бак. Подробная информация о жизни Линь Юйтана содержится в диссертации Д. Дж. Сохиджяна «Жизнь и эпоха Линь Юйтана» (Lin Yutang. «Memoirs of an octogenarian». Chinese culture university journal, 9 (1974): 263—324. Diran John Sohigian. «The life of Lin Yutang» (Ph. D. diss., (1994). Columbia Univ., 1992), а также в четырех монографиях Ши Чэньвэя: «Линь Юйтан в Китае» (1991), «Линь Юйтан за границей» (1992), «Мастер юмора: жизнь Линь Юйтана» (1994), «Юморист сталкивается с миром» (1995).
* * *
У Лао Шэ есть юмореска под названием «Линь Юйтану, который едет в Америку», опубликованная в свое время в журнале «Лунь юй», где он не без иронии дает любопытную характеристику своего доброго знакомого. Вот несколько отрывков из нее.
«Рассказывают еще, что господин Линь Юйтан надел парадную кисейную шапку гражданского чиновника с двумя красными шелковыми помпонами; глаза его прикрывали два темных окуляра из лаошаньского хрусталя, которые в полной мере приближали его к природе и не имели никакого отношения к научному взгляду на их изготовление...
На нем был легкий летний халат небесно-голубого цвета с орнаментом в виде свернувшегося дракона, с медными пуговицами, без воротника. Это сделано в пику твердым европейским воротничкам и выражало решимость оголить шею. На ногах у него черные атласные туфли с круглым вырезом, на толстой матерчатой подошве, штаны у щиколоток обтянуты светло-зеленой шелковой тесьмой. В правой руке бумажный веер на восьми спицах из крапчатого бамбука, на одной стороне которого нарисован пейзаж в черно-белых тонах, на другой — отрывок из «Записок о путешествии по горам» Шу Байсяна в прекрасном каллиграфическом исполнении, и возле каждого иероглифа рукою самого господина Линя поставлены по два кружочка в знак восхищения. В левой руке он держит старинный кальян из финифти юньнаньского производства... Иначе говоря, на нем не было ничего, что могло бы вызвать подозрение в его некитайском происхождении...
Чтобы изгнать всякую вульгарность и дух иностранщины, господин Линь взял с собой десятилетнего мальчика-слугу, с двумя косичками по бокам головы, перехваченными ярко-красной тесьмой...
Располневший господин Линь молча переплывает океан и оказывается в Америке. Пароход подходит к причалу, словно рой пчел, подлетают корреспонденты — и все к господину Линю. Господин Линь велит мальчику-слуге зажечь благовония и, не спеша, идти впереди, неся их в курильнице из перегородчатой эмали. Их окружают корреспонденты, но господин Линь не торопится и медленно изрекает: «Я и есть автор творения „Моя страна и мой народ"! И больше не о чем говорить!»
В произведениях, написанных для западного читателя, Линь Юйтан занял благородную позицию защитника китайской культуры и цивилизации. Он сознательно говорил с Западом и Востоком на разных языках, понятных людям обеих цивилизаций. Всемирное признание свидетельствует о его огромном вкладе в мировую культуру. Он не был политически ангажированным писателем, не изменял убеждениям, всегда сохранял свой стиль. И главное — не кривил душой, всегда писал о том, о чем думали многие.
Линь Юйтан про себя говорил: «Мои мозги — иностранные, но душа остается китайской». Или, как пишут исследователи его творчества: «Линь Юйтан стоял одной ногой в культуре Востока, другой — в культуре Запада, а душой стремился охватить творчество Вселенной».
В мае 1936 г., отвечая на вопрос американского публициста Эдгара Сноу, кто из писателей-эссеистов наиболее заметен в литературной жизни нового Китая, Лу Синь в первую очередь назвал Чжоу Цзожэня, Линь Юйтана, Чэнь Дусю и Лян Цичао.
Как отметил профессор И. У. Нельсон из Вашингтонского университета, Линь Юйтан был цельной личностью, упорно шел своим путем сквозь тернии критики злопыхателей. Он никогда не лицемерил в погоне за популярностью.
