Перо динозавра - Газан Сиссель-Йо. Страница 51
Сесилье стояла, держась за кожаную петлю на поручне. Анна была наполовину спрятана за табло с ночным расписанием автобусов, поэтому ей стоило только немного пригнуть голову — и она оказалась в укрытии. Она разглядывала мать, и ей хотелось плакать. Она так скучала по ней. Когда Анна встретила Томаса, она решилась немного отпустить Сесилье. Иди же, мама, думала она. Стань толстой, круглой, пеки блины, но отойди. У меня теперь своя семья, ты мне больше не нужна. Не так, как раньше, по крайней мере. Она попыталась заставить Томаса принять на себя все те функции, которые годами выполняла Сесилье. Утешение, поддержка, солидарность. На какое-то короткое время она даже убедила себя, что это удалось. Потому что ей так этого хотелось. Потом карточный домик рухнул, и Анна упала на землю. И кто приходит, когда ты лежишь на земле? Мама.
Сесилье немного повернула голову, и Анна видела теперь ее профиль. Она думает обо мне, мелькнула у Анны мысль. И все-таки не звонит, и все-таки решила подождать, пока я не пойду на сближение. Это Анна прекрасно знала. Они выходили на одной и той же остановке, вместе с пятнадцатью другими пассажирами. Анна держалась в самом конце, а Сесилье не поднимала глаз. Она пошла по Ягтвай так быстро, как только позволяли каблуки. Анна остановилась на углу и смотрела ей вслед.
Зайдя в университет, она столкнулась в коридоре с Элизабет.
— Подвезти вас в субботу? — спросила та. — На похороны, я имею в виду. Я могу заехать за вами в четверть первого, хотите? — Элизабет осторожно посмотрела на Анну: они практически не разговаривали со времен их недавней стычки.
— Да, спасибо, — ответила Анна. — Я вообще-то не собиралась туда идти. Но потом передумала.
— Рада это слышать, — теплым голосом сказала Элизабет.
— Ничего нового? — спросила Анна.
— Да нет, — протянула Элизабет. — Только эти ужасные слухи. — Ее глаза на миг опустели.
— Какие слухи? — невинно спросила Анна.
— Говорят, что в нем было полно паразитов, личиночная стадия свиного цепня. Что в его тканях сидело несколько тысяч личинок и они-то и привели к коллапсу, — Элизабет испуганно посмотрела на Анну.
Анна вздохнула. Должна ли она это подтверждать?
— Перестаньте слушать сплетни, — сказала она наконец и ласково положила руку на плечо Элизабет. Элизабет кивнула. Ну да, тоже верно.
Анна пошла дальше по коридору. Надо найти главного зануду датской полиции. Что, черт побери, такого тайного в этих паразитах?
Анна почувствовала, что проголодалась, открыла ящик Йоханнеса и нашла упаковку печенья. Печенье оказалось размякшим и сахаристым, но она съела все. Потом выпила стакан воды, включила компьютер, проверила почту, в двенадцатый раз вычитала корректуру выводов в своем дипломе, погрызла ноготь, почесала голову, и когда совсем исчерпала запас оправданий, позвонила в Оденсе Улле Бодельсен.
Трубку подняли после пятого гудка, когда Анна уже собиралась нажать на отбой.
— Да?
— Меня зовут Анна, — сказала она, чувствуя, как стучит сердце.
— Добрый день, — голос звучал вежливо.
— Это может показаться немного странным, — поспешила сказать Анна, — но я ищу женщину, которая работала патронажной сестрой под Оденсе примерно двадцать восемь — двадцать девять лет назад. Ее звали Улла Бодельсен, и… ммм… я нашла ваш номер в Интернете.
Голос в трубке рассмеялся:
— Господи ты боже мой, подумать только, что мой номер есть в Интернете. Я совершенно ни в чем таком не разбираюсь. Я сейчас на пенсии, но я действительно проработала там патронажной сестрой больше тридцати пяти лет. Чем я могу вам помочь?
Вопрос сам по себе был вполне обычным, только из-за того, что Анна так нервничала, ей казалось, что все это звучит так странно. Отец и дочь. Йенс и Анна Белла. Мама лежала в больнице из-за проблем со спиной, поэтому отец и ребенок жили одни. Она их не помнит?
— Хм. Это нелегко, — она снова рассмеялась, потом задумалась. — Я должна бы такое помнить, тогда не так много отцов сидело с детьми, в основном матери. Хотя в начале семидесятых такое все-таки встречалось. Пока еще было равенство, — сухо сказала она. — Анна Белла. Не самое обычное имя. Вас назвали в честь кого-то?
