Китайцы. Моя страна и мой народ - Юйтан Линь. Страница 5

Впечатления разных людей от посещения Китая соотносятся с их характером. Человек либо романтик-интернационалист, либо самый что ни на есть самодовольный и ограниченный господин. Любит он Китай или нет, он все равно многословно рассуждает о нем. В этом нет ничего удивительного. Люди всегда высказывают в отношении Китая те или иные суждения, занимают определенную позицию; в противном случае как им доказать, что они существа с интеллектом. Они всячески стремятся найти повод, чтобы обменяться интересными новостями, всякими пустяками, рассказать о том, кто что сказал в ходе беседы, просто поболтать, заодно и о серьезных вещах. И они начинают чувствовать себя этакими философами, холодными и бесстрастными критиками китайских проблем, считая, что страна эта лишена каких-либо достоинств. Или, наоборот, становятся горячими, романтически настроенными почитателями Китая. Конечно, их выводы и обобщения порой выглядят ужасно глупо. Тем не менее именно так рождается точка зрения, и это происходит всюду в мире, и этого не избежать. И вот люди начинают друг с другом спорить. Одни считают, что их понимание Китая и китайцев единственно верное. Это счастливые люди, которые заняты торговыми делами, снуют по всему миру и правят им. Они уверены, что всегда правы. Другие преисполнены всяческих сомнений, теряются в догадках, пребывают в постоянном беспокойстве. Они испытывают по отношению к Китаю смешанное чувство страха и почтения. Возможно, страх и ощущение чего-то неразгаданного побуждают их вернуться к исходной точке зрения. Однако все понимают, что Китай существует и что в этом существовании есть нечто великое и загадочное...

В современном мире Китай — это величайшее явление, таинственное и удивительное, и не только из-за его необъятных просторов и древности китайской нации. Китай — самая древняя страна, в которой культурная традиция никогда не прерывалась. Его население самое многочисленное в мире. Некогда Китай был могущественнейшей и воинственной империей. В Китае сделаны многие важнейшие изобретения. Китай обладал уникальной литературой, философией и жизненной мудростью. Когда империя, распростерши крыла, парила в сфере искусства, многие другие страны еще только учились летать. Однако сегодняшний Китай, без сомнения, самое хаотичное, самое трагическое, слабое, страдающее от тирании государство, которое не способно объединиться и уверенно двигаться вперед. Господь, если Он существует, намеревался сделать так, чтобы Китай на фоне других наций мира оказался на первом плане. А сам Китай в Лиге Наций выбрал себе место в задних рядах и сидит там рядом с Гватемалой. Вся Лига Наций при всех ее самых добрых намерениях не может помочь Китаю навести хоть какой-то порядок в стране, помочь ему прекратить гражданскую войну и освободиться из объятий собственных ученых, милитаристов, революционеров, шэньши [1]-политиканов.

Удивляет тот факт, что сама страна совершенно безучастна к делу собственного спасения. Потеряв территорию, равную площади Германии, она, подобно азартному игроку, даже глазом не моргнула. Когда генерал Тан Юйлинь отступал со скоростью, побившей мировой рекорд, и в течение восьми дней потерял территорию в полмиллиона квадратных миль, два генерала — дядюшка и племянник — в провинции Сычуань в это время соревновались в военном искусстве. Мы начинаем гадать, может ли Господь Бог действовать по Своей воле, может ли Он против желания самих китайцев помочь Китаю стать первоклассной страной.

Другой вопрос, вызывающий озабоченность, — какова судьба Китая? Сможет ли он, как прежде, с успехом существовать, как до сих пор не способно было ни одно древнее государство мира? Действительно ли Всевышний намеревался сделать его первоклассной страной? Или же это всего лишь выкидыш у матушки-Земли?

Некогда перед Китаем открывались прекрасные перспективы. Он был завоевателем. Теперь же Провидение предоставляет Китаю возможность просто выживать, и нельзя не верить, что он способен на это. Особенно когда учитываешь, что он существовал века спустя после того, как прекрасная Греция и славный Рим давно исчезли, когда учитываешь, что он усваивал основы чужих истин, переделывая их на свой лад, и ассимилировал другие народы. Китай выжил и дожил до глубокой старости — этот факт заставляет вас задуматься. Древнюю нацию положено уважать за седую старину, и это уважение надлежит оказывать и всей нации, и отдельным людям. Да, уважение лишь за старость, лишь за выживание.

