Перо динозавра - Газан Сиссель-Йо. Страница 56

— Это гомосексуальный клуб? — спросил Сёрен.

— Нет. Как я уже сказал: никакого кода, никаких правил, — ответил Стен. — Гомосексуалистам здесь рады точно так же, как и гетеросексуалам. Многие, похоже, приходят туда в обычной повседневной одежде и никак не выказывают своей ориентации.

— И что, никакого секса? — спросил Сёрен.

— Да, никакого секса. Наверняка еще и поэтому никто не пытается скрыть свою идентичность. Не только Йоханнес фигурирует там под своим настоящим именем. Единственное, что держится в тайне, это место проведения мероприятий. Записываясь для участия в них, ты добавляешь свой телефон в sms-рассылку — и получаешь информацию о том, где пройдет следующая встреча, за несколько часов до ее начала. Место каждый раз новое. Наверняка это делается, чтобы избежать нашествия всюду сующих свой нос неонацистов и прочего сброда. — Стен пожал плечами. — У меня вообще сложилось впечатление, что там не бывает никаких темных делишек. Мы говорим о множестве переодетых взрослых, влюбленных в темноту и ужасы. Однако в готической тусовке есть много совместителей.

— Совместителей?

— Людей, которые участвуют в готической тусовке иявляются активными членами фетиш-тусовки. И поверь мне, насколько открыта готическая среда, настолько же герметически закрыта фетиш-среда. Как перепуганная устрица. Их клуб называется «Инкогнито», и за их ежемесячными клубными встречами стоят те же самые люди, которые организуют мероприятия «Красной маски», но на встречах фетишистов правила гораздо строже. Фотографировать, например, не разрешается ни при каких обстоятельствах. Фетишисты в массе своей старше готов и, следовательно, более устроены в жизни, у них есть семьи и постоянная работа, поэтому они гораздо осторожнее и заботятся о том, чтобы скрывать свою личность. Главная разница между готической и фетиш-тусовкой — в сексе. Фетиш-мероприятия привязаны к так называемым темным комнатам, или трахательным, как их называли бы у нас в провинции, там можно анонимно предаваться различным радостям. Сексуальные развлечения у них довольно жесткие. Тебя могут выпороть, нацепить прищепки на соски, подвесить к стене с катушкой и грузом, поупражняться в японском бондаже и вообще проделывать с тобой такое, о чем я, понятное дело, не имел никакого представления, пока не прочел об этом в Сети вчера поздно вечером, — Стен ухмыльнулся. — Но даже в трахательных комнатах люди сохраняют свою анонимность. Ты находишь партнера и отрываешься на полную катушку. Йоханнес получал несколько писем с подробностями о фетиш-мероприятиях, так что, я думаю, вероятность того, что он является активным членом обеих тусовок, довольно высока. Я ставлю на то, что Орландо встретил YourGuyна мероприятии в одном из двух клубов, и подозреваю, что Йоханнес исчез, потому что прячется от YourGuy, которыйне очень-то похож на доброго дядюшку, — добавил Стен, щелкнув пальцем по распечаткам.

Сёрен задумался.

— И тебе не кажется, что YourGuyпросто очень влюблен, а тон немного жесткий, ну, потому что они вращаются в таких кругах? — спросил он.

Стен кивнул:

— Возможно, но меня смущает, что адрес, с которого пишет YourGuy,зарегистрирован анонимно, то есть принадлежит Дональду Даку, 2200 Дональд.Это обычная проблема бесплатных адресов. При желании можно сделать адрес анонимным — как поступил тот, кто угрожал Хелланду, — или же зарегистрировать его на любое имя, Дональда Дака или Билла Клинтона, и если не использовать при этом личный компьютер, то отследить человека будет невозможно. Адрес использовался только в этих трех случаях. Его создали четвертого сентября этого года, три письма отправлены соответственно двенадцатого сентября, шестнадцатого сентября и четыре дня назад, седьмого октября. Я, конечно, проследил, откуда отправлены письма, выяснил, что это было сделано из интернет-кафе, и поговорил с его хозяином, который рассмеялся, когда услышал, о чем я спрашиваю. В этом кафе стоят двадцать компьютеров, распределенных по трем маленьким комнатам, и каждый день туда заходят около двухсот человек. Никто не следит за тем, кто приходит и уходит. Эти письма мог написать кто угодно. Но одно мы знаем твердо: человек, написавший их, не хотел, чтобы его узнали, — а зачем так скрываться, если ты просто «очень влюблен»?