— В честь яблока, я думаю, — сказала Анна.
— Хмм, нет, мне это ни о чем не говорит.
У Анны упало сердце.
— Ага, — разочарованно сказала она.
— Где вы жили тогда? Иногда география помогает сдвинуть память с места.
— В Брендерупе, под Оденсе. Хёрмарксвай, — ответила Анна.
В трубке помолчали.
— Да-да, все правильно. Я много раз туда приходила. Все эти хиппи-коммуны. Там все время рождались дети, — она снова засмеялась. — Но нет, к сожалению, вряд ли могу вам чем-то помочь.
— Но это же наверняка были вы, — упрямо сказала Анна. — Мы жили в том районе, ваша фамилия написана в моей детской книжке. Это наверняка были вы. Я просто хотела спросить кое о чем из тех времен, спросить, почему мои родители…
Улла Бодельсен ее перебила:
— Послушайте, вот теперь вдруг я его вспомнила. Отца. Его, кажется, звали Йенс. Он был журналист, да, или что-то в этом роде, правда?
— Да! — воскликнула Анна. — Да, это он!
— Несчастный, он тогда просто разрывался на части, пытаясь одновременно работать и сидеть дома с ребенком. У него, конечно, ничего не получалось, жена лежала в больнице, и он в конце концов уволился. Дом был похож бог знает на что, он сходил с ума оттого, что слишком мало спит и слишком много работает, так что я поддерживала его в этом решении. Мы хорошо общались, но потом он вдруг позвонил и сказал, что помощь ему больше не нужна. Я так и не узнала, что случилось. Я звонила еще пару раз, но он настаивал на своем. Теперь, кажется, я вспоминаю и ребенка. Очень милая малышка. Такая темненькая… Вот это я разговорилась! — рассмеялась она. — Вот что бывает, когда старикам позволяют смаковать прошлое.
Анна была сбита с толку.
— Ребенок, — сказала она тихо. — Это ведь была я.
В трубке замолчали.
— Нет, этого не может быть. Этого ребенка звали Сара. Это совершенно точно. Мою маму звали Сара, и я всегда знала в молодости, что, если у меня когда-нибудь будет дочь, я назову ее Сарой. Поэтому я всегда обращала внимание, если встречала ребенка с таким именем. Сара.
Анна Белла была ошеломлена:
— То есть вам вообще совершенно ни о чем не говорит имя Анна Белла?
— Нет, — уверенно сказал голос.
Анне хотелось закричать. Этого не может быть. Мужчина, о котором рассказывала Улла, был Йенс, она прекрасно это знала. Брендеруп. Коммуны, отсутствие Сесилье, Йенс, который вынужден был со всем справляться в одиночку, это точноони. Ее жизнь, ее детство. Никакой Сары там не было. Улла Бодельсен наверняка что-то путает.
— Можно я зайду к вам? — отчаянно спросила Анна.
— Ну, девочка, — сказала Улла Бодельсен. — Даже если я когда-то была той патронажной сестрой, которая к вам приходила, я не узнаю вас почти тридцать лет спустя. Вы же взрослая теперь, а не такое вот крошечное яйцо.
— Да, — ответила Анна, — я прекрасно понимаю. Но, может, вы узнаете мою дочь.
В трубке молчали.
— Заходите, конечно, — сказала она потом.
— Можно прямо завтра?
— Завтра у нас… пятница? Да, хорошо, можно завтра.
Анна положила трубку и почувствовала, что дрожит всем телом.
Черт побери, кто такая Сара?
Следующие полчаса она просто убивала время за компьютером. Искала какую-то информацию, собиралась сделать приглашения на свою защиту — но кого ей было приглашать? Потом она решила найти Карен в адресной книге. Она периодически проделывала это на протяжении многих последних лет, и каждый раз на экране высвечивалось имя Карен и адрес в Оденсе. В этот раз Анна удивленно уставилась на экран. Карен переехала в Копенгаген и жила в районе Нордвест, недалеко от Флорсгаде и совсем рядом с университетом. Вёлундсгаде, 21, третий этаж, квартира налево. Это наверняка она, Карен Май Дюр, больше никого нет с таким именем. Анна долго сидела и смотрела на ее номер. Крутилась на стуле, косилась на компьютер Йоханнеса, из которого до сих пор был вынут жесткий диск, и на страшный беспорядок на его письменном столе. Ее ужасно удивляло, что он не ответил на ее sms про жесткий диск. Если бы кто-то забрал без спросу жесткий диск из ее компьютера, она бы взвилась до небес. Она снова написала ему сообщение: «Не пора тебе выйти из этой зимней спячки?»