Краски - Ковезин Павел. Страница 2

– Пойдем отсюда, пока ты не стал звездой YouTube.

И мы свалили от любопытных глаз, направляясь в сторону одного из самых неблагополучных районов Берлина. Я шёл, сгорбившись и держась за голову обеими руками. Парень держал руку у меня на спине, словно я был его ребёнком, которого сейчас стошнит. Через пару минут боль отпустила, мир снова принял прежнее положение, пусть я и знал, что это ненадолго.

– Ну как ты, в порядке? – спросил темнокожий парень. – Я уж думал копыта двинешь.

– Со мной такое бывает, – ответил я, опустив голову и виновато улыбаясь, – спасибо тебе.

– Не за что, – он тоже улыбнулся. – Меня Сиджи зовут.

– Йохан, будем знакомы.

Я протянул руку, которую он с энтузиазмом пожал.

Так мы и познакомились. Сиджи жил на юге Берлина, в Нойкёльне. И на тот вечер, как и на все последующие, я остался у него. После аварии я всё реже стал заходить к себе домой. Там меня сжирали воспоминания. Последний мой поход домой закончился нервным срывом и разбитыми банками с краской. До Сиджи я иногда ночевал на работе или у друзей, порой – на улице. Реже гулял ночами напролёт, и никакой приходил на работу на следующее утро. Засыпал в «Subway» и прочих кафе за ноутбуком, пока не будили охранники. Моя жизнь стала похожа на жизнь бродяги – постоянные прогулки без цели, случайные знакомые, распитие алкоголя во дворах. Через несколько месяцев такой жизни меня уволили, не объяснив даже причины. Все всё понимали, но предпочитали не говорить об этом вслух. «Посмотри, в кого ты превратился, – было последним, что мне сказал коллега, – тебе бы к психологу». А ещё через несколько месяцев я познакомился с Сиджи, Лейлой и наркотиками. Сид был не против, что я ночую у него. За время бродяжничества, до того, как меня уволили, у меня накопилось столько денег, что ближайшие пару лет мы могли о них не беспокоиться.

В Нойкёльн без оружия заходить было просто безумием, однако, Сид имел здесь авторитет. Дворы заполняли серые дома, фасады которых были изрисованы граффити. В большинстве своём в них жили мигранты и люди, которым больше некуда податься, такие же, как мы. Днём улицы кишели сиротами-попрошайками и бомжами, а с наступлением ночи к ним присоединялись дилеры и проститутки. За прибыльные точки велись настоящие войны. Кровь, крики и выстрелы – обычный коктейль этого богом забытого места. Уровень криминала здесь превышал любые мыслимые нормы, несмотря на регулярные патрули полиции.

Авторитет Сиджи удалось заработать благодаря буйному характеру. Не сказал бы, что его уважали, но боялись многие. Атлетичностью он не отличался, но дикий взгляд и буйная кровь делали свое дело. Если что-то его не устраивало, он заводился с полтычка и лез в драку. Поэтому ссадины и синяки нередко украшали его скуластое лицо. Покалечив пару барыг, Сиджи удалось добиться того, что он мог без проблем толкать здесь дурь. Этим и зарабатывал на жизнь. Настоящие дилеры, которых знали в лицо, не видели в нём конкуренции.

Это место было полной противоположностью моему восприятию мира. Здесь всё было тусклым, окрашенным в серые тона. Раньше мне не приходило в голову, что кто-то живёт, совсем не видя ярких красок.

Впрочем, теперь мой мир ограничивался лишь белыми стенами, строгими врачами, серыми пилюлями и психами, лечение которых не давало плодов.

Раз в неделю, по средам, мне приходилось проходить обследование у психиатра, который при первой нашей встрече задавал какие-то банальные вопросы и интересовался моим состоянием. Календарь в зале говорил о том, что сегодня как раз среда. Первое моё посещение психиатра было более чем бесполезным – стандартный набор вопросов о самочувствии, травмах детства и причинах, что привели меня сюда. Может, вторая беседа пройдёт интереснее.

– Йохан, на обследование, – говорит Ойле, заходя в зал.

Я встаю с дивана и плетусь за доктором по узким коридорам лечебницы с подмигивающими лампочками на потолке.

Когда свет выключался в последний раз?

