Дорога к озеру Коцит (СИ) - Каратаев Кирилл. Страница 56

Сразу стало очень тихо. Лишь моё тяжелое дыхание оскорбляло своей бестактностью скорбное молчание разбитого в этом очередном глупом бою сада. Не меньше часа мне пришлось пробираться через на глазах загнивающие деревья и опадающие бутоны цветов. Через увядающую траву и плачущую землю. Через сомнения и оправдания.

А потом сад ожидаемо закончился, и ещё спустя несколько минут мне удалось отыскать в стене еле заметный под сваленными стволами деревьев узкий проход, выводящий из королевства сумасшедшего садовника. Обдирая руки и мысли, я с некоторым трудом пробился через неприветливо встречающий меня камень. Когда я, наконец, вырылся из его докучающих объятий, то оказался в небольшом пустом и непривычно светлом зале, в центре которого стояла широкая спиральная лестница. По всему выходило, что после долгой дороги вниз, мне предстоят не менее долгие шаги наверх. Я подошёл к подножию лестницы и услышал аритмичные звуки странной чарующей музыки.

Темп моих шагов в эти минуты определяли не силы и желания, но безумно-прекрасная и сумасшедше-пьянящая мелодия. Казалось, если она лишь прикажет, я могу и взлететь и упасть. Я не понимал, откуда она идёт и кто её гениальный творец. Какие инструменты способны породить подобное великолепие, и почему безымянные музыканты ещё не умерли от счастья обладания ею.

Я то еле плёлся, а то бежал, повинуясь её смеющемуся жесту. Я словно отдал ей свои разум и душу. Музыка врывалась в меня, переворачивая мои чувства, мои эмоции, мои мечты. Перед глазами вставали пленительные, сюрреальные образы. Плачущие и танцующие, дикие и влюблённые, гневные и покорные. И в эти минуты они были моими лучшими друзьями, заклятыми врагами, вечными попутчиками. Я прощал и ненавидел, забывал и вспоминал заново, вспоминал то, чего никогда не знал, то, чего никогда не было.

Она ласкала и гремела со всех сторон. Я перестал понимать, где верх и низ, право и лево, перестал думать и бояться, сомневаться и тревожиться. Она становилась частью меня, а я частью её, её аккордом, нотой, паузой. Я становился счастлив, счастлив, так как никогда не был и уже не буду, счастлив искренне и безвозмездно. Ведь она ничего не требовала взамен, не требовала платы и восхваления. Она лишь дарила — дарила с детской наивностью и древней мудростью. Дарила, чтобы никогда не повториться, чтобы всегда каждый звук был толькорождённым, безвинным, радостно кричащим и уже светло-пьяным. И как я мог отказаться от этого подарка.

Я сам не заметил, как оказался на вершине лестницы. Я не поверил, когда в последнем, печальном смешке смолкла финальная нота совершенства. Я не хотел в это верить. Я побежал обратно, захлёбываясь от горя, но встретила меня лишь равнодушно оскалившаяся тишина. Я возвратился и плакал. Я лежал и рыдал от невосполнимой потери. От ощущения пустоты, которую уже не заполнить, даже если каждую секунду бросать туда горсть наслаждений.

Когда я пришёл в себя, первое испытанное чувство оказалось весьма банальным, — это была боль. Боль не физическая, но душевная, боль, которую сотрёт лишь время, а время редко торопится. Потом стало смешно. То, что не мог сотворить ни один нормальный дьявол, хохоча над нами, сотворил безумец, отверженный, изгой. И теперь его великое творение стало достойной местью за былые обиды. Теперь отверженным считал себя уже я, отверженным самым прекрасным из того, что я слышал и чувствовал в жизни. Отверженным навсегда.

Немного покачиваясь, я медленно шёл по наклонённому вниз коридору. В ушах до сих пор звенела, вряд ли хоть когда-нибудь позабытая мелодия. Но если и не забыть, то убрать её подальше было сейчас жизненно необходимо. Лишь огонь знает, куда меня приведёт новая дорога, и кто будет стоять на ней. А ведь я ещё так и не нашёл даже следов Элати. И вера в то, что найду, с каждым шагом отбегала от меня всё дальше, издевательски при этом смеясь.

