100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 36
Со временем наш кружок разросся — людей становилось всё больше и вопросов к Регентству — тоже. Мы и сами не заметили, как посиделки плавно перетекли в протесты… А они, в свою очередь, превратились в образ жизни.
Но так не могло продолжаться до бесконечности. Однажды в Регентстве решили, что мы слишком многое себе позволяем и затянули петлю. Да так туго, что нам пришлось отправиться в Покинутые земли, а петля по сей день висит на шее.
Когда побег был уже делом решённым, профессор Йон очень сокрушался, что не может бежать с нами. А сбежать он никак не мог — на диализе далеко не убежишь, и, будучи на привязи у больницы, ему приходится посещать её несколько раз в неделю. Да, властители — идеальные кукловоды и им поразительно точно удаётся дёргать за ниточки, которые тянутся от человека. Они заставляют хлопать, когда это надо или молчать. Пойдёшь наперекор — лишишься той малости, что у тебя ещё есть. Будь то работа, близкий человек, необходимое лечение или свобода.
Но профессор Йон не так-то прост. И пусть он не стоял с нами бок о бок на Площади, но чем мог, всегда помогал.
— Не хочу оставаться в этом прогнившем городе! — причитал друг, узнав, что мы бежим в Покинутые земли.
На моей памяти он тогда впервые потерял самообладание. Даже когда его скрутила полиция и засадила в камеру на целых две недели, не позволяя посетить больницу, он всё равно не падал духом и выглядел не таким взвинченным.
— Уж лучше помереть на свободе! — продолжал сокрушаться мой дорогой друг, дёргая себя за жидкие волосы, что тут же растеклись седой ртутью в его пальцах. — Чем здесь… Вот так…
Прошло немало времени, прежде чем я убедил профессора, что умирать ему пока без надобности, а нам в логове Льва свой человек всегда пригодится.
Вот так и сохранилась тонкая ниточка, связывающая нас с прошлым. Узелок, благодаря которому иглой можно продолжать орудовать… И вот теперь им предстояло снова связаться.
Для своей вылазки я выбрал дождливый день, когда на улицах города обычно встречается совсем мало людей и можно надеть капюшон и зарыться в воротник, не вызывая подозрений.
Выпуклое небо тучами нависало надо мной. Дождь поливал так, что очень скоро я промок с ног до головы, но это никак не омрачало моей радости от похода в город. Оказывается, я соскучился по знакомым улочкам, по звуку автомобильных клаксонов и даже по ямам на дорогах.
Подкараулив друга у здания университета, я тихонько его окликнул:
— Профессор Йон…
В ожидании я мял пальцы и перебирал в кармане монетки, которые взял на удачу с собой: четыре — в левом, пять — в правом. И меня не волновало, что в Покинутых землях они так же бесполезны, как и мы сами.
— Эйрик? — медленно оборачиваясь, прошептал тот. — Это и вправду ты?
Его голубые глаза будто стали светлее, словно полиняли от частой стирки, ртутные волосы как всегда — торчали клочьями, а ветер донёс едва уловимый запах медикаментов и безнадёжности. Так пахнет больница. Так пахнет мой друг последние десять лет.
— Угадали. — Я чуть опустил воротник, демонстрируя, что он не ошибся.
— Дружище… Как же я рад тебя видеть…
И я знал, что это действительно так. Если бы он мог, то крепко бы меня обнял.
— Мы можем поговорить?
— Конечно! — горячо заверил он, а в его глазах прибавилось цвета — будто кто-то капнул небесной краски. — Я так долго ждал… Но тут, — Йон осмотрелся вокруг, — небезопасно. Не стоило тебе приходить сюда. Давай, встретимся на Площади?
Я задумался. На Площади обычно так оживлённо, что того и гляди — чей-то глаз скользнёт по тебе и — не дай бог — узнает.
— Нет. Не пойдёт. Слишком много народу. Давайте лучше в парке, у Причала? Мало кто решится гулять близ канала в такую ветреную и промозглую погоду. Через час? Сможете? Я пока поброжу, там сейчас никого…
— Давай через два, у меня как раз перерыв между лекциями.
— Хорошо. Только… — я отчаянно покраснел. — Дайте мне свои часы, пожалуйста.
Профессор Йон поспешно снял часы с запястья и протянул мне. Стыдно признаться, но мои собственные давно остановились. Батарейка села. Вот такие маленькие радости обычной жизни, от которых пришлось отказаться в угоду свободе.
