100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 23
— Арвид, Сван, а ну держите его… Это из-за него погиб отец, из-за него напали на Либерти, из-за него мы потеряли столько людей…
Оба парня тут же бросаются к Фолку, хватают его, заламывая руки назад.
Лицо Арвида — точно маска — ни один мускул не дрогнул, губы сжаты, в глазах — неприкрытая угроза. Нет больше того улыбчивого парня, что однажды играл с нами в перетягивание каната. Да как же это?..
— Арви, не нужно… — прошу я. — Фолк ведь без оружия…
Но тот не слышит, растворившись в собственном горе, он видит в Фолке причину всех своих бед. Когда тебя лишают самого дорогого в жизни, не важно, кого винить — главное добиться возмездия, даже если оно бьёт все рекорды по несправедливости — так ты избавляешься от собственной вины, задвинув её подальше, запрятав поглубже.
— Прежде чем сдохнуть, ты должен отдать мне дневник отца. — Дин подходит вплотную к Фолку. — Я знаю, что ты его взял себе, видел собственными глазами!
— У меня его нет… — качает головой Фолк, глядя себе под ноги.
— Нет, значит? — неожиданно Дин бьёт Фолка в живот и тот сгибается пополам, а я вскрикиваю и зажимаю рот рукой. — Мне кажется, ты врёшь. Бубба, обыщи-ка его.
Бублик растерянно смотрит то на Дина, то на Фолка.
— Я что, непонятно выразился?
С явной неохотой Бубба всё-таки приближается к Фолку, обшаривает карманы, ощупывает одежду.
Дневник, оттягивает внутренний карман куртки, будто весит целую тонну. Вот сейчас я могу отдать его Дину. Сказать, что Фолк мне его передал на хранение, и я про него совсем забыла. Секунда. Две. Три. Время идёт, а я так и не решаюсь достать злополучный блокнот.
— Сказал же, у меня его нет…
— Значит, тебе придётся вспомнить все координаты по памяти! Отведите его вниз, там есть несколько камер, заприте его в одной из них… А ключ принесите мне. Говорят, в этих камерах держали особо опасных пациентов. Тебе там самое место… — выплёвывает Дин с презрением. — Остальные за работу! День казни я назначу сам, как разберусь с дневником…
Будто новую бомбу сбросили — сердце неистово бьётся о рёбра. Кидаюсь к Дину, заглядываю ему в глаза, выискивая проблески прежнего Дина.
— Ты ведь это не серьёзно?
— Про казнь? Очень даже серьёзно. Он убил моего отца.
— И спас тебя. Там, на Либерти…
— Значит, он глупец, если думал, что это его оправдает.
— Ну а вы? — я беспомощно смотрю на остальных, ведь кто-то ещё должен заступиться за Фолка. — Он ведь всех вас спас! Войди вы в Дом, сейчас не стояли бы здесь …
Бесполезно. Каждое лицо измято страхом. Никто не заступится. Не теперь.
В отчаянии наблюдаю, как Фолка утаскивают с улицы и ничего, абсолютно ничего, не могу с этим поделать. Разве что…
***
Тусклый свет лениво сползает по лестнице вслед за мной. Ступенька. Другая. Третья.
Подвалом оказывается просторная длинная комната с камерами вдоль стен. У подножия лестницы свет свернулся клубком да так и остался лежать бледным пятном, будто сторожевой пёс.
— Фолк…
— Чего тебе?
Верчу головой. Силуэт Фолка выступает тёмной глыбой в ближайшей ко мне камере. Поджигаю факел на стене и подхожу вплотную к решётке. Фолк сидит на скамье с низко опущенной головой, словно увидел на полу что-то очень важное, без чего ему не прожить.
— Вот, возьми… — я протягиваю через решётку вяленое мясо. — Поешь…
С трудом поднявшись, он подходит ко мне. Принимает еду и, тут же отломав кусочек, кладёт в рот.
— Спасибо…
— Я хотела принести тебе одеяло, но мне не разрешили…
— Не бери в голову. И так сойдёт.
Чувствую себя до того бесполезной, что на глаза наворачиваются слезы.
— Как ты?
— Пока живой…
От его слов я ёжусь. Как долго продлится это самое пока? Пока Дин не решит, что время пришло? Но разве это правильно?
— Знаю, о чём ты думаешь. — Продолжает он. — Думаешь, кто из нас хуже. Я уже убил. Дин только собирается. Не трать силы, Карамелька, смерть не измерить в граммах.