Впереди показался выход, причём показался он довольно знакомым. И как выяснилось через минуту вполне обоснованно. Посередине небольшой комнаты саркастически валялся мёртвый привратник. После осознания этого зрелища, я начал горячо и несколько занудно ругаться. Так непросто давшийся путь привёл меня в свое же начало, предлагая снова выбирать себе дорогу. Впрочем, на этот раз выбор мой был невелик. Самый простой путь, как всегда оказался самым верным, и я, не давая себе и двадцати секунд передышки, устремился к центральному коридору.

Глава 5. «Мне холодно, дьявол…». Часть 4

Этот коридор с виду был гораздо более ухожен, чем предыдущие посещённые места этого замка. Даже факелов здесь оказалось почти столько, сколько надо для комфортного передвижения. Под ноги не лезли камни, и не было слышно так часто здесь встречающихся противоестественных звуков. Мне даже стало несколько жаль, что этот островок относительного спокойствия оказался таким коротким.

Не прошло и пяти минут с начала моего движения, как я вышел в очередное безумное помещение. Из предметов интерьера в нём присутствовали большой стремящийся к кубической форме камень, а также дьявол, стоящий на нём и самозабвенно жонглирующий не менее чем десятком, вне всякого сомнения, острых кинжалов. Неожиданно для себя, отверженный потерял равновесие и упал столь неудачно, что его коварные игрушки решили отправить своего хозяина играть в другое (лучшее ли) место. Так получилось.

Я осторожно подошёл к окропленному свежей кровью камню. Вся его поверхность была изрезана перекликающимися фигурами и словами. Вероятно, этим нехитрым способом отверженные пытались запечатлеть историю Ордена. Фигуры были грубы и гротескны, а слова несвязанны и малоинформативны. Видимо данная летопись предназначалась исключительно для своих (что впрочем как раз неудивительно) и постороннему (то есть нормальному) дьяволу представлялась хаотичными рисунками младенца. Правда, слова были там отнюдь не детские — смерть, месть, плач и так далее. Похоже, история Ордена Отверженных имела мало радостных страниц.

Бросив надежды повысить свой уровень знания отверженной истории, я направился к недальновидно приоткрытым и приятно недалёким дверям. Не слишком нахально подтолкнув одну из створок, я вполглаза заглянул в продолжение своих основательно доставших приключений. А приключения явно не желали подходить к долгожданному концу. За дверью стоял явно запланированный пламенем на встречу со мной дьявол. Он спокойно и чуть надменно смотрел мне под ноги, будто не удостаивая меня чести прямого взгляда. Я решил не требовать от него соблюдения формальностей, я ударил и так.

Брызги разбитого стекла были слабым утешением очередной неудаче моей профессии. Не поддавшись мимолётной тоске, я резко вошёл в комнату и увидел себя. Себя, моего врага и его Путь, Путь не явный, но отражённый. Я словно вошёл в огромное зеркало.

— Снова война, — прохладный голос отверженного отразился от сотен зеркал и зазвенел надо мной. — Ты любишь воевать, пришелец?

— Приходится, — я снова ударил, больше рассчитывая на удачу, но вновь получил лишь ещё одно разбитое зеркало.

— А если не хочу воевать я? — вопрос оказался почти своевременным.

— Тогда уйди с моей дороги, — я никак не мог найти источник этого почему-то крайне раздражавшего меня голоса.

— Разве я стою на ней, дьявол? — отверженный и, правда, казался удивлённым, — разве не ты взошёл на мою?

— Значит сейчас у нас одна дорога, — не любил я разговаривать во время боя, хотя боя у нас пока так и не получалось, и я уж не знал жалеть мне об этом или радоваться.

— Но у дороги может быть ведь только один хозяин, — отражение дьявола приняло задумчивый вид, — а остальные на ней лишь гости.

— Вот сейчас и выясним, кто здесь хозяин, а кто гость, — я ударил снова, скорее для самоуспокоения, надо ли говорить, что результат оказался предсказуем.

— Но тебе ведь не нужна моя дорога, — отверженный оказался удивительно рассудительной для безумца личностью, — тебе нужен мой ангел.