Чужбина с ангельским ликом (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 165

Возникла досада на утрату контроля, на очевидный провал, будто ему семнадцать лет, и это у него впервые. Но маленькой полусонной нимфее не казалось это важным. Она счастливо тянула к нему свои руки, прекрасно осознавая реальность происходящего и совсем не испугавшись, ничему не поразившись, будто происходящее являлось их давно привычным занятием.

Даже то, что было у них когда-то, то, что дрейф времени унёс куда-то за незримую черту, вдруг ожило, приплюсовав к себе и начатое не так давно, можно сказать, вчера. Она переливалась счастьем, мерцающим даже в полутьме оттенками радужной и возвышенной лёгкости. И он вдруг осознал, что ей и не с кем его сравнить. По той очевидной причине, что не было у неё никого, кроме него со времени её юности. В чём она и сознавалась ему. Но как же муж? Или он действительно урнинг? И как быть с Антоном, ясноликим вдовцом, с которым она обнималась едва ли не у всех на глазах в этом «Лучшем городе континента»? Легконогий и легкомысленный юнец, которого она сама же и притягивала к себе раз за разом, хотя он, похоже, забывал о ней тотчас же после того, как покидал её террасу возле «Мечты», облизнув со своих пальцев сладкую пудру после пирожных. Забывал о ней к утру уже после вечерних прогулок. Но она отлавливала его и опять тянула к себе как того, на кого имела некие права. И полусонный вдовец флегматично подчинялся. А чем они занимались в тёмных дебрях лесопарка после захода Магниус? Чем-то, что не имело особого значения для Антона, но было значимо для неё? Она же шла в обнимку с Антоном в его жилище в ту ночь, когда сам Рудольф перехватил их буквально на пороге в жилой комплекс «Зеркального Лабиринта», где Антон и проживал. И как проверишь, что такое происходило впервые? Весь предыдущий опыт лишил его иллюзий на счёт женщин, хотя она и тут была для него особенной.

Назвать своё отношение к Антону полноценной ревностью он не мог, потому и решил, что не стоит о нём думать. Сейчас можно полностью уйти в это глупое счастье с глупой модельершей, играющей в куклы, в куклы настоящие и куклы живые, которые спали в её кристалле — игровой. И сама она была такой куклой сейчас, и час его торжества никуда не денется и наступит в свой черёд. И она ответит за свои посиделки с этим Антоном — Антуанетой, ставшим её подружкой среди цветников, когда она порхала вокруг равнодушного мальчишки. И за своё убегание протяжённостью в девять лет. А сейчас он её хотел, и всё было неважно в данный момент. Всё произошло столь естественно и потрясающе остро, что его накрыла волна благодарности к ней, а сверху накрыла ещё и волна радости, идущая от неё, открытой и прежней в своём полном доверии.

— Да это же невозможно вынести… — бормотал он, — тут реально жизнью заплатить за миг столь нереального безумства… — и сказано было на незнакомом для неё языке, но сам прерывающийся стон-всхлип выразил всё то, что не требовало перевода, — Что же это было?

Она обхватила его столь крепко, давая понять, что всё поняла правильно, чем только усилила возникшую нехватку дыхания. У хрупкой лишь по виду нимфеи имелись недюжинные силы. Накопила их запасец, будь здоров! в то время как он, похоже, собственную мощь переоценил. Он ощущал себя, как могло бы ощущать это грозовое облако, будь оно очеловечено, когда оно сотрясается от собственного сумасшедшего истечения с последующим опустошением на грани исчезновения. С нормализацией дыхания радость и благодарность в разы усилились.

Но девять лет без пристанища для души, пасмурные, студёные, не являлись льдиной, способной растаять от её горячей ответной страсти. Они были спрессованной из серых и пыльных дней плитой, каменно-давящей и утяжеляющей и без того нелёгкий его характер. Эту плиту можно только взорвать, чего он и хотел, но Нэя не была к тому способна. Если бы чуть раньше, а сейчас запал как бы исчах во времени.

