Ночная Сторона Длинного Солнца - Вулф Джин Родман. Страница 39

Шелк вспомнил свежие юные лица детей в палестре и усталые счастливые улыбки их матерей; сладкий дым жертвоприношения, поднимающийся с алтаря в небо через божьи ворота в крыше.

— В деньгах? Он не имеет цены.

— Точно. — Кровь посмотрел на игломет, который он держал в руке, и сунул его в карман вышитых штанов. — Это именно то, что ты чувствуешь, и вот почему ты пришел сюда, хотя знал, что тебя могут убить. Кстати, ты не первый, кто пытался проникнуть в виллу, но ты первый, кого мы поймали внутри дома.

— Хоть какое-то утешение.

— Так что я восхищаюсь тобой и думаю, что мы могли бы делать дела вместе. На свободном рынке, патера, твое заведение стоит ровно тринадцать тысяч карт, и ни одним несчастным битом больше или меньше. Мы знаем это, потому что оно продавалось всего несколько дней назад, и именно за такую цену. Так что это цена бизнесмена. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Шелк кивнул.

— Будь уверен, у меня есть планы на него. Прибыльные планы. Но это не единственная возможность, и вот мое предложение. Ты говоришь, что он бесценен. А бесценность означает очень большие деньги. — Кровь облизал губы, его глаза сузились, тяжелый взгляд вперился в лицо Шелка. — Как человек, который извлекает лилейный доход из всего, что может найти, но никогда никого не обманывает, я скажу, что мы разделим разницу. Я продам его тебе, если ты заплатишь мне вдвое больше того, что заплатил я.

Шелк начал было говорить, но Кровь поднял руку:

— Давай разотрем это так, как должны делать воры в законе. Я продам его тебе за двадцать шесть тысяч карт и заплачу все издержки. Никаких трюков, никакого раздела собственности. Ты получишь все, что есть у меня.

Надежды Шелка, которые поднимались все выше с каждым словом, рухнули в пропасть. Неужели Кровь действительно думает, что он богат? Он знал, что есть миряне, считающие каждого авгура богачом.

— Я уже перечислил тебе все, что у меня есть, — сказал он. — Все вместе это стоит двести карт. Все имущество моей мамы стоило намного меньше двадцати шести тысяч карт, и Капитул забрал его себе, когда я принес обеты.

Кровь улыбнулся:

— Я не дурак, патера. Хочешь еще выпить?

Шелк покачал головой.

— А я хочу.

Когда Мускус ушел, Кровь снова сел на свое кресло.

— Я знаю, что у тебя нет двадцати шести тысяч или чего-то даже близкого. Не то чтобы я проглотил всю чушь, которую ты мне тут наплел, но если бы у тебя было хотя бы несколько тысяч, ты бы не жил на Солнечной улице. Но кто говорит, что ты останешься бедным навсегда только потому, что ты беден сейчас? Когда-то и я был бедняком, а погляди на меня сейчас.

— Я тебе верю, — сказал Шелк.

Улыбка Крови исчезла.

— И ты презирай меня, из-за этого. Могет быть, тебе будет легче.

— Нет, — ответил Шелк. — Теперь мне стало намного тяжелее. Ты никогда не приходил на жертвоприношения в наш мантейон — на самом деле даже некоторые воры так делают, — но в глубине души я знал, что собираюсь ограбить одного из своих, и ненавидел сам себя.

Смешок Крови не был ни веселым, ни дружеским:

— Ты и сейчас это делаешь.

— Как видишь.

— Я вижу больше, чем ты думаешь, патера. Намного больше. Я вижу, что ты хотел ограбить меня и почти добился цели. Минуту назад ты сказал мне, что я очень богат и потеря четырех зданий на Солнечной улице не значит для меня почти ничего. Неужели ты думаешь, что я самый богатый человек в Вайроне?

— Нет, — сказал Шелк.

— Нет что?

Шелк пожал плечами:

— Даже когда мы говорили на улице, я никогда не предполагал, что ты — самый богатый человек в городе; я понятия не имею, кто может быть самым богатым. Я только подумал, что ты — весьма состоятельный человек, и это было совершенно очевидно.

— Да, я действительно не самый богатый, — объявил Кровь, — и не самый бесчестный. Есть люди, которые богаче меня, и есть люди, которые бесчестнее меня, и таких очень много. Но, патера, большинство из них не так близки с Аюнтамьенто, как я. Это то, что ты должен держать в уме, думаешь ты об этом или нет.