Направо. Налево. Ещё раз направо. Ойле, который идёт впереди жёлтым силуэтом, не вписывается в здешнюю атмосферу и кажется лишним. Мы оказываемся у двери с табличкой «Психиатр. Майер Т.». Доктор открывает её и жестом приглашает внутрь.

В центре кабинета расположен стол, справа и слева от которого стоят удобные диваны. По всей видимости, для того чтобы пациенты чувствовали себя как можно комфортнее. На одном из них сидит доктор Майер – невысокий седой мужчина в очках с небольшой залысиной.

– Спасибо, доктор Ойле, – говорит он жёлтому силуэту, после чего тот уходит. – Садитесь, Йохан, как ваше самочувствие?

– Мне намного лучше, спасибо, – вру я, улыбаясь и садясь на мягкий диван напротив психиатра.

– Сегодня я бы хотел поговорить с вами вот о чем, – начинает Майер, – как давно вы страдаете подобным расстройством?

Два года. Вот уже два года, с тех пор, как мне исполнилось двадцать один, я вижу мир в расплывающихся цветах, а людей – в плавящихся силуэтах. Но этому человеку с пристальным взглядом уже всё и так известно. Как можно спокойнее произношу:

– Два года.

Майер встаёт, подходит к автомату с водой, стоящему в углу кабинета, и наполняет два стакана.

– Будете? – спрашивает он, протягивая один.

Я не решаюсь взять стакан, боясь очередного приступа и галлюцинаций. Боюсь, если всё это произойдёт на глазах у психиатра – это шоу надолго задержит меня в больничных стенах.

– Нет, спасибо, пока не хочу.

Доктор ставит стакан на стол и садится на прежнее место.

– Вы помните, с чего это началось? При первой нашей встрече вы лишь вскользь упомянули аварию и семью. Я хотел бы выслушать эту историю целиком.

Да. Я прекрасно всё помню, вот только предпочел бы забыть.

– Йохан, не бойтесь, расскажите мне.

Я мысленно переношусь на два года назад, в тот серый осенний день, после которого свет для меня выключился. На его место пришли галлюцинации.

***

– Йохан, спускайся завтракать, – крикнула мать с кухни, из которой уже по всему дому разнесся приятный запах кофе и варёных яиц.

– Бриджит, ты слышала? Просыпайся! – продолжала мама.

Я бы не надеялся на то, что мою сестру можно разбудить одним отдаленным криком. Обычно на это уходит не менее получаса активных попыток её растормошить. Кажется, сегодня эта миссия предстоит мне. Встав с кровати, я надел первые попавшиеся шорты и майку и пошел в комнату Бриджит. По всем стенам развешаны плакаты «Rammstein» и «Oomph», на полках стоят фигурки известных актёров и музыкантов, по полу разбросаны вещи, а в углу – её гордость – гитара. Типичный набор для шестнадцати лет. В её возрасте я тоже увлекался роком и даже умел кое-что играть.

– Бриджит, вставай, – потребовал я, толкнув её в бок.

Она издала привычное утреннее «Н-у-у-у» и перевернулась на другой бок, укрывшись одеялом так, что теперь я видел лишь затылок с длинными светлыми волосами. Ещё пять минут я пытался её поднять, но, поняв, что это бесполезно, молча ушел на кухню.

Мама, надев фартук поверх своей разноцветной, и я бы даже сказал, детской пижамы, возилась у плиты. Как только я появился, она повернулась с двумя чашками горячего кофе и поставила их на стол рядом с тарелками, на которых лежали яйца и блинчики.

– Бриджит всё ещё спит? – улыбнувшись, спросила мама.

– Спит. Можешь пойти попробовать разбудить её сама. У меня не получилось, – ответил я и сел за стол.

– Как всегда, – сказала мама, вытирая руки об фартук, – пойду подниму спящую красавицу, сама же просила отвезти её в магазин с утра, – она вышла, но через пару секунд вернулась и добавила, – кстати, Йохан, ты едешь с нами. – Я?!

Не успел я отказать, как мама исчезла в дверном проёме. Чёрт. Не хватало потратить выходной на то, чтобы весь день провести в «Primark», в ожидании пока Бриджит выберет себе новые джинсы. Но мне не предоставили права выбора, так что придётся ехать с ними.

Через пару минут мама с сестрой появились на кухне. На Бриджит была длинная серая футболка, которую она тянула за подол, прикрывая бёдра. Я даже не стал спрашивать, как маме удалось её поднять.