Цикл романов "Новый Михаил". Компиляцияю Книги 1-7 (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 108

– Что вообще?

– Месиво, – коротко ответил генерал. – Вы чудом отделались царапиной. Слащев ранен. Остальные, кто был рядом, все погибли или получили серьезные ранения.

– Репортеры там уже были?

– Так точно. Все сняли и записали.

Я кивнул. Да, выжил я чудом. С героическим идиотизмом нужно завязывать. Никого не спас и сам чуть голову не сложил по дури своей. Кому было бы от этого лучше? Разве что заговорщикам.

Николаевский зал и в самом деле напоминал ту самую посудную лавку, в которой порезвился слон, поскольку в воздухе висела пыль штукатурки, длинные шторы развевались на ветру, а суетящиеся люди пытались быстро перекладывать с коек на носилки тяжелораненых. Вслед за нами вбежали газетчики. Я обернулся к ним. Полыхнуло несколько вспышек, и карандаши замерли на чистых страницах блокнотов.

– Господа представители прессы! Подлые заговорщики, для которых нет ничего святого в жизни, организовали очередное покушение на меня. Их не остановило, что вместе со мной от взрыва могли погибнуть или пострадать больше тысячи героев войны, проливших кровь за свою Отчизну и ныне находящихся в госпитале Зимнего дворца на излечении. Господа, к нам пришла беда. От взрыва бомбы мятежников погибло много людей. Куда большее число получило ранения и увечья. Несколько сотен тяжелораненых героев фактически оказались на морозе, поскольку, как вы видите, взрывом выбило стекла. Обратитесь через ваши газеты к петроградцам с призывом о помощи. Нам нужны добровольцы, нам нужен транспорт, нам нужны временные места для размещения раненых в тепле, пока мы будем решать вопросы с их распределением по другим госпиталям. Это все, господа. Не теряйте времени!

– Состоится ли высочайшая аудиенция для прессы? – спросил кто-то.

– Да. Но позже. – Я указал рукой в зал за моей спиной: – Раненые требуют помощи, не время для разговоров, господа!

Петроград.

Миллионная улица.

6 марта (19 марта) 1917 года.

День

– Господин Глобачев, его императорское величество прав, вы можете совершить непоправимую ошибку, если будете совершать необдуманные поступки.

Изменившаяся обстановка требовала от Рейли импровизации. Он был готов ко многому, но совершенно не учитывал вариант, когда в двери этой квартиры на Миллионной улице вдруг вломится не просто российская полиция, но еще и с министром внутренних дел во главе. И если в случае с обычными полицейскими чиновниками можно было бы рассчитывать на пиетет перед иностранцами и шок от осознания того, что вместо каких-то бомбистов-социалистов они наткнулись на целого генерального консула Великобритании, то в случае с Глобачевым на это рассчитывать было глупо. Равно как и не приходилось рассчитывать на возможность банального подкупа этого нового министра. Нет, русские министры продавались, как правило, охотно и даже гордились возможностью услужить самой главной нации в мире, но случались и исключения, и Глобачев как раз таким исключением и был. Поэтому единственной возможностью, по мнению Рейли, была возможность сыграть на том, что пока он, Глобачев, бежал захватывать заговорщиков, за это самое время политический расклад в стране изменился, и тот, кто еще четверть часа назад был одним из самых влиятельных министров правительства Нечволодова, вдруг в одночасье превращается в изгоя, и его единственный шанс в этом случае – это возможность вовремя сориентироваться и сменить хозяина. Именно на это и напирал сейчас Рейли, стараясь посеять сомнения в душе Глобачева.

– Его императорское величество? – переспросил министр.

– Именно его императорское величество, – подтвердил Рейли.

– Его императорское величество Кирилл Владимирович? – уточнил Глобачев.

– Именно так, – кивнул английский лейтенант разведки.

– И вы все готовы это подтвердить, господа? – обратился министр внутренних дел к присутствующим. Те энергично закивали. Тогда Глобачев обернулся к стоящим у него за спиной и спросил: – А вы, господа, готовы подтвердить под присягой, что видели все происходящее своими глазами?