Несмотря на нереальный накал желания и силу последующей разрядки, нимфея уже не вызывала потрясения как тогда, в прошлом. Вода источника, к чему он столь стремился, отдавала уже горечью, мутным осадком. Он не чувствовал к ней любви как в её юности, она ощущалась другой совсем женщиной, не имеющей к той отношения, кроме своего внешнего сходства. Но и другая она вполне была в его вкусе, но именно что «вкусе». Её хотелось потреблять, а не любить в смысле глубинного плавления и ответной отдачи себя. Она, сегодняшняя, несла в себе вину за ту отнятую и желанную девушку-бабочку. Что же, «бабочка» не дала искомого счастья, а эта теперешняя даст, по крайней мере, развлечение. И он ласкал её, радуясь, что она не умеет читать в его душе. Что она не понимает, какое низкое место он ей уготовил.

Она трепыхалась переливчатыми крылышками, щекотала руки, но не понимала, что играет не на цветущем лугу, а на каменной плите, пусть нагретой и размягченной от сексуального жара, самого низшего в его иерархии ценностей. Она отшвырнула его дар любви, и не будет ей никакой любви. Он будет ею пользоваться как прочими, не туманясь этой любовью. Она сама будет бегать за ним, за своей потребностью в любви ли, в женском ли удовлетворении, какая и разница.

Возникла даже жалость, но подлая, пока он играл ею, какая бывает к прекрасному насекомому. Вот, стоит сдавить пальцами, — и нет завораживающей игры шелковистой бабочки, чтобы затем, мерзко дрогнув, сбросить… И тут же охватывает безмерность своей власти над трепыханием ничтожной, но столь красивой штучки, и живой к тому же. Нет, пусть мерцает, пусть играет, радует и радуется сама. И он гладил её, как гладил бы ультра телесную субстанцию крыльев бабочки, боясь смахнуть с них перламутровую пыльцу.

— Играй, моя радость, играй… — прошептал он, вспомнив откровения влюблённого мутанта, наливаясь повторной страстью ли, похотью ли, но уж точно не любовью. Он распластал её под собою всю, будто надеялся обнаружить следы проникновения старца в её, только ему, Рудольфу, предназначенное тело. Во второй раз он не спешил, она поддалась полностью, всё готовая принять. И внезапно вместо мягкой и покорной отзывчивости взорвалась страстью, вырвавшейся через непроизвольный крик.

«Я люблю её»! — ощутил он в своём ответном ликовании. Никто не способен заменить её, никто не нужен, кроме неё.

Её естественный аромат не заглушался колдовскими духами, которые она использовала, слишком напоминая этим Гелию, — тот же самый запах. В те первые моменты сближения после девяти лет этот аромат оказался способен заглушить её узнавание, но уже не теперь. На мгновение даже показалось, что сердце не выдержит подобных экспериментов и разорвётся, и он вцепился в неё и стиснул, будто требуя прекратить запредельный полёт…

Она дала новое ощущение, уже не похожее на те, прошлые. Прижавшись к её горячим щекам губами, он ощутил вкус слёз и вдруг испытал потрясение жалостью. Это была жалость к родному человеку. Он испытал подобное при виде плачущей дочери в день их примирения. Когда ему померещилось, между ними уже нет, и не будет, той незримой, но явственно бьющей током отторжения колючки, возведённой силой обстоятельств между отцом-скитальцем и девочкой — порождением двух настолько далёких, а настолько похожих миров. Силою ли природного естества или благодаря некой звёздной магии неведомого мира, дочь обрела своё существование — на этот вопрос ответа не было ни у кого. Как не было ответа у него и для Нэи, что это было? Любовь или игра как бегство от ноющей хронической тоски?

— Как же ты попал сюда?

— Разве мы знаем, как попадают персонажи наших сновидений в глубоко упрятанное личное пространство, если не мы сами их порождаем?

— Не похоже на сон…

— Когда события отодвигаются от нас всё дальше по транспортёру времени, я часто думаю, а были ли они в реальности? И не есть ли мы сами всего лишь игровой элемент некой программы, созданной ради утехи или интеллектуального любопытства Разумом Вселенной? Видишь, Паралея сделала меня зыбким мистиком. Таким ли я был дома?

— Ну, уж! Я сон от подлинных переживаний отличить могу. Ты боишься, что я сочту произошедшее насилием? Нет. Это было то, что я хотела и хочу всегда. Твоей любви. Видишь, я открыта с тобой. Будь и ты. Не будь таким непонятным. Мне причиняет муку твоё поведение. Зачем ты исчез после нашего сближения? Я сильно переживала…