Любовник под прицелом (СИ) - Трапная Марта. Страница 70

– Нет и не было никакого суда, – раздался голос, уже другой, не тот, что отвечал сначала. – Ты мог бы и знать.

И Карл снова кивнул про себя. Это было хорошо. Значит, они слушают все. Значит, у них по крайней мене не один главарь.

– Я давно не живу в Илирии и не слежу за судами, – ответил Карл. – Это не очень красиво с моей стороны, но это не причина меня убивать. Я устал от политики еще в детстве. Я не хочу решать ничьи судьбы. Я хочу, чтобы все было честно. – Он вздохнул. – И чтобы никто никого не убивал.

– Проникновение с черного хода, – раздался голос Эльзы в наушнике. – Двое.

– Отзовите своих людей, которые хотят подойти к дому сзади, или мы их убьем. И эти смерти будут целиком на вашей совести. И их родственники будут иметь право мстить вам до седьмого колена. Подумайте, оно того стоит? Ваши друзья и близкие, за которых вы пришли мстить, умрут по вашей вине. – Карл сделал короткую паузу. – Остановите их, считаю до десяти. Раз...

Эльза сказала «отбой», когда он дошел до трех. Карл вытер взмокший лоб.

– Я рад, что вы способны трезво думать. А теперь давайте поговорим по-настоящему. И для начала я хочу рассказать вам о себе. Я был ребенком. Когда случилась революция, мне было четырнадцать. Но понимать, какое чудовище мой отец, я начал раньше, примерно за год до этого. Я много думал, как остановить его. И не придумал. Я знаю, о чем вы сейчас подумали. «Ты мог бы убить его». Но я не мог убить его. Вспомните себя в тринадцать лет. Готовы ли вы были убить любого взрослого человека, мужчину, пусть даже самого ужасного? Как бы вы стали его убивать? Вы же помните Алекса Хаджи. Он был высоким и сильным. Я не мог бы победить его голыми руками. И к тому же он был моим отцом. Вы когда-нибудь думали о том, чтобы убить своего отца?

– Только ублюдки думают о таком, – неожиданно резко прозвучал ответ.

– Я тоже так считаю, – вздохнул Карл. – И я разрывался от мыслей, что нельзя желать смерти отцу и нельзя оставить все, как есть. Что я должен что-то сделать. И в конце концов я сделал все, что мог. Я передал революционерам планы нашего дома, посты охраны, камеры наблюдения. И другие планы, которые не рисуют на бумаге, но держат в голове. Вы никогда не задумывались, почему повстанцы так легко взяли дворец? Уж точно не потому, что там было мало охраны или она была плохо организована. А потом я убежал из Илирии. И вот теперь вы пришли меня убивать. Только потому, что я ношу фамилию Хаджи.

– Не жди, что мы тебе скажем «спасибо».

– Я и не жду, вы же пришли со снайперскими винтовками, ночью, в бронежилетах. Это мало похоже на визит благодарности. Но прежде чем все закончится, я хочу узнать, зачем вы меня хотите убить. Вы так и не ответили на мой вопрос. Мой труп сделает вас счастливее? За мою голову назначена награда? Вы настолько же кровожадны, как Алекс Хаджи, что хотите убивать невинных, лишь бы убивать? Вот он я, вы нашли меня, вы пришли за мной. Так скажите, зачем вам моя смерть? Каждому из вас. Стоит ли это того, чтобы умереть вдалеке от своей родины и своих родных, под забором чужого дома?

– Убьешь нас, за тобой придут другие! – крикнул тот, первый.

Более нервный, но видимо, и более старший.

– За мной придут, но сейчас мы говорим о вас. Одиннадцать живых и здоровых мужчин и один раненный. Вы так сильно хотите моей смерти, что готовы умереть сами? Если ваше желание такое сильное, то вы знаете, откуда оно взялось. В чем его причина. Личная ненависть? Мы не были знакомы. Мои преступления? Их не было. Что движет вами? За что вы готовы отдать свои жизни? Когда вас будут оплакивать ваши матери и жены, они могут сказать, во имя чего вы умерли?

– Мы хотим изменить мир к лучшему! – этого голоса Карл еще не слышал, и посчитал это добрым знаком. Значит, они стягиваются к своим лидерам.

– И каким образом моя смерть изменит мир к лучшему? Что я делаю плохого? – Карл добавил в голос немного вселенской печали и услышал в наушнике глубокий вздох Эльзы.

Молчание длилось минуту. Карл понял, что ответить им нечего.