Стоящие радостно закивали. Глобачев кивнул и обратился к сидящим:

– Да, я забыл вас представить друг другу. Итак, господа, имею честь представить вам великих князей Николая Александровича и Кирилла Владимировича, а также наших английских гостей – генерального консула Великобритании в Москве господина Локхарда, коммандера британского флота господина Кроми и офицера британской разведки господина Рейли, который более известен российской полиции как Соломон Розенблюм, уроженец солнечной Одессы, авантюрист и проходимец. – Глобачев поклонился побледневшему Рейли. – А это, господа, представители столичной прессы, на глазах у которых российская полиция раскрывает заговор против государства и лично против его императорского величества государя императора Михаила Александровича.

Глава IX

Скандал из «копейки»

Петроград.

Зимний дворец и его окрестности.

6 марта (19 марта) 1917 года.

День

Еще не побежали по улицам столицы горластые мальчишки, и экстренные выпуски газет еще не успели покинуть стен своих типографий, а к Зимнему дворцу уже начал стекаться народ. Кто из чистого любопытства, кто с обеспокоенностью, а кто и с желанием помочь, если, конечно, кому-то эта помощь там понадобится. И пусть мотивы у всех были разные, но каждый из идущих к главному зданию империи понимал – такой мощный взрыв не мог не привести к жертвам и разрушениям.

К вящему разочарованию некоторых «эстетов», Зимний дворец не было охвачен пламенем, из окон не выпрыгивали спасающиеся, и вообще большого пожара не случилось, хотя со стороны набережной из-за здания и тянулись в мартовское небо столбы дыма. Однако даже без большого пожара с Дворцовой площади спешащим к Зимнему было понятно, что с главной «цитаделью царизма» далеко не все в порядке. Из многих окон хлопали на ветру развевающиеся шторы, стекол, особенно в той стороне, которая выходила на Дворцовый проезд, практически нигде не было, а из глубины здания были слышны какие-то возбужденные крики, обеспокоенные возгласы и спешные команды.

Совсем другой вид на дворец открывался со стороны набережной, и особенно со стороны Дворцового моста. С этого ракурса было видно, что в фасаде здания зияет огромная дыра, часть наружных стен обвалилась, и сквозь образовавшуюся брешь были видны разрушенные перекрытия, какие-то обломки, покореженная мебель. Картину разрушения дополняла невесть каким образом повисшая на обломках госпитальная кровать, с которой на улицу свисало нечто грязно-бурое, покрытое пылью штукатурки и обрамленное развевающимися бинтами.

Случившийся было в Императорской библиотеке пожар был уже погашен, и лишь жидкие дымные столбы говорили о том, что угроза пожара все еще не миновала. Но там суетились люди, и несколько пожарных расчетов у стены намекали зрителям, что вопросом этим занимаются.

Впрочем, суета с тушением пожара не шла ни в какое сравнение с той всеобщей суетой, которая охватила все парадные официальной резиденции русских императоров. У каждой лестницы толпились люди, среди которых выделялись служащие госпиталя, медицинские одеяния которых, впрочем, уже не светились белизной, а были покрыты той смесью пыли и крови, которая появляется лишь в зонах катастроф, когда вопросы стерильности имеют куда меньшее значение, чем скорость, с которой раненые будут извлекаться из-под завалов.

К каждому парадному одна за другой подъезжали различные транспортные средства, и суетящиеся у выходов спешно грузили на поданную машину, подводу или просто извозчика очередных раненых из дворцового госпиталя. Раненых и пострадавших от взрыва развозили по другим госпиталям столицы. Однако, несмотря на кажущуюся многочисленность и суету, дело продвигалось крайне медленно, поскольку оперативно перевезти и разместить порядка тысячи тяжелораненых было очень непросто. Не хватало буквально всего – и места, и транспорта, и людей, которые будут разгребать завалы, будут обогревать и укутывать ждущих своей очереди на эвакуацию, аккуратно выносить раненых, сносить их по лестницам дворца и погружать в транспорт.