Ночная Сторона Длинного Солнца - Вулф Джин Родман. Страница 13
— В беседке, — добавила майтера Мрамор. Она махнула, ее одетая в черное рука и сверкающая ладонь едва виднелись через ширму из виноградных листьев.
Первый яростный натиск бури быстро закончился, но дождь все еще шел, его ласковая скороговорка сыпалась как благословение на огородные грядки.
«Мы встречаемся как любовники», — подумал Шелк, восстанавливая равновесие и раздвигая руками мокрую листву; на мгновение он спросил себя, не подумала ли она то же самое.
Нет. «Как любовники» — так мог подумать только он. Потому что он любил ее, как любил мать, как мог бы любить старшую сестру, если бы она у него была; стремился вызвать робкую улыбку, которую у нее заменял особый наклон головы, хотел добиться ее одобрения, одобрения от старой сивиллы, изношенного хэма; даже когда он был маленьким и вокруг было много больше хэмов, никто никогда не глядел на них дважды — они были никому не интересны, за исключением самых маленьких детей. Каким одиноким он бы чувствовал себя посреди драчливой толпы этой четверти, если бы не она!
Она встала, когда он вошел в беседку, и опять села, когда сел он.
— Ты не должна этого делать, когда мы одни, сив, — сказал он. — Я же говорил тебе.
Майтера Мрамор склонила голову набок таким образом, что ее жесткое металлическое лицо показалось раскаивающимся.
— Иногда я забываю. Я извиняюсь, патера.
— И я забываю, что не должен поправлять тебя, потому что всегда обнаруживаю, рано или поздно, что ты всегда права во всем. О чем ты хочешь поговорить со мной, майтера?
— Тебе не мешает дождь? — Майтера Мрамор посмотрела наверх через арочную крышу из виноградных лоз.
— Конечно нет. Но тебе должен. Если тебе не хочется идти до палестры, мы могли бы пойти в мантейон. В любом случае я должен посмотреть, не течет ли в нем крыша.
Она покачала головой:
— Майтера Роза расстроится. Она знает, что все это совершенно невинно, но она не хочет, чтобы мы встречались наедине в палестре. Люди могут начать говорить — тот тип людей, которые никогда не присутствуют при жертвоприношениях и ищут для этого предлоги. Она не захотела прийти сама, а майтера Мята приглядывает за огнем. Во всяком случае, так я думаю. Мы не совсем одни — майтера может видеть нас в окно киновии, — и здесь у нас есть хоть какое-то укрытие от дождя.
Шелк кивнул:
— Понимаю.
— Ты сказал, что дождь должен мешать мне. Ты очень добр, но я не чувствую его, а одежда высохнет. Я без труда высушиваю стирку, но мне требуются большие усилия, чтобы накачать достаточно воды для нее. Кстати, колодец дома авгура еще хорош?
— Да, конечно. — Увидев выражение ее лица, Шелк покачал головой. — Нет, конечно, нет. Пусть дети утешаются мыслями о том, что Пас никогда не сопротивляется просьбам своей дочери защитить нас и всегда будет поддерживать нас. Но, на самом деле, этого никто не знает; мы можем только надеяться. Если нам потребуется выкопать новые колодцы, Церковь ссудит нам денег, вот и все. Если мы не сможем поддерживать этот мантейон без новых колодцев, то так и сделаем.
Майтера Мрамор ничего не сказала, но так наклонила голову, как будто была не в состоянии встретиться с ним взглядом.
— Неужели это так тебя волнует, майтера? Послушай, я открою тебе тайну. На меня снизошло просветление от Внешнего.
Сидящая без движения, она могла быть отшлифованной временем статуей, одетой для какой-то эксцентричной торжественной цели в черную одежду сивиллы.
— Это правда, майтера! Ты не веришь мне?
— Я верю, что ты веришь в собственное просветление, патера, — сказала она, посмотрев вверх. — Я хорошо знаю тебя или, по меньшей мере, я думаю, что знаю, и ты никогда бы не соврал о деле вроде этого.
— И бог сказал мне почему — чтобы спасти наш мантейон. Это моя задача. — Шелк запнулся. — Ты даже представить себе не можешь, как великолепно я себя чувствую, получив задачу от бога, майтера. Это удивительно! Теперь я знаю, для чего создан, и все мое сердце стремится к одной цели.