В Китае, когда хотят отметить традиционную творческую манеру письма того или иного автора, обычно говорят: «Голова как у тигра, живот как у свиньи, и хвост как у феникса» (то есть писатель признанный, знающий, обладающий изящным слогом; согласно традиционным китайским представлениям, знания находятся в животе, а у свиньи самый большой живот. — Н.С.). Применительно к творчеству Линь Юйтана это должно было бы звучать так: «Генерал „нитей слов“» (намек на особый стиль языка, в рамках которого вэньянь органично сочетается с разговорной речью), «Великий мастер юмора» и «Несгорающий феникс».
Н. Спешнев
Предисловие автора
В этой книге я просто выразил свою точку зрения. Это итог длительных и мучительных раздумий, прочитанных книг и рефлексий. Я не ставил своей целью вступать с кем-либо в полемику и не прилагал усилий, чтобы доказывать, чем моя позиция отличается от других точек зрения. Однако я приветствую тех, кто выступает в мою защиту, и готов принять в свой адрес критические замечания, подобно Конфуцию, автору летописи «Чунь цю» («Вёсны и Осени»). Китай — такое великое государство, где жизнь граждан настолько сложна, что в отношении него существуют самого разного рода — и порой весьма противоречивые — толкования. И это вполне естественно. Если кто-нибудь думает иначе, я готов в любой момент поддержать его и предоставить ему еще больше материала, чтобы он утвердился в своей правоте. Тем не менее истина есть истина, и она может одолеть все самые умные соображения частного порядка. Моментов, когда люди могут обрести истину, понять ее, не так уж много. Только эти моменты и существуют вечно, а личные мнения улетучиваются очень быстро. Поэтому результаты, которые приносит тяжелейшая работа по сбору доказательств той или иной точки зрения, как правило, могут стать всего лишь наукообразным пустословием. Люди нуждаются в более простой, более деликатной форме изложения разных представлений, так как истина никогда не может быть доказана — ее можно только воспринять.
Теперь еще один вопрос — его трудно избежать. Я могу вызвать гнев у немалого числа авторов, пишущих о Китае, в особенности у моих соотечественников и великих патриотов. Эти великие патриоты — у меня нет ничего общего с ними: их бог — не мой бог, их патриотизм — не мой патриотизм. Возможно, я тоже люблю свою страну, но не выношу это на всеобщее обозрение, в то время как иной, в клочья истрепав свой маскарадный костюм патриота, будет до самой своей смерти демонстрировать эти лохмотья на улицах Китая или в любой другой части света.
Я могу совершенно искренне об этом говорить, поскольку отличаюсь от этих патриотов. Я вовсе не испытываю стыда за свою страну и могу все ее беды поведать миру, потому что не потерял надежды. Китай намного более велик, чем эти мелкие патриоты, и не нуждается в их приукрашивании. Он сможет еще раз восстановить равновесие и покой, и он все делает для этого.
Я написал свою книгу и не для западных патриотов, которых боюсь больше, чем моих соотечественников. Боюсь, что они начнут выборочно меня цитировать, оказывая мне тем самым медвежью услугу. Я писал лишь для простых обывателей. Древний Китай вырос на таких обывательских представлениях, но ныне подобные взгляды не очень-то распространены. Мою книгу следует воспринимать только с таких простых позиций. Для тех, кто еще не растерял высоких человеческих ценностей, — только для них я и писал, ибо только они смогут меня понять.
Июнь 1935 г. Шанхай
Часть 1
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ
ПРОЛОГ
I
Каждый, кто посещает Китай, невольно задумывается о нем — всегда с состраданием, порой с разочарованием и очень редко — с глубоким пониманием. Ибо Китай или любишь, или ненавидишь. А некоторые, даже не побывав в Китае, возможно, представляют его себе древним, великим, огромным государством, которое, как некогда, чуждается остального мира и в известной мере совершенно не принадлежит ему. Такое ощущение придает Китаю некую притягательность. Но если вы приедете в Китай, он настолько поглотит вас, что для размышлений не останется места. Останется лишь сознание того, что Китай существует, существует эта громадина, которую человеческая душа не в состоянии объять; здесь на первый взгляд господствует хаос, ничто ни с чем вроде бы не связано, и жизнь здесь течет по особым законам, подобно величественному театральному действу — то печальному, то радостному, но всегда очень напряженному, преисполненному высоких чувств и искренности. Через некоторое время вы пытаетесь анализировать увиденное, но все вам кажется странным, вы ошеломлены и растеряны и вообще перестаете что-либо понимать.