Сёрен медленно кивнул.

— Почему ты вообще думаешь, что Йоханнес гей? Ты на это несколько раз намекал, — спросил Стен.

— Это не точно. У меня есть подозрения, но Анна Белла Нор, например, это отрицает. А что?

Стен задумчиво взглянул на него:

— Я запустил поиск на слово «Орландо» и узнал, что это имя главного героя в книге Вирджинии Вульф 1926 года. Орландо — это торговец, который живет четыреста лет и в конце концов превращается в женщину…

— И? — спросил Сёрен, разглядывая Стена.

— Мне совершенно не кажется, что Йоханнес гей, — легко ответил Стен. — У «Красной маски» есть форум, на котором пишут комментарии после праздников, и Йоханнес явно популярен среди женщин, он флиртует так, что дым столбом. Я думаю, что он играет со своим женственным началом и что мы с тобой достаточно глупы, чтобы путать это с гомосексуальностью.

В дверь постучали. Это был Хенрик. Стен встал, когда тот вошел в кабинет.

— Мы как раз закончили, — сказал Стен, поздоровавшись с Хенриком. По дороге к выходу он остановился. — Успехов в поисках истины, — сказал он, покачав головой.

Когда он ушел, Сёрен уронил голову на руки и замер за своим письменным столом.

— Можно узнать, что здесь происходит? — спросил Хенрик. Он стоял скрестив руки и выглядел молодцевато.

— У меня нет больше сил, — пробормотал Сёрен, уткнувшись носом в коврик на столе.

Сёрен с Хенриком отъехали от полицейского участка, повернули направо и поехали по Фредерикссундсвай.

— Почему мы едем не по Борупс Алле? Нам разве не в район Вестербро?

— Сначала нужно кое-что проверить, — ответил Сёрен. — Йоханнес Тройборг ведь не единственный, кто исчез. Эрик Тюбьерг не отвечает ни на телефонные звонки, ни на письма, ни на ту вежливую записку, которую я собственноручно положил на его письменный стол. Но он живет на Могевай, двадцать шесть, так что, я думаю, мы заскочим туда по дороге.

Они снова замолчали.

Сёрен и Хенрик начали дружить еще в полицейской академии, но вдруг, внезапно, на коротком отрезке между Беллахой и Могевай, Сёрен осознал, что сейчас сказать, что они друзья, было бы неправдой. Обычно, когда они ехали куда-то вместе, Хенрик всегда сидел на пассажирском сиденье и жаловался, что семья сводит его с ума. Или рассказывал анекдоты о своем мотоцикле и о том, где он в последнее время на нем бывал. Или молол какую-то ерунду о женщинах, футболе или о том, что теперь, черт побери, ему нужно пойти на курсы английского, потому что его чертовы спиногрызы отлично говорят по-английски и начали издеваться над его произношением. Поворачивая на Могевай и проскальзывая на пустое парковочное место перед домом двадцать шесть, Сёрен понял вдруг, как давно это словоизвержение прекратилось.

Сёрен оставил ключ в зажигании. Он никогда не рассказывал Хенрику о том, что случилось. Вдруг тому захотелось бы об этом поговорить? Сёрен не смог бы вынести такого разговора, поэтому предпочел ничего не рассказывать Хенрику. Да и вообще никому. Он был наедине со своей тоской, она инкапсулировалась и сидела в нем как осколок кривого зеркала.

— Черт, как же у меня болит голова! — воскликнул вдруг Хенрик, нетерпеливо болтая ногой.

— Ты что, гулял вчера, что ли? — спросил Сёрен.

— Да, я встречался кое с кем, — ответил тот вдруг неуверенно, как будто проговорился. — Ну, выпили по паре пива, и все такое.

— С Алланом, что ли? — спросил Сёрен. Аллан был их общим другом и коллегой.

Хенрик вдруг глупо рассмеялся:

— Нет, это… да ну, черт с ним. Я влез в какое-то дерьмо, в общем. Расскажу как-нибудь в другой раз.

Сёрен продолжал сидеть, держась за руль.

— Ну что? — вопросительно сказал Хенрик. — Идем искать этого Тюбьерга? Или что?