Прячу глаза, хотя в полумраке вряд ли можно хоть что-то разглядеть. Этот парень всегда мог понять, о чём я думаю. Как будто у него имеется ключик от моей головы, куда он без разрешения входит, как к себе в отсек.
— Ты можешь хотя бы рассказать Дину, о чём вы говорили с Магнусом в тот вечер? Я видела видеозапись. Вы явно из-за чего-то поспорили.
— Да это уже не важно. Главное, чем всё закончилось. И к чему привело.
— Но ты мог бы…
— Не надо. Давай о чём-нибудь другом. Как там Крэм? Как остальные? Вы справляетесь? Жизнь здесь не то что на острове…
— Всё нормально. Насколько вообще возможно в нынешних условиях. Крэм занят работой, иногда улыбается, но… но он уже не тот, что прежде. Многие его друзья погибли. И это место Домом не назовёшь. Здесь всё иначе… А что с нами станет зимой и подумать страшно.
— Но зато вы живы. Думай об этом.
Перед глазами снова возникает образ Ви-Ви с потухшим взглядом.
— Ты прав. Кстати… Давно хотела спросить, зачем ты всё-таки отдал мне дневник Эйрика? — спрашиваю шёпотом.
— Подумал, что ты должна его прочесть. Ты вернула его Дину?
— Нет…
— Почему? — он вроде как искренне удивляется.
— Сама не знаю… — пожимаю плечами. — Наверное, не хочу повторять ошибок. В прошлый раз я сама вручила Магнусу дневник. Но ведь тогда я не знала… А теперь знаю.
На самом деле я храню дневник ещё и потому, что это будет означать смерть для Фолка, но говорить об этом вслух не могу. Произнести подобное — всё равно что расписаться в собственном бессилии.
— Тогда спрячь его понадёжнее. Если Дин узнает… Будь осторожна, Кара.
— И это ты мне говоришь об осторожности?..
— Именно. — Он невесело улыбается. — Я точно знаю, о чём говорю, потому что сам без пяти минут мертвец.
— Вообще-то об этом я и пришла с тобой поговорить…
— О том, что я почти мертвец?
— Фолк, пожалуйста… — прошу, нервно цепляясь пальцами за прутья решётки. — Скажи Дину что ты не хотел…
— Врать я не собираюсь! — гремит он. — Повторись всё снова, сделал бы то же самое.
Сначала мне кажется, что я ослышалась. Но слова как будто повисли в воздухе, и услужливое эхо их повторяет для особо недоверчивых.
— Ты ведь не можешь так думать на самом деле.
— Твоя ошибка в том, Карамелька, что ты вечно додумываешь, почему человек поступает так, а не иначе. Но ты никогда не узнаешь, что за каша у него в голове на самом деле. И не надо в мою добавлять сахара, слаще от этого она не станет.
— Тогда расскажи правду мне! — требую я.
— Нет уж. Оставим всё, как есть, — наконец глухим голосом произносит Фолк. — Достаточно и того, что я это сделал. Уходи, Кара. — он начинает нервно расхаживать по камере, то и дело ероша свои и без того непослушные волосы. — Уходи и не оглядывайся.
— Я не могу.
— Почему же? — Фолк вдруг останавливается прямо напротив меня. Глядит с прищуром.
— Ты вытащил меня из Кульпы!
— И что же, ты решила вернуть мне долг? — голос его трескается. — Ты мне ничего не должна.
Шаг. Второй. Третий. Решётка.
— Ведь это была моя вина. И это… — он просовывает между прутьев решётки руку, берёт мою и переворачивает ладонью вверх, а потом проводит пальцем по клейму, — это тебе досталось тоже из-за меня.
Я вздрагиваю, но руки не отнимаю.
— И ты готов умереть?
— Я готов ответить за то, что сделал. Разговор окончен.
Он выпускает мою руку и возвращается к скамье.
С тяжёлым сердцем я покидаю подвал.
Из дневника Эйрика Халле. Тайна
Мы поймали одного и заперли. Он бился как одержимый, нам даже пришлось его связать. Жуткое зрелище — наблюдать за существом, которое отдалённо походит на человека, но им не является. И дело совсем не в острых когтях и клыках, хотя от их вида кровь стынет в жилах. Но самое мучительное — заглядывать ему в глаза. Они — как зеркало… Ты смотришь в них, пытаешься разглядеть человека, но натыкаешься на лихорадочный блеск хищника, который живёт в каждом из нас, только обычно прячется глубоко внутри.