Губительные секреты (ЛП) - Олтедж Нева. Страница 28

Когда мы выходим из больницы и идем к машине, принимаю решение.

Я не скажу ему правды.

***

Пока Дамиан паркуется во дворе, киваю в сторону мужчины, стоящего у входной двери.

— Эмилио, — говорю я Луке. — А у ворот стоял Тони.

— Эмилио. Тони, — повторяет он.

— Роза ждет нас внутри.

Лука кивает, стиснув зубы.

— Как… как мне ее называть? Я как-то ласково называю ее?

Что-то сжимается у меня в груди, когда слышу его вопрос.

— Ты зовешь ее «piccola», — выдыхаю я и беру его за руку.

— А тебя?

Я растерянно моргаю.

— Меня?

— Да, — говорит он и проводит свободной рукой по моим волосам. — У меня тоже есть для тебя ласковое имя?

Я прикусываю губу и смотрю ему в глаза, затем шепчу:

— Ты иногда называл меня «tesoro».

Лука кивает и наклоняется вперед.

· Спасибо тебе, tesoro.

· Не за что, — выдыхаю я, едва в состоянии сдержать эмоции.

Когда мы входим в дом, я заглядываю Луке в лицо и заставляю себя улыбнуться.

— Добро пожаловать домой. — Я кладу ладонь ему на грудь, приподнимаюсь на цыпочки и оставляю на подбородке легкий поцелуй — У лестницы Виола. Слева-Марта, — шепчу я. — Спроси Виолу, как поживает ее сын Фабио.

Мы идем к лестнице, горничные наблюдают за нашим приближением. Они слегка наклоняют головы, приветствуя Луку.

— Мистер Росси, рада, что вы вернулись.

— Спасибо, Виола. Как Фабио? — спрашивает он.

— Лучше, мистер Росси. Его нога прекрасно заживает. Спасибо, что спросили.

Лука кивает и кладет руку на перила, когда до нас доносится звук бегущих ног.

— Папа! Папочка! — кричит Роза, подбегая к нам через фойе.

Лука поворачивается как раз вовремя, чтобы подхватить дочь, когда она бросается в его объятия, и я смотрю на Луку, затаив дыхание. Моя надежда на то, что встреча с Розой всколыхнет что-то в его мозгу и поможет ему вспомнить, быстро исчезает, когда Лука поворачивается ко мне с затравленным выражением в глазах. Я стою совершенно неподвижно, изо всех сил стараясь обуздать любые выражения эмоций на лице. Он до сих пор не помнит свою дочь.

— Они не дали мне навестить тебя в больнице! — Роза плачет, прижимаясь к его шее. — Мне было так страшно!

— Больницы — не место для детей, piccola, — шепчет Лука, нежно придерживая ее затылок забинтованной рукой.

— Они правда распилили тебе голову? Дядя Дамиан сказал, что так и сделали, и пришлось скрепить ее обратно железными гвоздями, потому что твоя голова была слишком толстой, чтобы могли ее зашить.

— Ну, ты же знаешь, что твой дядя — дурак. Не слушай его.

— Я так и знала, — смеется она. — Можно мне посмотреть?

Лука поворачивает голову, чтобы показать ей, и Роза корчит гримасу.

— Фу, пап. Это противно. И что это за хипстерская стрижка? Ты слишком старый для этого. Иза, ты видела?

— Ага, — говорю я и замечаю, что Лука наблюдает за мной. — Мне нравится.

— Ну все, мне надо бежать. Клара приедет через пятнадцать минут, а Грейс готовит нам пирог. — Роза целует Луку в щеку. — Люблю тебя, папа.

— Я тоже люблю тебя, Роза.

Она бросается на кухню. Лука смотрит ей вслед несколько затуманенным взглядом, и у меня сжимается сердце. Как бы вы справились с тем, что не помните собственного ребенка?

* * *

Я открываю дверь между нашими комнатами и заглядываю внутрь.

— Лука?

На секунду в моем животе поднимается паника. Что, если что-то случилось? Врач сказал, что они провели тщательное обследование, и, за исключением потери памяти, все остальные тесты дали хорошие результаты. И все же я постоянно на взводе. До меня доносится звук льющейся воды в ванной, и я облегченно выдыхаю.

— Лука? — Я пересекаю комнату и направляюсь в ванную. — У тебя все хор… Какого хрена ты делаешь?

Его голова под краном, и он тянется за бутылочкой шампуня на стойке.

— Мою голову, — констатирует он очевидное.

Я хватаю шампунь.

— Ты что, к чертовой матери, совсем спятил? У тебя ожоги на руке. Доктор Джейкобс сказал, что нельзя мочить бинты!

— А ты материшься, как сапожник, когда злишься.

