Перо динозавра - Газан Сиссель-Йо. Страница 50

— Когда вы можете зайти? — спросила Биргит Хелланд.

— Мне нужно только занести домой пакеты из супермаркета, и потом я сразу приду.

— Я очень рада, — сказала Биргит Хелланд. — Скоро увидимся.

Анна положила трубку и взглянула на часы. Уже почти половина двенадцатого. Она ведь собиралась забежать в отделение позвоночных и занести Тюбьергу какой-то еды, но это придется сделать позже.

Дом Хелландов находился в Херлеве, на Гордсангервай, в глубине большого участка, скрытый за рядом по-зимнему черных кустов. Калитку совсем недавно покрасили. В саду перед домом раздавался птичий щебет, Анна заметила несколько кормушек, полных шариков корма и зерен. Она позвонила в дверь, и ей открыла Биргит Хелланд, оказавшаяся крошечной, чуть выше полутора метров. Биргит улыбалась тускло и выглядела заплаканной.

— Здравствуйте, Анна, — сказала она, протягивая руку, больше напоминающую узкую полоску кожи какого-то животного, чем человеческую ладонь. В доме было чисто, просторно, прибрано и светло. В гостиной Анна увидела сотни книг, стена без окон была заставлена ими от пола до потолка, невысокие полки стояли даже под окнами, выходящими в огромный сад. Биргит предложила Анне сесть на один из двух светлых диванов с шерстяной обивкой и скрылась в кухне, откуда чуть позже вернулась с чайником и чашками, которые поставила на камин.

— Мне правда очень жаль, — сказала Анна.

— Я очень рада, что вы пришли, — ответила на это Биргит. — Мы совсем запутались. — Слезы потекли по ее щекам, она ничего не делала, чтобы их остановить.

— Мне правда очень жаль, — повторила Анна.

— Первые два дня телефон звонил не переставая. Декан. Завкафедрой. Бывшие дипломники, коллеги со всего мира. Все хотели принести соболезнования. Большинство из искреннего сочувствия, но многие просто из вежливости. Я не понимаю, зачем звонить и приносить соболезнования, если ты на самом деле совершенно не тронут смертью. Вы можете это понять? — Анна покачала головой. — Ларса многие не любили. Я даже могу сказать, что хорошо их понимаю. С Ларсом никогда не было легко, — улыбнулась она. — Но с кем легко? — Она серьезно посмотрела на Анну. — Теперь телефон замолчал, — добавила она, глядя на столик, где стоял телефон.

— Вы не позвонили, — сказала Биргит чуть погодя. — Почему? — Анна вздохнула. — Ларс был уверен, что он вам не нравится, — она мягко посмотрела на Анну. — Его не очень-то волновало, кому он нравится, а кому нет. «Ааа, — говорил он, — это их проблемы. Ну хоть скучно не будет». Ларс любил, когда нескучно. Мне это в каком-то смысле всегда мешало. Это был так несправедливо. Он был хорошим мужем, — Биргит снова улыбнулась. — Очень непростым, но хорошим. И прекрасным отцом для Нанны.

Анна собиралась заверить Биргит в том, что совсем необязательно что-то ей объяснять, но тут Биргит сама сказала:

— Понятия не имею, зачем я все это говорю, — она улыбнулась и посмотрела на свои руки. — Я могу похоронить себя заживо, никогда не оправиться и остаться навсегда в таком состоянии. Или же я могу рассказывать всем о Ларсе. Зеленщику, водителю автобуса, молодому человеку, который звонит из Галлупа. Все окажутся заложниками моей скорби.

— Я знаю, каково вам сейчас, — внезапно сказала Анна.

Биргит налила еще чаю.

— Он часто о вас говорил, — вдруг сказала она. — Я думаю, он вами восхищался. А ведь Ларса главным образом восхищали птицы, — Биргит криво улыбнулась.

У Анны горели щеки, и она собиралась возразить, но Биргит продолжала.

— Она меня терпеть не может, говорил он о вас. Но она скорее умрет, чем признает это. Он вас очень уважал, Анна, — сказала она.

Анна не знала, что на это ответить. Все то, что она говорила раньше о Хелланде, показалось вдруг горьким.

— Я не знаю, что сказать, — искренне ответила она. Биргит смотрела на нее выжидательно. — У нас были свои разногласия, — осторожно добавила Анна.

— Да, конечно были. У Ларса почти со всеми были разногласия. Таким уж он был. Он жил так, как будто жизнь — это край бильярдного стола, как будто смысл в том, чтобы ударяться так сильно, как только возможно, если ты хочешь чего-то достичь.

