Цветы и тени (СИ) - Трапная Марта. Страница 19
— Нарезал, — коротко сказал он. — Шел по лесу, увидел на дереве, подумал, леди Ровене понравится. Может быть, вы для чего-то их приспособите. Эти ваши букеты из хвороста многим нравятся.
Я рассмеялась. Букеты из хвороста — это было ужасно мило.
Глава 13. Лусиан: Так вот что имел в виду Мирча!
На мне висело камнем обещание позаботиться об Илине Ласьяу. Честно говоря, я не очень понимал, что это значит. У нее не было матери, и я не знал, где она — умерла? Уехала? Может быть, Илина была приемной дочерью Мирчи? Ладно, это я могу выяснить с легкостью. Но… как я мог о ней позаботиться? Что имел в виду Мирча?
Мне ничего не оставалось, как поговорить с дядей Флорином. Он наотрез отказался переселяться в Эстерельм навсегда, но иногда приезжал в гости. К счастью, его приезд почти совпал с моим возвращением.
Дядя Флорин вздохнул, услышав мой вопрос.
— Ты правда не понимаешь, Лусиан, или тебе не хочется понимать?
Я развел руками.
— Мне не до шуток! Я и так виноват перед ней, перед его семьей, перед всеми за эту разведку.
— Не самый умный ход, — согласился дядя Флорин. — Охраны надо было взять больше. И обоз.
Я поморщился. Основательность Флорина всегда казалось мне слишком… избыточной. Если путешествовать, то с обозом, если приглашать гостей, то за полгода.
— Позаботиться — найти ей мужа и новую семью, — мягко и, как мне показалось, даже с сочувствием сказал дядя Флорин.
— Что-о-о? — вот, это был яркий пример его основательности.
— А что ты думал?
— Я не знал, что думать, поэтому и спросил у тебя, — огрызнулся я. — Где же я буду искать ей мужа и семью?
— Ну, раз не можешь придумать, женись на ней сам.
Я ударил кулаком о стол, не успев подумать, что я делаю. Рука заболела. Это был хороший стол, основательный как дядя Флорин. Только с мраморной столешницей.
— Ого, — сказал дядя Флорин. — Что с тобой? Нет, я вижу, что жениться в твои планы не входит, но…
Он осекся. Я смотрел на него и не видел. Я видел Ровену, ее блестящие глаза, переполненные негодования. Наверное, вот так же она посмотрит на меня, если я когда-нибудь женюсь на ком-нибудь, кроме нее. Да не хочу я ни на ком жениться, кроме нее!
Это был неподходящий момент для озарения, но ведь озарение никогда не спрашивает, когда ему прийти — пора или не пора, готов ты или нет. Я понял, почему она предала свою семью. Я понял, почему ее разозлили мои деньги. Теперь я знал, почему она меня спасла. И, клянусь белым и черным огнем, теперь я испытывал к ней не только благодарность. Она мне нравилась. Очень. Я молчал, пораженный своим открытием. Ведь все так просто! Осталось придумать, как вернуть леди Ровену в Эстерельм. То есть, вернуть ее просто. Надо помиловать ее семью. Можно не только ее семью, но и еще каких-нибудь ссыльных. Много ли было ссылок за последние годы правления Эриха? Я, кажется, кроме Ванеску, никого не отправлял в ссылку.
Я вздохнул и потер ушибленную руку.
— Ты можешь объявить о помолвке, — мягко сказал дядя Флорин. — И под этим благовидным предлогом забрать девушку в замок. Здесь она может учиться, получать нужные знания, обзавестись знакомствами. А когда она в кого-нибудь влюбится, сделаешь благородный жест — объявишь о том, что не можешь стоять на пути у высоких чувств своей невесты, отменишь помолвку и благословишь ее свадьбу.
— А это не будет… недостойно? — осторожно спросил я. Все-таки политические игры никогда не были моей сильной стороной. Хотя я уже изрядно продвинулся в обучении этому навыку.
— Все будут рыдать от твоего благородства, — с усмешкой ответил дядя Флорин. — Особенно женщины. Это разумный и принятый в обществе выход, почитай историю. Самая большая опасность в этой ситуации — сделать так, чтобы эта девочка не влюбилась в тебя. Но, учитывая как ты себя ведешь в последнее время, шансов у нее немного — не то что влюбиться, даже увидеть тебя раз в году. Хотя если и влюбится, и это чувство будет взаимным… — Дядя Флорин сощурился и покачал головой, — ох, кажется, этого не случится. Тебе придется постараться не разбить ей сердце.