Я снова чертыхаюсь, выдавливаю немного шампуня на ладонь и начинаю намыливать его волосы, следя за тем, чтобы вода не попала ему на затылок. Ополаскивание занимает довольно много времени, потому что у него все равно много волос, даже несмотря на то, что изрядная их часть сбрита.

— Не двигайся. — Я открываю шкаф, чтобы взять чистое полотенце, и сушу ему волосы. Лука ничего не говорит на протяжении всего испытания, просто смотрит на меня странным взглядом. Закончив, я расчесываю его и оборачиваюсь, чтобы поискать заколку для волос, но ее нигде не видно. Тогда снимаю свою и собираю волосы Луки, скрепив их на макушке. — Готово.

Он выпрямляется и ловит меня в свой капкан, схватившись за стойку руками с обеих сторон от меня, и медленно наклоняется, пока наши глаза не оказываются на одном уровне.

— Ты спишь здесь? В этой комнате? — спрашивает он, и я напрягаюсь.

— Да.

Лука ухмыляется и склоняет голову набок.

— Тогда скажи мне, Изабелла, почему в шкафу нет твоей одежды?

Дерьмо. Следовало подумать об этом. То, как он наблюдает за мной глаза в глаза, как будто может раскрыть все мои секреты одним взглядом, сильно нервирует.

— Потому что у меня много вещей, — выпаливаю я. — Я пользуюсь шкафом в соседней комнате.

— Хмм. — Он кладет руку мне под подбородок. — Завтра утром я попрошу Марту и Виолу перенести сюда твою одежду.

Что? Почему?

— Конечно. Что-нибудь еще?

— Да. — Он еще немного приподнимает мою голову. — Тебе так больше идет.

— С распущенными? — спрашиваю я, и он кивает. — Спасибо. Твои пожелания приняты к сведению.

Он прищуривает глаза в ответ на мой комментарий. Неужели я не уловила здесь какой-то скрытый смысл? Не знаю, как вести себя с этим новым Лукой, потому что он ведет себя не так, как раньше.

— Я собираюсь принять душ, — говорит он. — Ты идешь?

У меня перехватывает дыхание. Да простит меня Господь, но эта новая версия Луки нравится мне гораздо больше.

— Да.

Моя жена что-то скрывает. Что именно — остается загадкой, но это как-то связано с нашими отношениями. Я осмотрел каждый сантиметр спальни и каждый предмет мебели, когда пришел сюда, и не нашел ни одной ее вещи.

Изабелла снимает свое платье, затем лифчик и трусики, и мое дыхание замирает. Она удивительно красива. Я позволяю своему взгляду скользнуть вниз по ее упругой маленькой груди и узкой грудной клетке, а затем от ее тонкой талии к широким бедрам и стройным ногам. Она выглядит как чертова богиня.

— Повернись, — хриплю я и едва успеваю держать руки при себе, когда она это делает. Даже при том, что я ни хрена не помню, уверен, что мои глаза никогда не видели задницы лучше.

— Теперь ты. — Она поворачивается ко мне лицом и начинает расстегивать пуговицы на моей рубашке. Когда Изабелла заканчивает, я снимаю рубашку и бросаю ее на пол рядом с платьем. Остальная одежда оказывается там же.

— Ты немного похудел, — говорит она, кладя руку мне на грудь.

— На сколько?

— На несколько фунтов. Ее ладонь скользит вниз по моему животу, а затем перемещается на бедро. — Пять, может быть, шесть.

Я проверил карту в больнице. Я похудел на шесть фунтов с тех пор, как меня госпитализировали. Она хорошо знает мое тело, и все равно что-то не так. Судя по тому, насколько комфортно ей находиться рядом со мной обнаженной, я почти уверен, что у нас уже был секс раньше, так что дело не в этом. Что ты скрываешь от меня, Изабелла?

Ее прикосновение покидает меня, когда она заходит в кабинку. Несколько мгновений она возится с насадкой для душа, регулируя ее положение, затем включает воду и поднимает взгляд.

— Держи руку подальше от брызг.

Я присоединяюсь к ней в кабинке. Изабелла наблюдает за мной, делая вид, что ничего не замечает, и ее взгляд сосредоточен на моем лице, а не на моем твердом члене. Мы оба знаем, к чему это ведет. Это было неизбежно с того момента, как она начала снимать с себя одежду, но мы продолжаем крутиться вокруг да около. Она намыливает руки и прижимает ладони к моей груди, массируя, и мне требуется огромное самообладание, чтобы удержаться от того, чтобы протянуть руку и схватить ее. Каким-то образом справляюсь и вместо этого закрываю глаза, наслаждаясь сладкой пыткой, когда ее руки путешествуют по моей груди, а затем вниз. Однако, когда чувствую, как ее пальцы касаются моего члена… Что ж, моему терпению приходит конец.