– Вы молчите? И правильно молчите, потому что не знаете ответа на мой вопрос. Вы вообще ничего не знаете обо мне, кроме того, что я сын Алекса Хаджи. Что ж, давайте я продолжу свой рассказ. Я живу на острове, работаю в юридической компании, моя специализация – защита труда медицинских работников. Я живу честно, плачу налоги и никому не делаю зла. Я не лезу в политику. Я простой обычный человек, каких много в каждой стране. Моя смерть не сделает мир ни лучше, ни хуже. – Карл помолчал. – Хотя нет, возможно, она сделает мир хуже. В мире станет на одиннадцать убийц больше. Или вы считаете, что такие перемены к лучшему? Чем больше убийц, тем лучше мир?

Этого пассажа не было в тезисах, которые они обсуждали, но Карл чувствовал, что он необходим. Он уже закинул довольно много крючков с разных сторон. Пора подсекать и вытаскивать.

– Как я понял, у вас нет ответа на мои вопросы. А мне не хочется умирать просто так, не зная зачем и ради чего. И пока я пытаюсь разговаривать с вами, я понял, что кроме эмоций и желаний в мире существует другой мотив. Он называется выгода. Кому будет выгодна моя смерть? – подумал я. У меня нет наследников. У меня нет денег Илирии. Все отцовские счета национализированы. Как я уже говорил, я обычный человек. Мое единственное достояние, которое я не могу никому передать, – моя память. Может быть, кому-то выгодно, чтобы я умер? Ведь мне было четырнадцать лет. С этого возраста я могу считаться свидетелем. И к тому же я очень хорошо помню все отцовское окружение. Всех его советников, аналитиков и других людей, которые стояли в тени, но имели власть. И тоже виноваты в смертях ваших родных. И мне кажется, – с грустью заключил Карл, – что как раз им будет очень выгодно, если я умру. Никто не сможет сказать: «стой, я помню этого человека, он был референтом у Алекса Хаджи, неужели он опять взялся за старое?». Я не знаю, кто прислал вас сюда. Я не знаю, откуда у вас деньги и связи, чтобы купить здесь оружие, потому что привезти из дома вы его не смогли. Чтобы организовать это, кто-то должен был здорово вложиться, чтобы ваше присутствие здесь стало возможным. Кому же мог так насолить ребенок, чтобы лелеять месть столько лет? Нет, здесь дело не в мести, – снова вздохнул Карл. – Чтобы тратить такие средства и силы, нужна более... материальная причина.

– Он прав, – вдруг раздался голос, такой глубокий, что Карл вздрогнул. – Он прав.

– Мы не можем... – услышал Карл начало фразы, а потом характерный звук, который бывает, когда выключают мегафон.

Что ж, они начали совещаться. Тоже хорошо. Значит, не так уж сильны их убеждения, чтобы умирать под забором чужого дома в чужой стране.

– Я предлагаю вам не жаться под забором, – сказал Карл. – Вы искали меня много лет. Конечно, вам надо подумать. Заберите своего раненого и уходите. Придете завтра. Или не придете. Я не обижусь.

Он снова не видел ничего, даже тени движения, но Эльза вдруг сказала:

– Они забрали подранка и отходят.

Карл выключил мегафон. Он хотел встать и включить свет, но Эльза будто услышала его мысли.

– Мы ждем до утра. Ты можешь лечь спать. Свет не включай. Мы думаем, что кто-то может вернуться, отдельно от группы.

– Кто-то? – переспросил Карл.

– Если у них в группе есть фанатики, мало ли, – ответила Эльза.

– А ты?

– Я до рассвета остаюсь здесь.

– А как оценивают аналитики шансы на фанатика в группе?

– Мы отслеживаем всех. Утром будут известны личности. И тогда будет ясно. А пока надо подстраховаться. А ты спи.

– Ты думаешь, я смогу?

– Тогда просто лежи с закрытыми глазами без света. И дыши.

Карл сделал так, как она сказала. Странно, что теперь, когда все страшное уже случилось, он не испытывал облегчения. Совсем.

Глава 9. Продолжение операции

Карл проснулся от тишины. Он лежал и прислушивался, и не мог понять, что не так. И только когда открыл глаза – понял. Он спал не в своей спальне. Он так и уснул в этой комнате, бывшей гардеробной, с бронебойными стеклами. И когда он спускался сюда вчера, то оставил свой телефон в спальне. Не звонил будильник. Не доносились голоса птиц. И людей. Не потому что их не было, а потому что эта комната была слишком хорошо защищена от всего мира. В том числе и от звуков. Хотя звуки сами по себе не могли ему навредить, конечно.