Наступила короткая тишина.

— Они вас тоже подозревают? — внезапно спросила Биргит.

— Тоже? Значит, и вас? — удивленно переспросила Анна.

— Они не говорят этого прямо. Этот здоровенный главным образом. Он хочет выглядеть таким веселым увальнем, поэтому мычит и уклоняется от ответа. Все, что он может сказать, — это что у Ларса якобы была тропическая инфекция и полиция рассматривает этот случай как подозрительный.И тут же убеждает меня, что они заняты тщательным расследованием обстоятельств дела. Но он что-то скрывает. Он не рассказывает мне всей правды, потому что подозревает меня, в этом я абсолютно уверена, — Биргит вдруг поднялась, подошла к Анне, села рядом, взяла ее за руки и посмотрела на нее отчаянно.

— Мы скоро сойдем с ума, — хрипло сказала она. — Мы глаз не сомкнули. Ларс был совершенно здоров до понедельника — и вдруг умер. Зачем кому-то убивать Ларса? И при чем здесь тогда тропическая инфекция? Это же просто смешно.

Анна почувствовала, что все в ней ощетинивается. Биргит села слишком близко, и что-то сжалось у Анны в горле.

— Вы врете, — хрипло сказала Анна.

Биргит уставилась на нее:

— Что вы имеете в виду?

— Ваш муж был нездоров, — ответила Анна. — Я его видела. Он был ужасно болен. Зачем вы говорите, что он был здоров, если мы обе знаем, что это не так?

Биргит немного отодвинулась.

— Я не понимаю, — сказала она, у нее дрожали губы.

— Что у него было с глазом? — спросила Анна.

— Вы про этот маленький полип?

— Да, что это было такое?

— У его отца было то же самое, — неуверенно ответила Биргит. — Это наследственное.

— Нет, — сказала Анна. — Ничего подобного. И вы прекрасно это знаете.

Биргит упрямо смотрела на Анну.

— Ларс не был болен. Я не знаю, почему вы продолжаете на этом настаивать. Я его любила. Он не был болен, — Биргит расплакалась. — Я хотела просто отдать вам это, — сказала она спустя какое-то время, поднимая маленькую белую коробочку с круглого стола возле дивана. Слезы текли у нее по щекам.

— Это от Ларса, — она задыхалась от слез. — Это подарок вам на защиту.

Анна нехотя взяла коробку.

— Откройте, — сказала Биргит.

Анна сняла крышку, подняла яично-желтый слой ваты, который лежал сверху, и увидела серебряную цепочку с кулоном. Кулон состоял из двух частей — яйца и пера. Анна проглотила комок и взглянула на Биргит.

— Как красиво, — сказала она.

Биргит улыбнулась сквозь слезы. Она по-прежнему сидела слишком близко, так что Анна чувствовала запах ее слез и ощущала отвратительное тепло от ее тела. Анна не хотела больше здесь находиться. Ни минуты.

— Я не знаю, зачем вы врете, но знаю, что врете. И до тех пор пока вы будете врать, вы можете на меня не рассчитывать. Спасибо за чай.

Только выйдя на улицу, она поняла, как сильно дрожит.

Анна села в автобус и поехала обратно в университет. Она попробовала дозвониться Йоханнесу, но после пары гудков включился автоответчик. Автобус поравнялся с полицейским участком Беллахой, завернул на Фредерикссундсвай, и тут она заметила на тротуаре Сесилье. Та шла, наклонившись вперед и обвязав волосы шарфом, потом подняла глаза, увидела автобус и побежала к остановке. Анну она не заметила. Несмотря на погоду, на ней были сапоги на высоких каблуках и бежевое пальто с кожаной отделкой, шикарное, но недостаточно теплое.

Почему они такие разные? Почему мать Анны часто смотрит на нее как на марсианку? Сесилье проходила теперь мимо окна, возле которого сидела Анна, в задней части автобуса. Она поскользнулась, но смогла удержать равновесие, втиснулась в переполненный автобус и стала так, что Анна могла беспрепятственно ее рассматривать. Сесилье выглядела изнуренной. Обычно она всегда пользовалась красной помадой, но сейчас у нее были потрескавшиеся ненакрашенные губы, и, похоже, она недавно плакала. Из-за Анны? Из-за маленькой Лили? И все-таки она не звонила. Зато звонил Йенс. Семь раз с тех пор, как она бросила в трубку. Как шпион из игры «Стратего», который жаждет прощупать почву, жаждет умереть за знамя. На эти звонки отвечал ее автоответчик.