Он встал, больше не в состоянии сидеть.
— Если я должен спасти наш мантейон, разве это не говорит нам что-то? Я тебя спрашиваю.
— Не знаю, патера. Говорит?
— Да! Да, говорит. Мы можем применить логику даже к указаниям богов, верно? К их действиям и словам, и, конечно, мы можем применить логику к нашему случаю. И она подсказывает нам две вещи, обе исключительно важные. Первая — мантейон в опасности. Он не приказал бы мне его спасать, если бы дело обстояло не так, не правда ли? Значит, есть определенная угроза, и для нас жизненно необходимо это знать. — Шелк вышел из беседки и, под струями теплого дождя, посмотрел на восток, в направлении Главного Компьютера, дома богов.
— Второе, даже еще более важное, майтера. Наш мантейон можно спасти. Другими словами, он в опасности, но не обречен. Он не приказал бы мне его спасать, если бы это было невозможно, не правда ли?
— Патера, пожалуйста, подойди ко мне и сядь, — взмолилась майтера Мрамор. — Я не хочу, чтобы ты простудился.
Шелк вернулся в беседку, и она встала.
— Ты не должна… — начал было он, но тут же застенчиво усмехнулся. — Прости меня, майтера. Прости меня, пожалуйста. Я становлюсь старше, но ничему не учусь.
Она мотнула головой из стороны в сторону, ее молчаливый смех.
— Ты еще не стар, патера. Я немного посмотрела, как ты сегодня играл, и ни один из этих мальчиков не двигался так быстро, как ты.
— Только потому, что у меня большой опыт, — сказал он, и они оба сели.
Улыбнувшись, она сжала его ладони в своих, удивив его. Мягкая кожа на кончиках ее пальцев давным-давно стерлась, обнажив голую сталь, темную, как ее мысли в свободное время, и отполированную бесконечным трудом.
— Ты и дети — единственная молодежь в этом мантейоне. Он — не для тебя, а ты — не для него.
— Майтера Мята совсем не старая. Это действительно так, майтера, хотя я знаю, что она существенно старше меня.
Майтера Мрамор вздохнула, мягкое тс, как усталый взмах тряпки по мозаичному полу.
— Боюсь, бедная майтера Мята родилась старой. Или, возможно, научилась быть старой раньше, чем научилась говорить. Как бы то ни было, она всегда принадлежала этому месту. А ты — никогда, патера.
— Значит, ты тоже считаешь, что все будет сломано, верно? И не имеет значения, что Внешний мог сказать мне.
Майтера Мрамор неохотно кивнула:
— Да, считаю. Или, должна сказать, сами здания могут и остаться, хотя даже это очень сомнительно. Но твой мантейон больше не будет нести слова богов людям этой четверти, и наша палестра больше не будет учить их детей.
— Какие возможности на лучшую жизнь будут у этих малышей без нашей палестры? — рявкнул Шелк.
— А какие возможности у людей их класса есть сейчас?
Он зло тряхнул головой, ему хотелось рыть землю.
— Такое уже случалось раньше, патера. Капитул найдет для нас новые мантейоны. Получше, я думаю, потому что трудно найти хуже, чем этот. Я пойду туда учить и помогать, а ты будешь приносить жертвы и отпускать грехи. Все будет в порядке.
— Сегодня у меня было просветление, — сказал Шелк. — Я не говорил об этом никому, кроме тебя и еще одного человека, которого встретил по дороге на рынок, и никто из вас не поверил мне.
— Патера…
— Очевидно, я не сказал это достаточно отчетливо, верно? Давай попробуем еще раз, может быть сейчас получится лучше. — Он какое-то время сидел молча, потирая щеку.
— Я молился и молился о помощи. Молился, конечно, главным образом Девяти, но, время от времени, и любому богу или богине, упомянутым в Писаниях; и сегодня около полудня на мои молитвы ответил Внешний. Майтера, ты знаешь… — Его голос дрогнул, и он понял, что не в состоянии управлять им. — Ты знаешь, что он сказал мне, майтера? Что он сказал мне?
Ее ладони сжимали его руки до тех пор, пока ему не стало по-настоящему больно.
— Только то, что он сообщил тебе, как сохранить наш мантейон. Пожалуйста, расскажи мне остальное, если можешь.