— Держи… — он протянул свои, не раздумывая. Между прочим, подарок его отца, и я знаю, как он ими дорожит. — До встречи.
Профессор уже торопился войти в здание Университета. На секунду мной овладела зависть. Как же оказывается я соскучился по размеренной и комфортной жизни…
«Не кисни… — убеждал я себя, — скоро мы с Эм вернёмся домой. А этот мир станет лучше прежнего. И починю его я…»
Глава 24. Разработка плана
Открыв глаза, первое, что делаю — проверяю, где Фолк. Он здесь, спит на своей кровати, закутавшись в покрывало, только рука свисает почти до пола. Который час? Когда вернулся Фолк? И почему я не слышала скрип двери и его возни? Печка давно потухла и в комнате снова стало прохладно, но хотя бы пар изо рта не идёт — уже радость.
— Проснулась? — оказывается он тоже не спит.
— Когда ты вернулся?
— Для тебя это так важно?
Приподнявшись на локтях, Фолк смотрит пристально, не замечая, что покрывало сползло вниз и теперь я вижу его обнажённую грудь. Вспыхиваю и быстро отвожу взгляд. Пялюсь в мутное окошко, хотя даже если его помыть как следует — ни черта в нём не разглядишь, кроме тумана и унылости.
— Нет, совсем нет… — спешу оправдаться. — Просто ты хотел подкинуть дров, но печка давно потухла…
— Потому что я почти сразу вернулся, закинул дров и лёг спать.
Фолк лукавит и на этот раз осознанно. Вчера я долго не могла заснуть, так что почти сразу как минимум означает пару часов.
— А Пиппа?
— А что Пиппа?
— Ничего…
— Слушай, ты ведь сама просила не лезть в твою жизнь, так? — он недовольно щурится. — Вот я больше и не лезу… Но и ты оставь меня в покое. А я постараюсь не болтать больше о твоём Дине без необходимости.
В груди кольнуло. Дин. Да какая разница, что вытворяет Фолк? Какое мне дело до его похождений? Он спас меня, а я его. Точка. Мы квиты.
— Ты прав, это меня совсем не касается… — с неохотой признаю я, гипнотизируя дурацкое окно. — Только не обижай её, ладно?
— Ёпта, по-твоему, ни на что другое я и не гожусь, да? — его вопрос звучит резко.
— Нет, что ты! Просто она мне нравится.
— И мне, Карамелька, и мне…
Слышу, как Фолк шебуршит одеждой, сгребая её со спинки кровати. Спустя минуту, он уже застёгивает куртку.
— Я за дровами, а ты пока оденься. Сегодня у нас много дел. После завтрака поработаем. А потом… Потом обсудим наши дальнейшие планы.
***
Завтрак оказался зеркальным отражением ужина, разве что стряпня чуть хуже и Хуана ворчит чуть больше. Пиппа, как и накануне, ни на шаг не отходит от Фолка — приклеилась, точно осенний лист к подошве — не стряхнуть, да в рот ему заглядывает — даром что с ложечки не кормит.
Стараясь не обращать внимания на вкус, я глотаю странную жижу и украдкой поглядываю на этих двоих, но им до меня и дела нет — знай себе воркуют, как голубки.
Убрав за собой посуду, мы с Фолком расходимся: он с Пиппой отправляется чистить загоны для овец, а я бреду за Хуаной на окраину деревни к некой Луз. Моя миссия сегодня — перебирать шерсть.
Войдя в самый крайний домик, я нервно оглядываюсь, но смотреть здесь, в общем-то, не на что — даже мебели нет, только на полу расстелено широкое полотнище, на котором горой навалена шерсть.
— Луз, гляди, я тебе привела помощницу… — объявляет Хуана, и я замечаю примостившуюся в углу у печки маленькую старушонку.
— Ну наконец-то…
Она вскакивает с пола и довольно резво для старухи ковыляет к нам.
— Но тебе придётся её научить уму-разуму, она нездешняя…
— И давно это Рубен пускает в Гнездо кого попало? — бурчит Луз, беря в руки длинный кнут. Уж не меня ли она планирует им стегать?
— Да вот, пожалел бедолаг…
Хуана выразительно смотрит, наверное, ждёт, что я начну рассыпаться в благодарностях, но я упрямо молчу. Не дождавшись должной реакции, повариха выходит из домика, бросив на прощанье, что обед будет в два. Как мы должны определять время, она сообщить забыла.