Внучка жрицы Матери Воды (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 26

— Можно ли считать человеком девочку с мизинчик, родившуюся в бутоне цветка, или она всё-таки человечек? — он бормотал совсем уж невразумительную чушь. — Да ведь и человечек может быть носителем большой человеческой души, — он продолжал меня рассматривать с манящей весёлостью. — Да я шучу. Чего ты? Иди же, садись.

Но я не села. Со стороны, наверное, выглядело странно, неприлично, как мы влипли друг другу в глаза, не отрываясь и не шевелясь. Вошла Гелия, неся лаковый поднос с тремя розовеющими чашечками на нём. Она села рядом с ним, кровать была широкая, — Садись, — Гелия протянула мне чашечку с чем-то горячим и душистым.

— Может, ты найдёшь мне хоть что-нибудь подходящее? — попросила я, не чувствуя себя вправе расхаживать в укороченной юбчонке и лифе дальше.

— Сойдёшь и такой. Не обнажённая же полностью. К тому же ты в родном тебе доме, а не в приличном обществе, где все сплошь неприличные лицемеры. Садись! — она внезапно рассердилась, а я, устав так долго стыдиться, с облегчением села рядом с ней и взяла чашечку.

— Раз уж сразу не ушла, чего теперь-то? Вот же актриса! Всё продумала наперёд, а разыграла из себя чистоту небесную, — Гелия отчего-то воспроизвела интонации Ифисы — любительницы читать девушкам нравоучения, коим не соответствовала сама. Тем самым Гелия дала понять, что не думает так, и это шутка.

Рудольф продолжал валяться сзади, и я чувствовала его всей спиной, будто она у меня голая.

— Гелия, — он залпом выпил свой «чай», — почему твоя подружка такая дикая?

— Тебе в масть. Ты и сам дикий, — ответила Гелия.

— Да я не в обиду ей так сказал. Она не понимает шуток и игры, вот что я имел в виду, — он как будто забыл, что я-то рядом нахожусь!

— Она ещё многого не понимает. Поживёт подольше, поймёт, — Гелия тоже зачем-то говорила обо мне в третьем лице.

— Гелия, это же наш уговор, вернее, тот компромисс, который мы с тобой изобрели. Всего лишь род игры. Чего ты опечалилась-то? Ты остаёшься при своих интересах… не все же такие корыстные, как ты.

Два безумца друг друга стоили! Мне следовало бы немедленно отсюда убираться, чтобы не стать безумцем уже третьим. И желательно бы навсегда забыть сюда дорогу. Невероятные, недопустимые разговоры велись в моём присутствии, а я сидела как тряпичная кукла, которой этот придурок собирался поиграть на досуге! Мне захотелось плеснуть этот самый «чай» в его наглую физиономию, вмиг переставшую меня завораживать. Гелия хотя бы ощущала дискомфорт от происходящего. Она напряглась и ничего не ответила. Я замерла, так и не тронув губами странного напитка, но продолжая держать чашку. То, что они смели говорить обо мне в третьем лице в моём же присутствии, было ни с чем не сообразно. Но сама-то я чего приклеилась задницей к чужой супружеской постели? Даже Элю я превзошла! Она-то не входила в спальню Сэта и не сидела рядом с его женой, которая миловалась бы с ним на её глазах. Если Сэт и не стеснялся, то лишь того, что грубо толкал свою жену на глазах собственного сына в собственном доме. Так Эли при этом рядом не было. А этот ужас происходил не с Элей, а со мной!

Гелия встала и подошла к окну, кутаясь в своё полупрозрачное одеяние, не способное ничего скрыть толком. Да и задачи такой не имелось, поскольку платье являлось домашним.

— Как мы могли дойти до такого? — спросила она. — Как могла взаимная когда-то любовь выродиться во взаимное унижение? Я презираю себя…

— Выходит, у тебя есть к тому повод. А мне не за что себя презирать! И не устраивай тут бездарный спектакль, который никто не оценит. Твои оценщики за пределами этих стен! Ты сама согласилась. Ты будешь отдыхать от меня, а я… — и он схватил меня сзади неожиданно сильно и невероятным движением, будто у меня не было веса, положил на свою грудь. Мощная грудь ощущалась как упругая и твёрдая одновременно. Он хохотал. Моя чашка куда-то отлетела, а я скатилась вниз, ничего не понимая.

Я убежала в большую гостевую комнату, решив, наконец, уйти, оскорблённая, оглушённая, забыв о своём первом остром впечатлении от этого наглеца, ни с чем не сообразного. Гелия выбежала следом.

