100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 35

Фолк возвращается с охапкой дров, совсем не похожих на деревянные поленья.

— Что это за дрова такие?..

— Это сушёный навоз овец. Они используют его вместо топлива.

— Умно…

— Да просто им деваться некуда.

Фолк берет металлический брусок и камень, лежащие сбоку от печки и, ударив их друг о друга, ловко разжигает огонь.

— А это что?..

— А это зажигалка диких. Здесь такой набор в каждом доме имеется. По-другому никак. А теперь пойдём.

Мы покидаем своё новое жилище. На улице как будто стало ещё холоднее. Я словно дышу сыростью.

Из домика напротив внезапно вылетает девушка. Несмотря на холод, на ней только длинная цветастая юбка и футболка с глубоким вырезом. И её формы… впечатляют. А благодаря круглому лицу, пухлым губам и светлой косе, она выглядит очень мило, хотя красивой в привычном понимании её и не назовёшь. С другой стороны, красота той же Тины — холодная и недосягаемая, а эта девушка — рядом, она не замерла на пьедестале, а обитает здесь, среди обычных людей — вот сейчас возьмёт и чаю предложит.

— А я сначала не поверила, когда сказали, что ты вернулся…

Девушка подходит к нам, коротко мне кивает, но смотрит исключительно на Фолка. В её глазах то же обожание, с каким Бубба смотрит на Тину, а та на Дина. Интересно, неужели и я когда-то смотрела на Дина так?

— Привет… — здоровается Фолк, явно не зная, что ещё сказать. — А ты…

— Не узнаешь?.. — девушка смеётся, да так душевно и искренне, что даже у меня на душе теплеет. — Я Филиппа. Мы с тобой играли в детстве, помнишь? Однажды я влезла на скалу Небес и чуть не упала, но ты меня спас.

— Ох, точно, Пиппа! Ты так изменилась и… повзрослела. Я б тебя никогда не узнал… — признается Фолк, широко улыбаясь.

— А ты оказывается с детства герой… — произношу я и, наконец-то, обращаю внимание девушки на себя.

Теперь она пристально меня разглядывает с ног до головы и обратно, но в её взгляде нет надменности или неприязни — только настороженность.

— Пиппа, познакомься, это Кара…

— Приятно познакомиться, Кара… — вполне искренне здоровается Филиппа. — А ты…

— Друг. Мы друзья… Фолк тоже несколько раз спасал мне жизнь.

— А она спасала меня! — торопится вставить Фолк.

— Значит, друзья… — повторяет та. — Ну что ж. Добро пожаловать!

Филиппа сначала жмёт руку мне — её ладошка мягкая и тёплая, как и она сама. Потом обнимает Фолка, крепко прижимаясь к нему всем телом.

— Эй, ты совсем замёрзла… — Фолк отстраняется. — Иди скорее в дом, не то простудишься.

— Ты видно забыл, что у меня отменное здоровье?

— Нет, конечно, я помню. Но ты лучше поберегись. Начало октября — самое коварное время…

— Ладно уж. Тогда увидимся в Общей за ужином! — привстав на носочки, Пиппа звонко чмокает Фолка в щёку и скрывается в доме.

— Ёпта, что?! — не выдерживает Фолк.

— Ничего… — прячу улыбку, осознавая, что впервые с момента нашего побега из Крепости мне хочется смеяться.

***

Общей оказывается единственная комната в хижине Рубена. Здесь тепло и вкусно пахнет. Тут же стоит и его кровать, а по центру — пара длинных столов, за которыми уже сидят люди. Преимущественно — старики. Всего я насчитала пару десятков.

— Они едят прямо у него в комнате? — спрашиваю, зевая. После бани меня разморило и если бы не жуткий голод, я бы завалилась спать, надеясь, что Дин не станет меня мучить хотя бы во сне.

— Да, он поближе к народу, чем был Магнус. Считает, что ничем не выше остальных.

— Похвально…

— Не шибко им это помогло, как ты видишь, медленно, но верно деревня вымирает.

— Эй, амиго, давайте сюда… — нам машет Чико. — Куртки только снимите, вон вешалка.

Мы вешаем куртки в углу и присаживается с краю стола. Всё та же вездесущая Хуана ставит перед нами тарелки, от которых поднимается пар.

— Жаркое…

— Пахнет чудесно… — улыбаюсь я, глядя на жижу в тарелке.

— На вкус тоже ничего, — надменно сообщает Хуана, как будто я сомневаюсь в её кулинарных способностях.