— Я вообще не думаю, что способен кому-то разбить сердце, — буркнул я.
Дядя Флорин пожал плечами, но не стал развивать тему.
В решении, которое предложил Флорин, был смысл. Чем больше я читал о том, как проходят помолвки, тем больше я понимал, что это отличный повод объявить амнистию. Без нее ближайший достойный для помилования заговорщиков повод подвернется через два года, на пятилетие моей коронации. А два года — это очень, очень долго.
Но, с другой стороны, разве помолвка — это честно по отношению леди Ровене? Наверное, мне стоит написать ей и предупредить о том, что я не собираюсь жениться на Илине. Но не буду ли я выглядеть глупо? Ведь если Ровена настолько искушена в светской жизни, как мне показалось в ту первую встречу, она поймет, что помолвка еще ничего не значит. Раз дядя Флорин говорит, что подобные помолвки с целью опеки — обычное дело.
Я прикусил губу. А ведь и Мириам намекала мне, кажется, именно на это, когда говорила про опеку. Нет уж. Никаких дочек Мириам!
И все равно на душе у меня было неспокойно. Я не торопился принимать решение о помолвке. Меня грызла совесть за смерть Мирчи. Каждый день, когда я буду видеть Илину, я буду вспоминать, почему она оказалась в замке. Как бы не возник у меня тогда соблазн показываться в замке как можно реже. А это значит, что я потеряю власть и понимание, что происходит в стране.
Но, может быть, так и должно быть? Я стоял в парке, рассматривая фонтан у восточной стены. Вода в нем была подкрашена в красный, а цветы вокруг были белыми, и капли воды хорошо выделялись на белых лепестках. Казалось, что цветы забрызганы кровью. Кому интересно, пришла в голову идея сделать такой странный уголок в замковом саду? В чашу фонтана была вделана табличка и я склонился к ней, чтобы прочитать надпись: «Место для размышлений о вине и стыде», — прочитал я. Хм, по крайней мере, это все объясняет. Я присел на скамейку перед фонтаном. Красная вода больше не вызывала у меня раздражения. Она была похожа на кровь, потому что должна быть похожа на кровь.
И именно тогда я и подумал: может быть, это правильно? Что Илина будет напоминать мне про Мирчу? Про мою собственную глупость и самонадеянность, из-за которой погиб ни в чем не виноватый человек. Ведь послушай я свой внутренний голос еще тогда, когда стоял у забора и растирал виски снегом, Мирча был бы жив. Я не имею права сбегать от вины. Я не должен забывать о том, что натворил. Пусть мне будет тяжело видеть Илину. Но я сдержу свое обещание Мирче. Быть принцем — не праздник, я всегда это знал. Но, кажется, только сейчас окончательно понял, что ничего личного у принца быть не может. Как бы мне ни хотелось обратного.
Я приказал своему секретарю подготовить список всех, кого ссылал принц Эрих, а также отдельный список — всех наказанных за не слишком серьезные проступки: мелких воришек, должников, клеветников и прочих. Единственные, кого я попросил не включать в этот список — разбойники.
Большой неожиданностью для меня оказалась в этом списке и Мириам. Я-то думал, она была фавориткой Эриха, или по крайней мере, близким другом. Но близких друзей не отправляют в ссылку. Для ссылки нужны более серьезные причины, чем плохие стихи. Хотя кто знает, что сделал бы я, если бы мне пришлось каждый день слушать стихи и видеть Мириам? Я попросил у секретаря подробностей, и он рассказал. Меня не слишком удивило услышанное.
Мириам к какой-то годовщине правления принца Эриха объявила, что хочет «воспеть нашу прекрасную Моровию», а иными словами — написать по исторической балладе про все крупные города страны. А для этого ей нужно, во-первых, побывать в этих городах, пожить как следует, чтобы почувствовать «местный дух» и, разумеется, изучить исторические хроники. Мириам планировала справиться за год, и принц Эрих, как сказал секретарь «с большой неохотой» согласился. Видимо, он уже в то время сильно охладел к поэзии Мириам, и возможно, его согласие было продиктовано лишь возможностью не видеть ее в течение года. Казначей тщательно посчитал, во сколько обойдутся исторические баллады Мириам и — секретарь положил мне на стол выписку из его доклада принцу Эриху — рекомендовал выдавать указанную сумму Мириам частями, ежемесячно. Но то ли Мириам убедила принца, то ли Эриху не хотелось мелочиться — все деньги она получила сразу. А через три месяца они закончились. Одновременно с терпением принца Эриха. И Мириам была лишена должности придворного поэта, отправлена в ссылку в Сириу.