Странности поведения Гелии

— Он же шутит! Играет. У него такие игры и шутки, что… понимаешь, он другой… как бы сказать? Он не местный.

— Откуда же он? — не поняла я. — С дикой окраины, что ли? Надо признать, что спустя какое-то время он хотя бы одеваться стал не так убого… А всё же он остался дураком, и шутки его дурацкие!

— Какое время ты имеешь в виду?

— Ты у Нэиля спроси, когда он хотел утопить его в реке…

— Кто? Нэиль? Когда же было?

— Да было как-то. Мы купались, вот он и появился на нашем пляже, а Нэиль его прогнал.

— Странная история. Нэиль ничего не рассказывал. Хотя он до сих пор не знает, как выглядит тот, от кого у меня дочь. Если только Ифиса указала Нэилю на него. Где-нибудь увидела Рудольфа в то самое время, когда он обедал в той же «Ночной Лиане», скажем. Нэиль тоже туда заходит, если деньги на вкусную аристократическую еду заводятся. А Ифиса могла! Ифиса лишь притворяется этакой белой и непорочной птичкой, а на самом-то деле она мечтает присвоить Рудольфа себе!

— Ты сама-то знаешь, чего хочешь? Невозможно относиться к жизни как к игре на сцене, меняя лицедейские маски по ходу действия. И этого ты любишь, и тем дорожишь… А то ты и Ифису судишь, и Нэиля уверяешь в разрыве прежней связи, — пробормотала я, не желая ссоры, но злясь на неё.

— Такое чувство, Нэя, что со мною говорит Ласкира, а не ты.

— Да, бабушка тоже так считает.

— Зачем же Нэиль его прогнал с того пляжа? — Гелия заметно встревожилась, — и Рудольф так просто ушёл?

— Нэилю не понравился его внешний вид. А ушёл потому, что я попросила об этом, — сказала я не без важности. — А то могли и подраться…

— Рудольф всегда не умел нормально одеваться. Ну, особенность у человека такая. Так зачем он туда приходил?

— Мне он о том не сообщил. Гулял. Сама же говоришь, что он любит шляться по просторам континента. Залез купаться прямо в уличных штанах… — тут я прыснула, вспомнив тот день. — Я подумала, вот же дурак! А он ко мне стал приставать…

— Да ну? — изумилась Гелия. — Так вот откуда тянутся ниточки вашего знакомства? Что же ты его оттолкнула?

— А надо было броситься ему на шею? Ты сама-то так и поступила при вашем первом знакомстве?

— Когда и было… уж и не помню ничего.

— У тебя память, выходит, короче, чем у младенца? — спросила я.

— Я так устроена. Не держу в себе никчемной информации, — ответила Гелия.

— Знакомство с тем, от кого у тебя дочь, для тебя никчемная информация?

— Ну… не никчемная, конечно, но такая, о чём мне не хочется вспоминать. А судя по тому, как активно он был озабочен поисками моей замены, и ему ничего уже не дорого. А что потом-то было? После того, как Нэиль его турнул?

— Он ушёл. И уже не пришёл…

— Уж не думаешь ли ты, что он струсил перед Нэилем? Нет. Он всего лишь забыл о тебе на другой же день.

— Ничуть в том не сомневаюсь, — процедила я, путаясь с платьем, — Тут вы с ним коллеги по беспамятству.

— Не уходи! Не обижайся… — упрашивала Гелия, наблюдая мою возню с невысохшим платьем. — Зря ты и застеснялась. Да мы постоянно с ним цапаемся. Ты сама в прошлый раз уже наблюдала нашу семейную идиллию. А уж Ифиса точно посвятила тебя в детали того чуда, что есть наша совместная жизнь, проходящая в хроническом разъединении счастливых супругов.

— Ты издеваешься не только над ним и над собой, но и надо мной. За что?

— Я? Над тобой? Я разве обидела тебя? Ты чудесно выглядела в своём лоскутном наряде. Ты настолько стройна и мила, что тебе не стоит стесняться себя. А он и вообще ничего не соображает в моде, не отличает нижнюю юбку от верхней. Сшей мне обязательно что-то подобное, лоскутное, но адаптированное для выхода на улицу. Мы ещё изобретём с тобою новую авангардную моду! Приходи завтра. Он и не думал тебя обижать. Он вроде дурачка, хотя очень умный. Так он проявил к тебе свою симпатию. Обычно же он всех прогоняет. Ты же знаешь. Кроме Ифисы. Но и её доводит до слёз. Ему никто не нравится из моих знакомых. Ты первая, — и она обняла меня. — У него очень специфическое чувство юмора. Ты ещё привыкнешь к его особенностям.