Все вокруг едят молча и на нас даже не смотрят. Удивительно, ведь гости тут бывают нечасто. Я тоже пробую стряпню Хуаны. Жаркое вполне съедобное и на вкус оказывается лучше, чем на вид. Конечно, на изысканный ужин не тянет, но для голодных ртов — самое то. И самое главное — жаркое горячее, так что с каждой новой ложкой по телу разливается приятное тепло.

— А, вот вы где… — впустив в комнату морозный воздух, в Общую входит Пиппа. — Я сяду с вами?

Не дожидаясь ответа, она мостится на самом краю скамьи, рядом с Фолком.

— Вот, — Хуана приносит тарелку и Пиппе. — И не забудь, что тебе ещё овец кормить.

— Ага… Фолк мне поможет, правда? — краснея, спрашивает Пиппа.

— Конечно. — Рассеянно обещает Фолк, но на неё не смотрит, блуждая глазами по лицам присутствующих здесь.

— Эй, амиго, а не налить ли тебе травянухи? — Чико держит в руках старый глиняный кувшин с отколотых краем.

— Пожалуй, нет… Мне нужна завтра ясная голова. Сам же знаешь, как ломает даже после одного стакана…

— А ты? — Чико переводит взгляд на меня. — Не хочешь? Травянуха отлично согревает и расслабляет.

— Не сегодня, Чико… — отвечает Фолк за нас обоих. — Тем более я обещал помочь девушке. Фолк поворачивает голову к Пиппе и под его изучающим взглядом она вдруг вспыхивает. — А, пожалуй, плесени-ка мне немного…

— Вот это другое дело, амиго, вот это я понимаю…

Чико подаёт ему щербатую кружку. Фолк залпом выпивает содержимое и морщится.

— Ну как? Хорошо? Си?

— Да, спасибо. Кара, ты иди ложись, — теперь Фолк смотрит на меня. — Я быстро. Только помогу Пиппе и наберу ещё дров, чтобы ночью мы не замёрзли.

Он лжёт. Возможно, Фолк сам этого не осознаёт, но он не вернётся ночью, останется с Пиппой. Тем и страшнее его ложь — она стихийная и неуправляемая.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?.. — спрашиваю, кивая на Пиппу.

Девушка тем временем уже уносит наши грязные тарелки, чуть ли не пританцовывая от нетерпения.

— Я всегда знаю, что делаю, Карамелька, только не всегда знаю, что с этим знанием делать… — щурясь, произносит он тихо.

— Тогда желаю повеселиться…

Встаю из-за стола и, наспех накинув куртку, покидаю Общую.

Из дневника Эйрика Халле. Вылазка в город

Наконец-то я отыскал самый безопасный пусть за Стену. Теперь это особенно острый вопрос — не хочу, чтобы Эм меня потеряла, сейчас я нужен ей как никогда. Очень скоро малыш появится на свет, и я должен быть здесь, рядом с Эм.

Символично, но люк, на который пал мой выбор, располагается во дворе Библиотеки, в стенах которой я провёл немало часов своей жизни. Именно там происходило становление меня, как личности. И именно у дверей Библиотеки около года назад я сообщил Йону Бруни, старому университетскому профессору, что покидаю город. Но, похоже, нам предстоит встретиться с ним вновь. Если кто и сможет помочь в расследовании, так это только он.

Собственно, ведь профессор и зажёг во мне когда-то огонь справедливости. В то далёкое время я учился в университете имени первого Регента, а профессор Бруни преподавал у нас политологию.

Знаменательно, что он был одним из немногих, кто родился естественным путём. Нас, студентов, этот факт очень интриговал. Подумать только: вот настоящий человек не из пробирки. Казалось, он уже выше нас, умнее, живее… И дело не в регалиях и званиях, а в таинстве рождения.

Со временем эта грань стёрлась, и мы стали забывать, что профессор отличается от нас. Он никогда не демонстрировал своего превосходства, держался дружелюбно, общался на равных и просил называть его по имени. Мы выполнили просьбу лишь на половину — стали звать его профессором Йоном.

Главным в наших отношениях стали знания. И не те, что были отпечатаны в учебниках, а те, что хранились у него в голове… На его занятиях мы бурно обсуждали прошлое, критиковали настоящее и мечтали о будущем. Окончив университет, я ушёл работать сначала в газету, затем меня пригласили на ТВ, но связей мы не обрывали: встречались тихими субботними вечерами в городской библиотеке и обсуждали последние новости.