Акт бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 92

— Давай, иди. Я знаю, ты хочешь его увидеть. Только будь дома к полуночи. И скажи ему, чтобы завтра он пришел к нам домой. Я хочу встретиться с ним. Официально.

Он это серьезно? Выражение его лица говорит о том, что так оно и есть, но тот наверняка шутит.

— Иди, Пресли Мария. Пока я не передумал. Он грубоват, но, по крайней мере, я знаю, что парень позаботится о тебе.

Я улыбаюсь впервые за неделю. Быстро целую его в щеку, затем крепко прижимаю к себе. Знаю, как это тяжело для него; он скорее закутал бы меня в вату, чем позволил тусоваться с парнем в этот самый момент, но думаю, он знает, что это то, что мне нужно, чтобы сохранить свою душу живой.

— Спасибо, пап. Я люблю тебя.

***

Никого нет дома.

К счастью, входная дверь не заперта. Мальчики, должно быть, забыли запереть дом по дороге на выпускной сегодня утром. Вхожу внутрь, немного напуганная тем, насколько тихо здесь, и направляюсь прямо наверх, в комнату Пакса. В отличие от других раз, когда я была здесь, в его спальне все аккуратно убрано. На полу нет никакой одежды. Кровать застелена. Поверхности безупречно чистые. Все аккуратно и чисто.

Я должна написать ему и узнать, где он — парень мог бы пойти куда-нибудь с Дэшем и Рэном, чтобы отпраздновать выпускной, — но даже не знаю, что написать ему в текстовом сообщении. Я бы предпочла подождать и поговорить с ним лицом к лицу. Поэтому ложусь на его кровать и жду.

Проходит час, и к этому моменту я уже борюсь с тем, чтобы не заснуть. Странный, низкий гул системы фильтрации воздуха поначалу раздражал, но вскоре я обнаружила, что он успокаивает меня и усыпляет. Когда просыпаюсь позже, уже сумерки, и мягкий, неровный фиолетовый свет отбрасывает тени на стены.

Пакс сидит в кожаном кресле у окна, в паре метров от кровати, и наблюдает за мной. Его лицо все еще немного в синяках после стычки с Джоной. На нем черная рубашка на пуговицах с закатанными до локтей рукавами. Его джинсы, как всегда черные. Ноги босые. Окутанный тенью. Его голова покоится на спинке кресла, выражение его лица такое серьезное, что Пакс выглядит как… он выглядит совершенно, как всегда.

Парень ничего не говорит, хотя я, очевидно, уже проснулась. Он рисует круг на подлокотнике кожаного кресла кончиками пальцев, наблюдая, как я наблюдаю за ним.

— Прости. Я должна была бодрствовать и быть начеку, когда ты вернешься. Я просто…

— Я не возражаю, — тихо говорит он. Едва заметная улыбка играет в уголках его рта. — Я думал, что попал в сказку Братьев Гримм, когда вошел в эту дверь. В моей постели мирно спал прекрасный огненноволосый ангел.

Мои щеки горят. Я вдруг становлюсь очень застенчивой.

— Тебе что-нибудь нужно? — шепчет Пакс. — Воды или?..

Я качаю головой.

— Нет. Если только у тебя случайно не найдется шоколадный молочный коктейль в холодильнике внизу.

Он очень тихо смеется себе под нос, доставая телефон из кармана. Экран загорается, когда парень коротко нажимает на него, затем кладет его обратно в карман.

— Один шоколадный молочный коктейль. Сейчас будет. — Из динамиков не доносится дэт-метал. Никаких жестоких видеоигр, бушующих по телевизору. В его комнате царит тишина, а Пакс продолжает просто… смотреть на меня.

— Ты сегодня чуть не довел Харкорт до аневризмы, — говорю я.

Вдыхая, он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.

— Я не хочу об этом говорить.

— Тогда о чем ты хочешь поговорить?

— Мне жаль, что я действовал за твоей спиной. Мне не следовало вмешиваться в твои дела с Джоной.

— Ну. Что ж. — Я грустно улыбаюсь ему, глядя на свои руки. — Тебе придется дать мне минутку. Мне трудно переварить тот факт, что великий Пакс Дэвис за что-то извиняется.

Я подумала, что он был бы признателен, если бы я сгладила ситуацию, немного ослабив напряжение, которое только что затопило комнату, но парень не улыбается.

— Я серьезно, — говорит он. — Мне так чертовски жаль. Если бы я не сунул свой нос в это дело, его бы никогда даже близко не было в Нью-Йорке.