Все это потому, что Китай обладает особым инстинктом самосохранения, некой удивительной, сверхъестественной живучестью. Другие вопросы пока оставим в стороне. Его существование есть победа инстинкта живучести. Он приспособился к разнообразному экономическому, политическому и социальному окружению, и если бы подобные условия жизни предоставить другой нации, не обладающей столь мощным потенциалом выживания, это могло бы привести к большим бедам. Китай воспринял мудрость, дарованную ему природой. Эта мудрость тесно связана с цветами, птицами, известными горами и реками — всем тем, что китайцы сделали источником вдохновения и морали. Одно только это в полной мере гарантирует здоровье и чистоту их души и тела, уберегая всю нацию от городского общества, деградации и упадка. Китай предпочитал жить на широких просторах, греться на солнце, любоваться закатами, ступать по утренней росе, вдыхать аромат сена и влажной земли. Благодаря поэзии — поэзии жизненных привычек и поэзии слов — он научился взбадривать свою, увы, столь часто страдающую от ран душу. Иными словами, Китай изыскивал всевозможные способы дожить до глубокой старости благодаря близости к природе, солнечным лучам и свежему воздуху. Однако он прошел сквозь суровые испытания временем — сотни лет бесконечных войн, эпидемий, природных катаклизмов и тирании жестоких правителей. Все это он вынес благодаря своему сардоническому юмору и крепким нервам. Китаю всегда удавалось приноровиться ко всему. Чего стоит одно только долголетие Китая!

Теперь, когда Китай дожил до глубокой старости, страдания тела и души для него не столь уж важны. Китай, вероятно, давно не питает никаких надежд, считая, что панацеи для него нет. Кто-то, возможно, думает так же. Люди недоумевают: такой возраст — это сила или слабость? Он некогда бросал вызов всему миру, а теперь стал бесстрастным, и право на это ему дает его возраст. Что бы ни произошло, жизнь Китая течет, как и прежде, спокойно, как ни в чем не бывало. Он не чувствует ни печали, ни горя, ни унижения, он не лелеет чрезмерных надежд, которые постоянно волнуют молодежь. Его не испугала даже угроза уничтожения, нависавшая над ним в течение последних двух веков. Он больше не задумывается о каких-либо победах и поражениях, любые бедствия и сама смерть теперь не пугают его, потеряла смысл и зловещая тень, затмевавшая жизнь нации в течение нескольких сот лет. Китай подобен морю из афоризма Ницше, которое больше всех рыб, моллюсков и медуз, в нем обитающих, и больше всей грязи и отходов, в него сливаемых. Величие Китая позволяет преодолеть всю напыщенную болтовню, раздражительность и капризы студентов, обучавшихся за границей. Он выше лицемерия, лживости, бесстыдства и казнокрадства мелких чиновников, генералов-дезертиров и революционеров-двурушников, выше всех войн, эпидемий, всякой скверны, бедности и голода. И именно потому, что он возвысился над всем этим, Китай и выжил. Старый добрый Китай вопреки всему — войнам, эпидемиям, нищете детей и внуков — спокойно попивает чай и улыбается, и в этой улыбке я вижу его истинную силу. В его улыбке я порой замечаю леность, нежелание перемен и другие проявления консерватизма и даже высокомерия. Леность? Высокомерие? Что же все-таки? Я и сам не знаю. Но где-то в глубине китайской души таится хитрость старого пса, и это оставляет странное ощущение. Какая странная древняя душа! Какая великая древняя душа!

II

Однако какова цена величия? Английский историк Т. Карлайл (1795—1881) как-то сказал, что первое впечатление от действительно великого произведения искусства — это ощущение беспокойства, даже боли. Великим судьбой предначертано быть неправильно понятыми. Такова же участь и Китая. В прошлом он многими был понят крайне неверно. Когда мы чего-либо не понимаем или от чего-то хотим избавиться, мы называем великим это «что-то». Выбирая между стремлением быть понятым и провозглашением его «великим», Китай предпочитает первое, и это лучше для окружающих. Но как понять Китай? Кто будет его истолкователем? У него долгая история, бесчисленное множество императоров и князей, мудрецов, поэтов и ученых, храбрых матерей и талантливых женщин. У него богатая литература и философия, живопись и театр, и все это давало представление о морали, что позволяло простому люду отличать добро от зла. Китай также располагает огромной сокровищницей фольклора. Его язык представляет собой почти непреодолимое препятствие. Можно ли понять иностранцу Китай с помощью пиджин-инглиш [2]. Должен ли «старый знаток Китая» (old China hand) пытаться понять душу страны, общаясь лишь с поваром и старой няней? Или — с «самым надежным китайцем-слугой»? Или со своим компрадором [3]-счетоводом? Или читая газету «North China daily news»? Все это, разумеется, неосуществимо.