Шелк не ответил и даже никак не показал, что услышал.

— Если ты хочешь свой мантейон обратно, почему бы тебе не взять его у них? Цену я тебе сказал — двадцать шесть тысяч. Это все, что имеет для меня значение, и у них они есть, не меньше, чем у меня; к тому же большинство из них более покладисты, чем я. Ты слушаешь меня, патера?

Шелк неохотно кивнул.

Мускус открыл дверь, как и раньше, и вошел в комнаты, ведя перед собой лакея. На этот раз на подносе было два приземистых бокала.

Кровь взял один, и лакей поклонился Шелку:

— Патера Шелк?

Все слуги уже знают, что его схватили, подумал Шелк; и теперь, скорее всего, каждый знает, кто он такой.

— Да, — сказал он; было бы бессмысленно это отрицать.

С выражением на лице, смысл которого Шелк не мог понять, лакей низко поклонился и протянул ему поднос:

— Я взял на себя смелость выбрать напиток, патера. Мускус сказал, что я могу. Для меня будет большой честью, если вы примете его.

Шелк взял бокал, улыбнулся и сказал:

— Спасибо тебе, сын мой. Ты очень добр. — На мгновение лакей засиял.

— Если тебя схватят, — продолжал Кровь, когда лакей ушел, — я тебя не знаю. Я никогда тебя не видел и никогда даже подумать не мог о чем-то подобном. Только так и должно быть.

— Разумеется. Но сейчас ты предлагаешь мне, чтобы я украл достаточно денег и купил мой мантейон у тебя. Значит, я, авгур, должен буду проникать тайком в дома других людей, как я вошел к тебе, и грабить их.

Кровь пригубил бокал.

— Я сказал только одно: если ты хочешь свой мантейон назад, я продам его тебе. Откуда ты возьмешь деньги — твое дело. Как ты думаешь, город спросил меня, откуда я взял деньги?

— Достаточно реальное решение, — признался Шелк, — и единственное, предложенное до настоящего времени.

Мускус ухмыльнулся.

— Твой домашний врач сказал, что моя правая щиколотка сломана, — продолжал Шелк. — Боюсь, потребуется время, прежде чем она заживет.

Кровь посмотрел на него поверх бокала:

— Я не могу дать тебе много времени, патера. Немного, только для нескольких дел. Но это все.

— Понял. — Шелк потер щеку. — Но какое-то время ты мне дашь — должен. Что произойдет с моим мантейоном за это время?

— Это мой мантейон, патера. Ты будешь управлять им так же, как раньше, хорошо? Только говори всем, кто захочет узнать, что он принадлежит мне. Он мой, не забудь сказать им.

— Я могу сказать, что ты заплатил за нас налоги, — предложил Шелк, — как ты и сделал. И что ты разрешил нам и дальше служить богам, из благочестия. — Это была ложь, которая, как он надеялся, могла со временем стать правдой.

— Хорошо. Но все, что ты будешь получать сверх издержек, мое, и каждый раз, когда я захочу увидеть счетные книги, ты принесешь их мне. Иначе никакой сделки. Сколько времени тебе нужно?

Шелк какое-то время размышлял, не уверенный, что сможет заставить себя совершить ограбления, на которых настаивал Кровь.

— Год, — рискнул он. За год может много чего случиться.

— Очень смешно. Готов поспорить, все ржут, когда ты покупаешь барана на сцилладень. Три недели — или, твою мать, пусть будет месяц. Но это все. Будет ли твоя щиколотка в порядке через месяц?

— Не знаю. — Шелк попробовал пошевелить ногой, но, как и раньше, обнаружил, что гипс обездвижил ее. — Не думаю, что это вероятно.

Кровь фыркнул.

— Муск, приведи Журавля.

— В твоем доме всегда есть врач? — спросил Шелк, когда дверь за Мускусом закрылась.

— Пытаюсь, чтобы был. — Кровь отставил бокал в сторону. — В течение года у меня был человек, который работал плохо, потом нейрохирург, но он задержался всего на пару месяцев. После чего я не стал торопиться, внимательно поглядел кругом и нашел Журавля. И он со мной… — Кровь замолчал, вычисляя, — уже почти четыре года. Он, естественно, присматривает за моими людьми здесь и трижды в неделю ездит в город, чтобы осмотреть девочек. Так намного удобнее, и экономит немного денег.