Я медленно качаю головой.

— Все в порядке…

— Но я также чертовски зол на тебя, Чейз.

Вот так. Это больше похоже на правду. Я вздыхаю, зная, что сейчас будет.

— Ты должна была сказать мне, что сделал этот псих. Должна была сказать кому-нибудь…

— Знаю. И мой отец, и Элоди, и Кэрри, и три разных психотерапевта, и копы, все они говорили мне это, поверь мне, я знаю. Однако не могу объяснять, как сильно он залез мне под кожу. Он всегда мог. И я знала, насколько тот неуравновешен. Он бы убил меня.

— Если бы ты сказала мне…

— Зачем мне было это делать, Пакс? Ты не был моим парнем. Ты был просто парнем, с которым я спала. Могу добавить, очень злой, агрессивный парень, с которым я спала. У меня не было причин говорить что-либо…

— Посмотри на меня, — шепчет он. — Я справился со всем этим действительно чертовски плохо. Я облажался. С самого начала. Я не… — Он раздраженно фыркает. — У меня нет никакого опыта в этом дерьме. Я ни разу в жизни не был мил ни с одной девушкой. Не знаю, как это делается. Но я, блядь, ненавижу себя за то, что не дал тебе в тот день в твоей спальне чертовски ясно понять, что я хотел тебя. Не для того чтобы просто трахнуть. Не продолжать какое-то глупое, бессмысленное соглашение, в котором не было никакого смысла. Я должен был сказать тебе, что хочу тебя. Если бы я тогда это сделал, ты, вероятно, рассказала бы мне все.

— Я бы не стала, — говорю я. — Даже если бы ты сказал мне все это, мне все равно было бы слишком стыдно.

— Стыдно?

Я опускаю голову, прячась от выражения шока на его лице.

— Я чувствовала… Я чувствую себя грязной, Пакс. То, что он сделал со мной…

— Это не твоя вина!

— Я знаю. Но это не останавливает это отвратительное чувство, ползущее у меня под кожей. И я не могу просто стереть это сейчас, когда он за решеткой.

Я чувствую, как Пакс переживает из-за этого, его гнев растет и растет.

— Мне так чертовски жаль, Чейз.

— Остановись. Не извиняйся больше. Все это не твоих рук дело. Чего мы добьемся, пытаясь снять вину друг с друга? Никто из нас не виноват. Давай оба просто… — Я вздыхаю, качая головой.

— Забудем об этом? — Глаза Пакс ярко сияют. — Будем двигаться дальше? Вернемся к ненависти друг к другу? Будем трахать друг друга? Драться, царапаться и рвать друг друга на части?

В моем горле образуется твердый комок.

— Ты этого хочешь?

Пакс изучает свои руки, сгибая и разгибая пальцы, сгибая, разгибая, сгибая, разгибая. Он моргает, и я вижу каждую мельчайшую деталь его ресниц, запечатленную силуэтом на фоне света, льющегося из окна позади него. Парень молча встает на ноги и пересекает комнату, подходит и садится на край кровати рядом со мной. Боже, сама его близость заставляет мое сердце биться быстрее.

— Нет, — говорит он. — Я хочу не этого.

Пакс непреклонен. Его голос не дрогнул. Мое сердце падает в груди, учитывая решимость в его тоне. Он не хочет продолжать наши напряженные, агрессивные неотношения. Это имеет смысл, теперь, когда выпускной не за горами. Он устал от всего этого, и я не могу сказать, что виню его. На его месте я бы, наверное, приняла такое же решение. Кому нужен такой хаос, ежедневно разрушающий их жизнь? Только сумасшедший предпочел бы продолжать идти по этому пути. Но это причиняет боль — осознание того, что эта короткая, странная связь между нами не может продолжаться.

Пакс склоняет голову, и я ничего не могу с собой поделать: я протягиваю руку и нежно провожу пальцами по свежевымытым, колючим волосам на его затылке, наслаждаясь их ощущением в последний раз. Веки Пакса, дрожа, закрываются.

— Я хочу… — говорит он, пугая меня. — Хочу… чтобы все было проще. Менее запутанно. Я хочу… большего. Я просто… — Мускул на его челюсти напрягся, отмечая его дискомфорт. Делая вдох, парень поворачивается, чтобы посмотреть на меня, двигаясь быстро, как будто срывает какой-то пластырь. — Как я и сказал. Я просто не знаю, как это сделать.